Две недели в другом городе - Шоу Ирвин (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

Джек увидел здесь Тачино, его помощника Тассети, Барзелли, Делани и жену режиссера, Клару. Стайлз стоял, пошатываясь, возле бара с застывшей на лице презрительной улыбкой. В центре комнаты Деспьер беседовал с Моссом, знакомым Джека из посольства, и молодым итальянским режиссером, получившим год назад приз в Венеции. Холты, держась за руки, прогуливались среди гостей, источая радушие; временами по их лицам скользили смущенные улыбки; они были счастливы, потому что в Оклахоме им никогда бы не удалось устроить такой прием. Миссис Холт еще не успела напиться.

Уровень шума в изысканно убранной гостиной только начал повышаться; хриплый мужской смех заглушал звонкое женское щебетанье, усиленное алкоголем. Охотники и охотницы, возбужденные обилием дичи, стреляющие по всему, что движется, переходили от одной группы к другой, стремясь занять наиболее удобную позицию в многоязычной толпе. В молодости, до первой женитьбы и в промежутках между браками, Джек охотно посещал подобные многолюдные сборища, где ничто не связывало приглашенных друг с другом, почти никто никого прежде не знал и практически не мог встретить в будущем; это общество не признавало условностей и не обладало четкой инфраструктурой. Точнее, инфраструктура формировалась каждый раз заново, она существовала с семи часов вечера до десяти, а позже разрушалась; каждый вечер во всех столицах мира подогретые алкоголем люди ухаживали, флиртовали, знакомились, расставались, обижали друг друга, льстили, интриговали. Сегодня эта ярмарка не захватывала Джека, он пытался определить, когда сможет покинуть палаццо, не нанеся своим уходом обиды Холтам. Джек приглашал Веронику пойти сюда с ним, но она отказалась.

«Наш роман продлится только две недели, — сказала она, расставаясь сегодня с Джеком в отеле, — и я не хочу афишировать его. Не хочу попусту растрачивать наше время на таких вечеринках. Мне даже не хочется ни с кем разговаривать в течение этих четырнадцати дней».

Они договорились встретиться в девять тридцать и поужинать вместе. Джек не торопился опустошить свой бокал, желая остаться трезвым для Вероники. «Готов поспорить, — подумал Джек, — ни один из присутствующих не может похвастаться тем, что сегодня днем ему довелось выслушать угрозу, подобную произнесенной Брезачем».

— Возьмите, к примеру, меня, — произнес молодой режиссер-итальянец, стоявший возле Мосса и Деспьера; ради сотрудника посольства он говорил по-французски. — Во мне смешаны черты двух этнических групп, населяющих Италию. Посмотрите на мой затылок.

Он повернулся, демонстрируя слушателям заднюю часть своей головы.

— Он плоский. Я родился в Венеции, мой отец — венецианец На севере Италии много швейцарцев, баварцев, тирольцев, это люди строгие, прямодушные, не отличающиеся красотой. Но лицом я похож на мать, она родом с Калабрии. Видите печальные темные сиротские глаза? Южный темперамент, чувство юмора, внезапные приливы энергии, долгие периоды бездействия. Обитатели севера практичны, они активны и, как большинство современных людей, не проявляют большого интереса к собственной личности. Южане — мечтатели и философы, лишенные деловой хватки, они — вымирающий интеллект Италии; без внешнего принуждения они никогда бы не стали пользоваться электрическими моторами или тракторами, они предпочли бы и поныне пахать деревянным плугом, приводимым в движение волом или ослом. Сочетание двух начал, воображения и деловитости, порождает взрывчатую, созидательную итальянскую смесь, способствующую реализации свежих идей. Дон-Кихот и Эдисон, Генри Форд и Бенедетто Кроче. [32] Мы в любой момент способны совершить удивительное открытие. Даже сейчас мы можем многому научить Европу. Например, мы первыми оправились от потрясений войны. Спрашивается, почему? Да потому, что быстро признали себя побежденными. Поражение для итальянцев — вещь естественная, мы смирились с ним, как люди мирятся с плохой погодой. Не удалось одно, сказали мы себе, займемся другим. Французы же, эти рассудительные французы, — он с усмешкой поглядел на Деспьера, — до сих пор делают вид, будто они не потерпели поражения. Они вечно стоят в агрессивной позе и готовы броситься на каждого, кто скажет: «Вы проиграли». Они столь усердно защищают мифическое прошлое, что никак не могут шагнуть в настоящее. Я скажу вам кое-что еще об итальянцах и французах. Мир отпустил нам, итальянцам, наши грехи так быстро, потому что мы раньше всех простили себя сами. Французы до сих пор не прощены — обратите внимание на ту горечь, что звучит и поныне в голосах ваших американских и английских друзей, а причина заключается в том, что французы сами не могут простить себе Ставиского, Блюма, линию Мажино, Петена, Лаваля, Дорио, даже Де Голля, [33] итальянцы тем временем охотно простили себе не только свои поражения, но и победы — Аддис-Абебу, Гернику, Албанию, Грецию, Муссолини и короля, вторжение во Францию и тайную капитуляцию после сдачи Сицилии.

Слушая интеллигентный голос с легким акцентом, Джек думал: «Где ты был, когда Муссолини ораторствовал с балкона, как высоко ты вскидывал руку?»

— Что касается немцев, — продолжал режиссер, отчаянно жестикулируя, усмехаясь, восторгаясь собой, своими доводами, вниманием недавних врагов, — они, конечно, не испытывают потребности прощать себе что-либо. Они чувствуют, что были, как всегда, правы — разве ход истории это не подтверждает? — просто их одолела еще большая сила. Немцы — счастливая нация; их дух укрепляют две могущественные силы — чувство собственной правоты и жалость к себе…

Джек отошел от режиссера, извергающего поток полуправды; его раздражал красивый, складно говорящий человек с густой темной шевелюрой, манипулирующий набором четко определенных категорий — север, юг, плоский затылок, округленный затылок, бесплодные мечты, практическая деятельность, победители, побежденные, прощенные и непрощенные; после третьего бокала всякому понятию легко находилось место на полочке.

Клара Делани, сидевшая у стены, затянутой шелком, улыбалась, делая вид, будто ее занимает то, о чем говорили по-итальянски люди, находившиеся неподалеку от нее. Она перехватила взгляд Джека и махнула ему рукой. Он подошел к ней и поцеловал ее в щеку. Лишенная привлекательности, мертвенно-бледная, худая Клара разменяла пятый десяток; она работала секретаршей Делани в годы его второго и третьего браков. У нее были выпуклые, слегка навыкате, темные глаза и обиженное выражение лица.

— Как дела, Джек? — спросила она своим сухим, скрипучим голосом. — Как семья? Как тебе удается выглядеть так молодо? Ты больше не бываешь в Америке?

Джек старался как можно добросовестнее отвечать на все вопросы Клары; слушая его, женщина поминутно нервно посматривала через плечо на Делани, Барзелли и Тачино, которые беседовали, стоя у бара. Годы ничего не изменили, подумал Джек, Клара по-прежнему одна; она, как обычно, несет свою вахту бдительности, издали шпионя за мужем; сейчас жена Делани напоминала солдата, следящего за передвижением войск противника.

— Какое впечатление произвел на тебя Рим? — спросил Джек, немедленно переходя на банальности — неизбежная дань, отдаваемая миром Кларе Делани.

— Ненавижу его. Люди здесь такие фальшивые. Никто не скажет хотя бы одно искреннее слово. — Она указала скорбным кивком головы на мужа и Барзелли. — Он неисправим. Неизлечимая слабость к исполнительнице главной роли. Не может пропустить ни одну. Если бы Морис снимал фильм про убангийских каннибалов, он бы затащил в постель негритянку, играющую королеву людоедов.

— Ну, Клара, — пытаясь успокоить ее, сказал Джек, — я уверен, ты преувеличиваешь.

— Ха! — резко выдохнула Клара, не спуская глаз с мужа. — Преувеличиваю! Я могла бы сказать тебе, где я находила следы губной помады.

Клара никогда не относилась к числу женщин, хранящих в себе свои беды. Джек понял, что годы не сделали ее более сдержанной. Он сочувственно хмыкнул ей в ответ, боясь дальнейших признаний.