Эй, Нострадамус! - Коупленд Дуглас (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

Вот и считай себя после этого ходячим детектором лжи.

— Как же можно так играть с чужой жизнью? — возмутилась я.

— Играть? Вот уж нет! Я вселяю в людей надежду, но не даю им повода для необоснованных ожиданий. Ведь большинство хотят каких-нибудь подтверждений, пусть даже самых неправдоподобных, того, что кто-то помнит о них там, в далеком небытии.

— Большинство? А чего же хотят остальные?

— Остальные хотят настоящего разговора с умершими. Однако этого я устроить не могу. Я же говорила, что мошенница. А даже если б и могла… Беседовать с теми, кто ушел в небытие, по-моему, не самая лучшая затея.

— Но раз вы мошенница, то как же…

— Все так, Хэттер, мошенница. Но эти «Во дела» — первый в моей жизни похожий на правду сигнал. И, честно сказать, он меня пугает.

— Так от меня-то вы чего хотите?

— Просто скажите, значат ли для вас что-нибудь эти слова. Знакомы ли.

— Дайте подумать.

Я поставила пустой бокал на стойку и увидела на нем отпечатки губной помады. Зачем мне помада, когда я сижу с детьми? Мороженица закашлялась и выключилась. Мерно урчал холодильник.

— Хорошо, — сказала я. — Это действительно кое-что значит.

— Ох, слава богу!

— Подождите. Скажите, когда вы получаете ваши сообщения, вы слышите голос в голове? Или видите буквы, как на экране компьютера?

— Сложно объяснить. И то и другое… Нет, нечто совершенно непохожее. Вроде того, как, выйдя из дому, вдруг понимаешь, что не выключил плиту. Это не выразить словами. И в то же время это слова.

Звучало убедительно.

— Вы видите его лицо?

— Нет. Я лишь чувствую его присутствие.

— То есть вы не можете никого описать? Не то чтобы я вам не верю — просто любопытно.

— Отчего же, могу. Так-так, я бы сказала, говорящий шести футов с лишним, густые русые волосы, зеленовато-серые глаза.

Негусто, такое я могла и сама выдумать…

— Это похоже, очень похоже, — пролепетала я потрясенно.

— Так что значат эти слова? Согласитесь, странное сообщение.

— Не могу вам сказать.

— Хорошо. Как хотите.

— Скажите, Эллисон, только умершие могут отправлять послания?

— Говорят, не обязательно.

— А этот голос что-нибудь еще сообщает?

— Да. Но не словами.

— Что значит «не словами»?

— То и значит. Голос — пятидесятилетнего мужчины — говорит «Во дела!», а потом странно смеется. Только не настоящий это смех, фальшивый какой-то.

— О боже! — Я положила трубку на стол перед собой. «Хэттер? Хэттер? Хэттер?» — взывала она.

— Эллисон, откуда вы звоните? Какой у вас телефон?

Она продиктовала мне номер. Я спросила, можно ли с ней встретиться. Эллисон сказала, что в субботу не может. Поэтому встречаемся завтра утром на пляже.

Пора спать. Что-то принесет завтрашний день?

Воскресенье, 15.30

Что делать, Господи, что мне делать? Я договорилась встретиться с Эллисон между пляжем и футбольным полем, у киоска, где продают рыбу с жареной картошкой. Джейсон часто сюда захаживал, и я подумала, что здесь должно сохраняться самое духовное присутствие. Ой, что я говорю, какое «духовное присутствие»? Дура! Как можно, он же не умер! Я замерзала. От бессонницы слезились глаза. А вот близнецам было все равно. Эх, мне бы их горячую кровь…

Киоск не работал, и мы с близнецами были здесь одни, если не считать нескольких чаек, которые, не смущаясь, изучали содержимое мусорных контейнеров. Соленый воздух приятно пах свежестью. Я засмотрелась на море, на бегущие по воде барашки, а когда обернулась, рядом уже стояла Эллисон. Она оказалась старше, чем я ее себе представляла. Лет примерно шестидесяти и гораздо меньше: Эллисон походила на косточку внутри оболочки из зеленой шерстяной кофты с молниями. На ногах — обтягивающие спортивные штаны: наверное, она шла пешком. И не все ли равно, как Эллисон сюда добралась? Нет! От этой женщины теперь зависит вся моя жизнь…

— Эллисон?

— Хэттер?

— Я так рада, что вы пришли.

— Как тут было не прийти? Это первое интересное событие со смерти моего мужа.

— Вы потеряли мужа? Мне очень жаль.

— Полно-полно. Он так долго страдал, что смерть стала облегчением для него, бедняжки.

— И тогда вы решили попробовать себя в ясновидении?

— Да. Мне не хватало мужа, как не хватало бы зрения, слуха или вкуса — он был моим особым чувством. С его смертью я будто ослепла. Я хотела вернуть его — во что бы то ни стало.

Мы двинулись к футбольному полю.

— И что?

— Я стала ходить к медиумам. Стоило им меня увидеть, они тут же понимали, что я потеряла Глена. Что-то было в глазах. Или, может быть, они замечали небрежность в одежде. Я теперь специалист по этим признакам. Эти так называемые медиумы все возвращались к смерти Глена: «Он умер быстро — нет-нет! — он умирал долго, очень мучился», «Он говорит, чтобы вы были сильной и не беспокоились». Все это было глупо и бессмысленно, но мне становилось легче, когда ничто другое не помогало. Для такой работы даже не нужно быть медиумом. Зато когда действительно получаешь послание из мира духов… Ух! От ощущения контакта можно лишиться чувств.

— Зачем же вы этим занялись? Вам разве не кажется, что обманывать людей жестоко?

— Жестоко? Что вы! Я вам уже говорила, это совершенно безвредно. От общения даже с самыми ничтожными медиумами мне делалось гораздо лучше, чем от всех этих велбутринов и «тиамарий», которые я глотала. Медиумы не хуже витаминов, ароматерапии и прочих рекламных штучек. Скажу вам одно: всем, кто ко мне приходит, я помогаю. И вы не поверите, сколько у людей проблем.

— Я стенографирую в суде, и, думаю, мало кто слышал о людских проблемах больше, чем я.

Налетевший ветер заглушал наши голоса.

— Хэттер, пожалуйста, не рассказывайте мне про себя, — попросила Эллисон. — Если вы хотите проверить мои способности, то не давайте лишней информации.

— Тетя Хэттер, тетя Хэттер! — Оказывается, близнецы нашли дохлую ворону. Я пожала плечами и сказала Эллисон: — Ну вот, теперь вы и про них знаете.

Я предложила продолжить разговор в более теплом месте, и мы зашли в кафе рядом с детской игровой площадкой. Близнецы тут же запрыгнули туда и принялись развлекаться с разноцветными пластмассовыми мячиками, настолько грязными, что, думаю, на них кишело микробов не меньше, чем на крысах в эпоху Черной смерти.

— Буду с вами откровенна, Хэттер, — сказала Эллисон. — Я не знаю, замужем вы или нет, нормальной половой ориентации или лесбиянка. Я уже говорила и повторюсь еще: не знаю, откуда эти голоса и что они хотят.

Она замолчала. Я с трудом сдерживала любопытство.

— Эллисон, вы вчера или сегодня утром не получали больше… ммм… сообщений?

— Всего одно.

— И что же? Что вы услышали?

Она запрокинула голову и набрала воздуха, как оперная певица. Но только вместо арии из уст Эллисон вырвалось: «Привет! Я в стране грез, и у меня здесь лучший столик». Она повторила фразу, потом расслабилась и уже своим обычным тоном произнесла:

— Вот что я слышала.

Это была расхожая шуточка Квакуши, которую мы с Джейсоном повторяли перед сном. Слова разрывали меня на части: хотелось и плакать, и смеяться; лицо словно превращалось в чужое, а от чувств готова была лопнуть голова.

— Мне повторить? — спросила Эллисон.

— Нет! — Я чуть не закричала.

Попросив Эллисон приглядеть за детьми, я выбежала из кафе и нырнула в туалет, где долго сидела и плакала. К чести рода человеческого, ко мне несколько раз стучались и спрашивали, не надо ли чем-то помочь. Только чем тут поможешь? Здесь, на унитазе, я наконец поняла, что Джейсон скорее всего мертв. Думать иначе — значит обманывать саму себя. Сколько же сил стоило мне держаться — во имя Барб, детей, Реджа, матери Джейсона… Никому больше не приходится каждый день заходить в квартиру, где на кухонной стойке, рядом с вазой для фруктов, пылится мужской бумажник с кредитками внутри. Или где в ванной трескается забытый кусок апельсинового мыла. Я изо всех сил пытаюсь сохранить видимость присутствия Джейсона. Но каждый раз, когда я возвращаюсь с работы, от Джейсона в квартире остается все меньше и меньше. Его одежда вряд ли ему уже пригодится, а раздать ее не хватает сил. Поэтому я храню все его вещи. Чищу его ботинки, чтобы они не смотрелись такими… мертвыми. Держу бумажник рядом с вазой, чтобы когда-нибудь Джейсон пришел и воскликнул: «Надо же! А вот и мой бумажник!»