Мой любимый sputnik - Мураками Харуки (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Вот и получается: чтобы так плотно приблизиться к Мюу, мне нужно максимально освободиться от лишнего груза. Даже такое основополагающее занятие, как “думать”, неизбежно становится для пеня ощутимой ношей. Вот в этом-то все и дело.
И сколько бы там мое пастбище ни зарастало травой — я об этом больше знать не знаю, вот еще! Просто заваливаюсь в густую траву, глаза — в небо, и любуюсь проплывающими белыми облаками. Вверяю свою судьбу их течению. Тихонько отдаю свое сердце пронзительно свежему запаху трав, шепоту ветра. Знаю я что-то или не знаю, какая разница — все это для меня уже безразлично.
Нет, не так! Все это для меня было безразлично с самого начала. Мне нужно стараться точнее излагать свои мысли. Точность… Точность…
Я понимаю, что моим правилом — правилом Человека Пишущего — было лепить фразы из того, что я в действительности знала (или о чем имела представление), но делать это так, как если бы в данную минуту я ничего об этом не знала. Как только я скажу себе: “А вот это я точно знаю! Гробить силы и время на то, чтобы писать об этом? Ну уж нет!” — все, моему писательству конец. Все-таки я не могу двигаться “вообще куда угодно”. Скажу конкретнее. К примеру, думаешь о ком-то: “Вот этого человека я знаю хорошо! Нечего тут копаться в деталях, все отлично!” — и пребываешь в полном душевном равновесии. Если я или вы будем так поступать, скорее всего, нас жестоко предадут. Во всем, в чем, как нам кажется, мы довольно здорово разбираемся, спрятано еще ровно столько же, в чем мы абсолютно не разбираемся.
ПОНИМАНИЕ — ВСЕГО ЛИШЬ СУММА НЕПОНИМАНИЙ.
В этой мысли (только между нами!) — суть моего скромного способа познания мира.
Ведь в нашем мире “знаю” и “не знаю” на самом деле напоминают сиамских близнецов — так же фатально неразлучны и хаотично перемешаны между собой.
Смешение… Смешение…
И вообще, разве кто-то способен точно провести границу между морем и тем, что в нем отражается? Или сказать, чем падающий дождь отличается от печали и одиночества?
Так-то вот. И посему я героически отказываюсь копаться в том, что такое “знаю” и “не знаю”. Это — моя отправная точка. (Если задуматься, такая стартовая позиция — просто жуть, хуже не бывает. Но куда ж деться, человеку нужно от чего-то отталкиваться, чтобы двигаться дальше. Так ведь, а?) Вот потому и пришло ко мне понимание того, что все неразрывно связано между собой: тема и стиль, субъект и объект, причина и следствие, я и суставы моей руки. Все, что могло просыпаться, высыпалось на кухонный пол и смешалось в одну кучу — соль, перец, мука, крахмал, если можно так выразиться.
Я и суставы моей руки… Да уж… Я как раз застукала себя на том, что сижу сейчас за компьютером и опять с хрустом сжимаю пальцы. Эта дурная привычка вернулась ко мне вскоре после того, как я бросила курить. Сначала — хрусть-хрусть — я по очереди перебираю пальцы правой руки, затем — хрусть-хрусть — левой. Конечно, кичиться тут особенно нечем, но все же я могу хрустнуть пальцами дико громко, да еще с таким мерзким сухим звуком, будто рядом кому-то голыми руками свернули шею. Когда я училась в младших классах, никто из мальчишек-одноклассников не мог побить мой рекорд по громкости хруста.
Примерно когда я уже поступила в институт, К. однажды деликатно намекнул, что “искусство” хруста пальцами — не совсем то, чем следует особенно гордиться. И девочке, когда она достигает определенного возраста, вовсе необязательно устраивать победный грохот костей — по крайней мере, на людях, поскольку в такие моменты она выглядит абсолютно, как Лотте Пенья в фильме “Из России с любовью”. Мне оставалось только (интересно, а почему раньше, до К, мне об этом никто не говорил?) — да, оставалось только призадуматься: “Да-а-а… Вот оно как…”, собрать волю в кулак и покончить с этой привычкой. Я обожаю Лотте Ленья, но быть похожей на нее… ну уж нет. И все же, бросив курить, неожиданно для себя самой я стала вдруг замечать, что довольно часто, когда сижу за столом и пишу, я начинаю бессознательно хрустеть пальцами. Хрусть-хрусть-хрусть-хрусть хрусть… Пеня зовут Бонд. Джеймс Бонд.
Но вернусь к тому, с чего начала. Времени-то почти нет: тормознуть по дороге, забежать куда-нибудь — совсем его не осталось. И Лотте Пенья — бог с ней, сейчас не до нее. Нет у меня ни минуты, чтобы зависать на метафорах. Как я уже написала, понятия “знаю” (“полагаю”) и “не знаю” существуют внутри нас вместе, обреченные делить одну жилплощадь на двоих. Но многие люди живут, разделив их между собой ширмой, — для удобства. Да ведь так оно и приятно, и комфортно! А я с легким сердцем выкидываю эту ширму куда подальше. Для меня просто немыслимо поступить иначе: что-что, а все эти перегородки я просто не выношу! Такой вот я человек!
Если позволите еще раз воспользоваться примером сиамских близнецов, замечу: вовсе не обязательно, чтобы они всегда пребывали в полном согласии друг с другом. Или всегда страстно желали понять друг друга. Чаще всего ситуация выглядит как раз с точностью до наоборот. Правая рука не ведает, что собирается сделать левая, а левая не ведает, что хочет сделать правая. Да и мы сами существуем точно так же — доходим до полной разрухи в голове, теряемся в пространстве, и в итоге… бабах! — с грохотом врезаемся во что-то.
Что я хочу здесь сказать, буквально в двух словах. Если человек стремится заставить мирно сосуществовать на одной территории свои “знаю” (“полагаю”) и “не знаю”, ему понадобятся изощренные контрмеры. Этими ответными мерами — Дада, совершенно верно! — являются размышления. Иными словами — то, за что можно крепко зацепиться. Иначе, почти наверняка, мы будем двигаться безнадежным и порочным курсом “на столкновение с предметами”.
Вопрос.
Итак, что же все-таки делать человеку, чтобы не слишком погрязнуть в серьезных раздумьях (раскинуться в поле и праздно наблюдать за плывущими белыми облаками, слушая, как растет трава) и при этом умудриться избежать состояния, когда — бабах! — врезаешься в предметы? Трудный вопрос? Вовсе нет! С точки зрения чистой логики — проще не бывает. C'est simple<Это просто (фр.) >. Нужно видеть сны. Постоянно. Войти в мир сновидений и оттуда уже не возвращаться. Жить там вечно.
Во сне вовсе не нужно отделять одно от другого. Совсем не нужно. Поскольку с самого начала там не существует ничего даже отдаленно похожего на разграничительные линии. Понятно, что во сне почти не происходит столкновений спредметами, а если даже они случаются, от них не больно. А вот реальность — иная. Реальность кусается.
Реальность… Реальность…
Когда-то давно на пресс-конференции после премьеры фильма “Дикая банда” режиссера Сэма Пекинпа одна журналистка, подняв руку, задала вопрос: “Скажите, почему в картине вам нужно было показывать так много крови? В чем причина?” Произнесла она это довольно резко. Один из актеров, снимавшихся в фильме, — Эрнест Боргнайн — с некоторой растерянностью на лице взял слово: “Вы позволите*.. Леди, человек так устроен: если в него выстрелить, польется кровь”. Этот фильм вышел в самый разгар войны во Вьетнаме.
Я люблю эту реплику. Пожалуй, она и есть основа реальности. То, что с трудом делится на части, нужно так и воспринимать — как неделимое. И пускать кровь. Выстрел и кровопролитие.
ВЫ ПОЗВОЛИТЕ? ЧЕЛОВЕК ТАК УСТРОЕН: ЕСЛИ В НЕГО ВЫСТРЕЛИТЬ, ПОЛЬЕТСЯ КРОВЬ
Вот именно поэтому я и стала писать. Я размышляю — так, как обычно это делаю, — и оказываюсь в пространстве без границ и названия, пространстве постоянных мыслей. Там, внутри меня, происходит зачатие — зарождается видение: еще незрячий зародыш по имени Понимание плавает, окруженный вселенскими, всепоглощающими околоплодными водами Непонимания. Наверное, в этом и есть причина, по которой пои сочинения невыносимо, чудовищно длинны, и к концу (вот как сейчас) повествование вообще выходит из-под контроля. Поддерживать эту “линию снабжения” с соответствующими ей объемами поставок я еще не способна — нет нужных навыков. Не способна технически. Да, пожалуй, и морально тоже.
