Знаменитый газонокосильщик - Ланина Мария Михайловна (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Перед тем как лечь, звоню Джемме, чтобы извиниться за предыдущий вечер, и говорю, что мы должны стать не изгоями, а охотниками и собирателями, я только что посмотрел про них программу по телевидению. У этих людей потрясающе интересная жизнь. Никаких курсов повышения квалификации в собирании ягод. Никто никому ничего не приказывает. В понедельник убил карибу, во вторник собрал пару-тройку яблок, и спи-отдыхай. Никто не знает, что охотники и собиратели делают в оставшееся время. Возможно, занимаются сексом и играют в чехарду. И уж точно их не интересуют новые марки «пежо», двусторонние плуги и вся остальная дребедень, от которой нынче нет прохода.
Чтобы избавить меня от чувства ревности, Джемма говорит, что рост у Рода всего пять футов три дюйма, и еще у него острый кадык.
— Насколько острый? — спрашиваю я.
— Очень острый, — отвечает она.
— Настолько острый, что он не может носить шарф?
— Да.
Мы оба разражаемся смехом, и перед тем, как повесить трубку, я называю ее Джем-Джем, а она меня Ежом.
Хорошо бы, чтобы все население земного шара объявило столетние выходные. Что такое сто лет по сравнению со всем тем временем, которое люди трудятся, начиная с Великого взрыва? За сто лет мы сможем прочитать все хорошие книги и посмотреть все классные фильмы. Сто лет полного безделья. Чтобы прокормиться, нам хватит замороженной в Исландии пищи. Никто не будет голодать. Никакого экономического роста, никаких стиральных машин и новых «фордов», обладающих более совершенными аэродинамическими свойствами по сравнению с предыдущими моделями. Человечество нуждается в столетней передышке, для того чтобы понять, что жизнь не исчерпывается саморегулирующимися чайниками, все уменьшающимися компьютерами, личными органайзерами и «Пежо-206».
<i><b>18 ноября:</b></i> Мама сегодня очень подавлена. Говорит, что ей приснилось, что она делит между Сарой, Чарли и мной содержимое холодильника — каждому по упаковке жаркого. Еще она говорит, что ей не хотелось бы, чтобы в доме появилась другая женщина, и спрашивает меня, что я думаю по этому поводу. Я ничего не отвечаю и просто обнимаю ее за плечи.
Вчера ей снова делали прокол и выкачали из нее семь пинт жидкости. Но уже через несколько дней отеки снова начинают нарастать. Вечером мы с папой отправляемся ужинать в «Полную луну», а мама, воспользовавшись кратковременным улучшением состояния, вместе с Чарли едет развозить выглаженное белье. Папа пытается объяснить мне целый ряд практических проблем.
— Через некоторое время нам придется пригласить сестру-сиделку, так как вряд ли мама захочет поехать в хоспис, — говорит он. Еще он объясняет, что, возможно, нам придется продать дом, если мама потеряет способность двигаться. — А еще я буду вынужден перевести все имущество на свое имя. — В свое время из-за налогов, а также потому, что он считал, что умрет первым, папа все записал на мамино имя.
Вернувшись домой, мы усаживаемся смотреть «Пушки острова Наваррон». Для того чтобы забыться и отвлечь меня от вопросов, связанных с мамой, он постоянно все комментирует — технические детали съемок каждой сцены и революционные открытия в кинематографии, как, например, показ происходящего через окуляры бинокля. Я бы предпочел, чтобы он просто расплакался, тогда бы и я мог дать волю слезам.
Сегодня ночью мне приснился на редкость странный и символический сон. Это было действительно потрясающе. В этом сне слава не являлась прерогативой одних лишь писателей, художников и музыкантов, а равномерно разделялась между представителями всех профессий. Одну неделю самыми знаменитыми считались мусорщики, вторую — ассенизаторы, третью — представители еще какой-нибудь профессии. Например, в моем сне слава распространялась исключительно на торговцев газонокосилками. Это было что-то фантастическое. Я получал огромные деньги за то, что привинчивал рукоятки к газонокосилкам фирмы «Вебб», а представители «Паркинсона» раболепно интересовались у меня, как работает новая марка «Маунтфилда» на сырой траве. Даже папа повесил мою фотографию в бильярдной. Естественно, проснувшись, я почувствовал себя крайне неуютно, когда понял, что я по-прежнему никто.
Однако на самом деле в этом мире все должно быть устроено именно так, как в моем сне. Я должен приезжать в магазин в «порше» с тонированными стеклами, меня должна встречать толпа энтузиастов садоводства — они подбрасывают в воздух шарики, я оставляю автографы на их ведрах для сбора травы, и они скандируют сказанную мною фразу: «Принесите свой „Флимо-ТХ1“, и я обменяю вам его на „Хонду-345“, добавив к ней набор секаторов».
Честолюбивые подростки встречаются после уроков и объединяются в команды по продаже газонокосилок, надеясь, что их заметят представители маркетинга и они смогут пробиться к вершинам славы. Вот как все это должно быть устроено.
Майкл Бэрримор. И когда вы впервые почувствовали желание стать продавцом газонокосилок, Джей?
Я. Видите ли, Майкл, когда мне было пять лет, папа купил газонокосилку, и это произвело на меня огромное впечатление.
Весь день провел в гостиничном номере, названивая разным знаменитостям, чтобы забыть о том, какой я неудачник, а также чтобы не думать о полоске пригоревшего сыра на гладильном аппарате, которую не отскрести никакими силами. Может, у меня отсутствует какой-нибудь ген, отвечающий за работу? Может, мне вообще не досталась хромосома, отвечающая за полный рабочий день? Может, все дело именно в этом? И когда я умру, эта вопиющая аномалия будет обнаружена патологоанатомом, и тогда папа поймет, как он был неправ, отравляя мне жизнь: «Если бы мы только знали о том, что у него отсутствует хромосома, отвечающая за полный рабочий день! Как я виноват перед ним!» Хнык-хнык-хнык.
11 часов вечера.
Джемма хочет, чтобы я познакомился с ее бывшими однокурсниками. Она сказала об этом сегодня, когда я вернулся из Стоу-на-Пустоши. Она пытается восстановить с ними контакты. И кое-кто из них должен приехать к ней через пару дней. В том числе Верзила Род, вкрадчивым голосом сообщает она, и Алан, который должен мне понравиться, так как он писал комедийные скетчи для Расса Эбботта.
Но что бы Джемма ни говорила, я все равно не могу отделаться от мысли, что рано или поздно она с кем-нибудь от меня сбежит. Всем известно, что стоит расстаться, и отношения рушатся. Устоят ли наши? Но когда я начинаю говорить об этом, Джемма заявляет, что я веду себя как параноик. Я с трудом переношу даже то, что ей нравится Рутгер Хауэр. Я все время вспоминаю его фильм «Попутчик» и представляю себе, как Джемма подбирает Хауэра по дороге в Шеффилд и сбегает с ним. У меня прямо тошнота к горлу подкатывает: стоит какой-нибудь знаменитости в широком пальто что-нибудь вякнуть, и меня бросят.
Вместо того чтобы уволить, меня повысили по службе. Осси вызвал меня в свой кабинет и сообщил, что я могу занять половину его стола и пользоваться тремя верхними ящиками стеллажа.
— Мы хотим, чтобы ты чувствовал себя ответственным человеком, — заявляет он.
Вероятно, Осси ничего не знает о курсах повышения квалификации, чему я должен бы радоваться. Но почему-то это погружает меня в глубокое уныние. Единственное, о чем я думаю, так это о том, что рано или поздно Осси обо всем станет известно, и он отберет у меня ящики. Почему-то это меня волнует. Всего три ржавых ящика — не какая-нибудь ядерная кнопка, — а я уже начинаю ощущать себя ответственным человеком. Ящики начинают меня привлекать.
9 часов вечера.
Сегодня мы с Джеммой, чтобы не возвращаться к теме Шеффилда, сочиняем эскапистский сценарий, в котором мы исполняем роли героев-изгоев. Меня звали Рэй Дуди, и я был этаким ковбоем в духе Берта Рейнолдса, который постоянно повторял: «А вот хрен тебе!», а Джемма была моей подружкой в духе Салли Филд. Вся история заключалась в том, что мы играли на гитаре у костра, ели мясные консервы и колесили по Америке в старом фургоне под названием «Сестренка», который то и дело перегревался, и тогда мы хлопали его по приборной доске и повторяли: «Ну же, Сестренка».