Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место - Шляхов Андрей Левонович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Короче говоря – пациентка умерла прямо там, в приемном отделении, — нахмурился Клюквин. — Вот так и открылось мое персональное кладбище… Эх!
Было видно, что ему до сих пор больно вспоминать эту историю.
— Та медсестра, которая ее принимала, завезла каталку с бабулей в смотровую и ушла домой, потому что ее смена уже закончилась. Предупредить сменщицу о том, что в смотровой дожидается врачебного осмотра больная, медсестра забыла. Летний день, воскресенье, все на дачах, в городе – тишина и покой, госпитализаций нет. Дежурная врач и дежурные сестры занимались своими текущими делами, пациентка терпеливо ждала осмотра, но так его и не дождалась…
— А что показало вскрытие? — спросил Данилов.
— Вскрытие, Владимир Александрович, показало свежайший трансмуральный инфаркт миокарда. Надо ли объяснять, что виноватым в смерти больной оказался доктор со «скорой», то есть я.
— Почему?
— Причин тому, Фаина, было несколько. Во-первых, я по халатности не диагностировал инфаркта и оттого не госпитализировал больную в реанимационное отделение, куда ей была прямая дорога. Мои возражения о том, что инфаркт мог развиться уже в приемном отделении, отметались в сторону без обсуждения. Во-вторых, я провел госпитализацию с вопиющим нарушением правил, не сдав больную с рук на руки дежурному врачу. Возражения на тему, что больная все же была не брошена и не «скинута», как изволил выразиться главный врач, а поручена заботам медсестры приемного отделения, и что ждать чуть ли не час, пока где-то по больнице отыщут дежурного врача, «скорая помощь» вряд ли должна, тоже отметались в сторону.
— И тоже без обсуждения? — уточнил Данилов.
— Да, — кивнул Клюквин. — А тут еще и сын умершей, вернувшись на другой день с дачи, узнал, как его мать провалялась в приемном, и написал жалобу прямо в Главное управление здравоохранения Московской области. Жаловаться, так с помпой, на самый верх. Удивительно, что не в министерство.
— И чем же все закончилось, Анатолий Николаевич? — Ахметгалиевой не терпелось узнать развязку.
Дело закончилось строгими выговорами по Управлению для меня и заведующего станцией. Захар Геннадьевич вдобавок получил предупреждение о неполном служебном соответствии.
— А врач, дежурившая в тот день в больнице, разве вышла сухой из воды? — не поверил Данилов. — И медсестра, забывшая передать больную, ничего не огребла?
— Представьте себе, — тряхнул седой шевелюрой Клюквин. — Ничего им не было. Совсем ничего.
— Так не бывает. — Ахметгалиева покачала головой. — Получать – так всем скопом. Что-то вы недоговариваете, Анатолий Николаевич…
— Дежурная врач «по совместительству» была тещей главного врача, а «забывчивая» медсестра – женой его то ли двоюродного, то ли троюродного брата, — ответил Клюквин. — Вот такие пирожки.
— И вы не оспаривали…
— Нет, Фаина, не оспаривал. Противно мне было влезать в эти дрязги. Поработал еще несколько месяцев и ушел в анестезиологи, благо подвернулась такая возможность…
— Можно к вам? — спросила ординатор Полосухина, открывая дверь.
— Нужно, — ответил Данилов. — Жду с нетерпением.
— Вот, пожалуйста.
На стол перед Даниловым легла история родов несчастной женщины.
— Можете поговорить с ней, — сказал Данилов в ответ на вопрошающий Нинин взгляд. — Пришла в себя, показатели стабильные, душевное состояние – сами понимаете… Так что не акцентируйте внимания на ненужном и ведите разговор осторожно.
— Я понимаю, — заверила Нина и вышла из ординаторской.
— Эх, молодежь! — Клюквин поднялся на ноги. — С вами хорошо, а дома лучше. Да и кот мой заждался уже.
Своего кота по имени Черчилль Анатолий Николаевич обожал настолько, что постоянно носил при себе его фотографию и с гордостью демонстрировал ее всем желающим. Данилов, хоть и не был страстным кошатником, не смог удержаться от восторга, увидев фотографию Черчилля. Кот был ухоженным, преисполненным чувства собственного достоинства, что бросалось в глаза даже на фотографии, а размерами своими больше напоминал рысь. Котище, настоящий сказочный Котофей!
Глава двенадцатая
ШКОЛА КАК ОНА ЕСТЬ
— Мам, тебя наша классная просила завтра в школу зайти.
Никита не торопясь допивал апельсиновый сок, внимательно следя за тем, какое впечатление произвели его слова.
— Что ты натворил?
— Ничего. — Спокойствие сына показалось Елене притворным. — Почему я обязательно должен что-то натворить?
— Если ты ничего не натворил, то почему меня вызывают в школу?
— А кто сказал, что только тебя?
Подобная манера ведения разговора могла из себя кого угодно, а не только женщину, уставшую на работе от бесконечных вопросов и ответов.
— Никита! — Елена хлопнула ладонью по столу. — Перестань отвечать вопросом на вопрос и объясни нормально, по какому поводу меня вызывают в школу?
Никита поставил опустевший стакан на стол, прижал ладони к вискам и покачал головой. Жест обозначал нечто вроде «ох, как трудно разговаривать со взрослыми». Елена молча ждала ответа, только брови ее сдвигались все ближе. Высказав свое отношение к действительности, сын отнял руки от головы и доложил:
— У нас журнал пропал. Наш классный-распрекрасный журнал исчез.
— Ты к этому причастен?
— Нет, нисколько. Я не брал журнала.
— Честно?
— Ну ма-а-ам… — с укоризной протянул сын. — Я же сказал – не брал.
— Тогда почему вызывают меня?
— Вызывают всех, будет родительское собрание.
— Нет, с тобой говорить – никаких сил не хватит! — возмутилась Елена. — Ну скажи – зачем тебе понадобилось устраивать вечер вопросов и ответов вместо того, чтобы просто сказать: «Завтра у нас родительское собрание по поводу пропавшего журнала»? Разве ты не умеешь связно выражать свои мысли? Как маленький, честное слово!
— Я и есть маленький, — подтвердил Никита. — По ночам гулять нельзя, пиво нельзя, голосовать на выборах нельзя…
— И что же тебя больше всего огорчает?
Елена встала из-за стола и начала складывать в раковину грязную посуду.
— Конечно же то, что нельзя голосовать, — вступил в разговор Данилов. — Какие тут могут быть вопросы.
— Угу, — подтвердил Никита, вылезая из-за стола и занимая стартовую позицию у двери. — Ну, я пойду?
— Подожди! — остановила его мать. — Сначала скажи, во сколько у вас собрание.
— Это у вас, — поправил сын. — Нас не приглашали. В шесть часов.
— Ой, а у нас завтра совещание на Центре, — спохватилась Елена. — Я точно не успею. Еще не факт, что оно вообще к шести закончится…
— Я схожу, — вызвался Данилов. — У меня завтра обычный рабочий день, к шести в школу спокойно успею.
— Вот и хорошо! — обрадовалась Елена.
После того как Никита ушел в свою комнату, она сказала Данилову:
— И стоит ли собирать родительское собрание по поводу пропажи журнала? Заведи новый – да и дело с концом!
— Нет, — возразил Данилов. — Скажу тебе как сын учительницы: пропажа журнала – это чрезвычайное происшествие и геморрой в одном флаконе. Представляешь, какая морока для учителей его восстанавливать? Все оценки переносить из дневников и листов с контрольными работами обратно в журнал; а прогулы?.. Неизбежно возникают конфликты, ученики начинают доказывать, что у них была пятерка, а не тройка, и вообще…
— Значит, надо наставить всем пятерок! — Невозможно заведовать подстанцией «скорой помощи» без умения идти на компромиссы.
— Тогда журналы начнут пропадать постоянно, — рассмеялся Данилов. — Ну и возмутителен сам факт посягательства на школьную святыню. Он просто вопиет о возмездии, каковое и свершится завтра.
— Я сейчас поговорю с Никитой! — Елена домыла последнюю чашку и стала тщательно, «по-врачебному», вытирать руки полотенцем.
— Не надо, — возразил Данилов. — Он же тебе сказал, что не брал журнала.
— Нет, я чувствую, что он чего-то недоговаривает. — Елена швырнула полотенце на стол и вышла из кухни.
