Причина успеха - Филдинг Хелен (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
“Содействие”,
Эль-Даман – Лондону.
Срочно, экстренное сообщение.
Докладывает Рози Ричардсон. Сафила приняла 440 беженцев из Кефти в состоянии сильного истощения. 24 случая холеры и 19 смертей. Нашествие саранчи в горных районах (по сообщениям, саранча размножается и роится) и распространение эпидемии холеры неизбежно вызовут массовый приток беженцев, если ситуация ухудшится. Сообщения соответствуют ранее неподтвержденным слухам, активно распространяемым сотрудниками АСК в последние две недели.
Тем не менее (это Малькольм добавил от себя) системы раннего оповещения не показывают отклонений от обычного хода событий. Естественно, сообщения невозможно подтвердить, поскольку персоналу “Содействия” запрещено въезжать в Кефти.
Как вам известно, поставки продовольствия в Восточную Намбулу задерживаются. Все лагеря региона вынуждены сокращать рационы. В лагере Сафила продовольствия хватит всего на несколько недель. Также не хватает медикаментов, в частности солей от обезвоживания, физраствора, антибиотиков, вакцины от кори.
Просим Лондон обратиться за помощью в УВК ООН и ЕС и на время чрезвычайного положения сохранить должность за доктором Бетти Коллингвуд.
Пожалуйста, ответьте сегодня же.
Трусишка Малькольм настоял на том, что сообщение исходит от меня, а не от него. Позже я увидела, что он добавил от себя целый параграф:
Надеюсь, вы понимаете, что это сообщение составлено по настоянию Рози Ричардсон. Я лично не отвечаю за достоверность информации и оставляю свое суждение при себе.
Короче говоря, он отказался поддержать мои действия. Чем больше я пыталась доказать свою правоту, тем сильнее Малькольм убеждался, что я слишком бурно реагирую. Он напомнил мне, сколько раз подобное случалось в прошлом и сколько раз страхи оказывались беспочвенными. Он сказал, что я совершаю дипломатическую ошибку. Потом приказал вернуться в лагерь и провести более тщательное расследование.
Была пятница – священный день, – и все учреждения были закрыты. Я позвонила в ООН, другие агентства, Комитет по делам беженцев, ЕС. Никого не было на месте. Все надежды я возлагала на сегодняшнюю вечеринку в доме Гарета Паттерсона, британского консула. Там должны быть все нужные люди.
Целый день я торчала в офисе, писала письма, звонила по телефону (но никто не брал трубку), следила за телексом. Съездила на склад ООН в аэропорту, но охранник меня не пустил. Из Лондона не отвечали. Я была в ярости и злилась на Малькольма. Это он виноват. Из-за него мой телекс наверняка отправился в мусорную корзину. А часы продолжали тикать.
Когда в шесть тридцать мы с Малькольмом подъехали к резиденции британского консула, вечеринка была в самом разгаре. Его дом был похож на роскошный отель в африканском стиле на Кенийском побережье. Паттерсон сам занимался дизайном интерьера, сделав ставку на обитые тростниковыми панелями комнаты открытой планировки, бамбуковые стулья, мягкие подушки, пышную тропическую растительность и батик. В большой деревянной клетке сидел попугай. Все комнаты, кроме экзотически обставленной спальни, находились на первом этаже. Вот только вместо пляжа с белоснежным песком и голубых волн Индийского океана за окном текла мутная коричневая река с грязными, размытыми берегами.
В этой части реки была одна интересная достопримечательность. Несколько лет назад Намбула купила у компании “Афганские авиалинии” подержанный самолет. В свой первый полет пилот горделиво пролетел над Эль-Даманом, увидел огни посадочной полосы и совершил посадку. Вот только не на полосу, а в реку. Никто не пострадал, со стороны приземление, точнее приводнение, выглядело очень даже изящно. Пассажиры вброд добрались до берега. И вот как раз напротив дома Паттерсона, на маленьком островке, самолет нашел свое последнее пристанище, изогнувшись под немыслимым углом. Он все еще был там, являясь непрестанным поводом для шуток.
На деревьях висели электрические гирлянды. В бокалах торчали коктейльные зонтики – Паттерсон умудрился достать ящик рома и намутил что-то вроде пунша. На террасе играл оркестр. Было очевидно, что Паттерсону уже давно хочется в отпуск и он проводит все свободное время, листая туристические брошюры с пляжами Куони. Мы с Малькольмом стояли на подъездной дорожке, наблюдая за вечеринкой через лужайку. Сразу можно было понять, кто из гостей служит в полиции: патрульные так часто переезжали с места на место и бегали по поручениям, что одежда висела на них мешком. Джун Паттерсон порхала от одной группки гостей к другой с подносом бокалов с зонтиками, количество которых уменьшалось с катастрофической быстротой. Ее светлые кудряшки напоминали связку пончиков. На ней был похожий на пижаму облегающий голубой нейлоновый комбинезон и блестящие босоножки на шпильке. Никто не обращал на нее внимания. Паттерсон заметил это, оставил своего собеседника и торопливо подошел к ней. Он ласково отнял у нее поднос с напитками, наклонился и стал разговаривать с ней, как воспитатель детского сада с нашкодившей пятилеткой. Он заботливо обнял ее, на секунду притянул к себе и поцеловал в лоб. Жена-алкоголичка – не подарок для британского консула в мусульманской стране, особенно в стране, где с каждым днем крепли фундаменталистские настроения. Но Паттерсон любил свою жену. И дорожил ею больше, чем своей работой, больше, чем своей репутацией. Ему было наплевать на то, что подумаю я, или Малькольм, или посол Франции, или представитель ООН. Именно это мне в нем и нравилось.
Он взял спасенный от жены поднос и растворился в толпе. Паттерсон был хорош собой. В своем голубом костюме для сафари и с бакенбардами он был похож на персонажа из семидесятых – ведущего игрового шоу или поп-исполнителя, из тех, которые пели дуэтом с симпатичными партнершами, сидя на одинаковых высоких стульях, и одевались в расклешенные комбинезоны. Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Я обернулась – никого.
– Ха-ха! Попалась? – Рядом со мной как из-под земли вырос Паттерсон. Это был его любимый розыгрыш. – Почему стоите здесь? А где коктейли? Какая ты сегодня красавица! Пойдем, пойдем в дом.
– Привет. – Ко мне подошел Каспар Уаннамейкер из агентства “США – странам третьего мира”. Высокий, светловолосый, смертельно занудный парень из Техаса. – Как дела?
Я рассказала, не вдаваясь в подробности.
– Ад кромешный, – сказал он. – Но ты особенно не парься. Понятное дело, тебе хочется проверить слухи в Абути, оповестить свое агентство, но сама подумай, Сафила – не единственный лагерь в стране. Нельзя бить международную тревогу каждый раз, когда появляется пара беженцев.
– По-твоему, четыреста человек – это пара беженцев?
– Да ладно тебе. Это обычное дело. В любом случае поставка будет со дня на день. И никаких проблем.
Затем он прочитал мне маленькую лекцию о том, что нельзя слишком сближаться с беженцами.
– Ты должна сохранять дистанцию, понимаешь? Смотреть объективно. Нельзя позволять им манипулировать тобой. Ты – не одна из них, так что хватит терзаться угрызениями совести.
Я вежливо улыбнулась и отошла в сторону. Сотрудники маленьких европейских неправительственных организаций, таких же, как “Содействие”, сбились в одну кучку. Я присоединилась к небольшой компании французских врачей и медсестер, одетых по последнему слову высокой африканской лагерной моды: тонкие хлопковые брюки цвета хаки и свободные шелковые топы с необычными вырезами.
– Как типично, даже смешно, – произнесла Франсина, педиатр, тряхнув головой и раздраженно затянувшись ментоловой сигареткой. Она говорила в нос, резко обрывая слова, и была копией Шарлотты Рэмплинг.
– Идиотская система, – сказала Джеанн, маленькое, нервно подергивающееся существо. – С этими парнями из УВК ООН бесполезно даже разговаривать. Этот козел Курт, который там живет, вообще ни фига не соображает. В Вад-Деназене то же самое, все твердят о нашествии саранчи. Они тоже ждут новых беженцев.
