Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна (серия книг .TXT) 📗
– А может, у ребенка просто отличный отец? – вступился за Коротича Георгий Константинович. – И ребенок это чувствует.
– Папа! – закричала на Одобеску дочь. – Ты думаешь, что ты говоришь? «У ребенка отличный отец», – передразнила она отца и добавила: – И плохая мать?!
– Я такого не говорил, – отрекся Одобеску от приписываемого ему высказывания.
– А вам не кажется, – подал голос Коротич, – что это, по меньшей мере, глупо: давать оценки матери и отцу в присутствии ребенка. Пусть он сам выбирает.
– Вот видишь! – взъярилась Аурика. – «Пусть выбирает ребенок»! Что он может выбрать?!
– Ребенок выбирает того, с кем ему комфортно: спокойно и безопасно, – решился-таки высказаться Георгий Константинович. – А ты ведешь себя неуравновешенно. Ты ее пугаешь.
– Я не понимаю: на чьей ты стороне? – строго поинтересовалась алчущая отмщения мать и сузила глаза так, что лицо ее превратилось в некое подобие маски японского театра «Кабуки».
– Я, если уж ты так хочешь знать, – не выдержал Одобеску, – на Наташкиной стороне. Нужно учиться управлять своими эмоциями.
– Это я-то не умею управлять своими эмоциями?! – вспыхнула Аурика и высочила из кухни, хлопнув дверью.
– Мне кажется или моей дочери нужен врач? – грустно пошутил Георгий Константинович и начал собираться.
– Не нужен ей никакой врач, – отмел все подозрения Коротич и еще сильнее прижал девочку к себе. – Аурика просто не терпит никаких возражений. Она искренне считает, что абсолютно права. Но как только понимает, что на самом деле все не так, как она себе представляла, то тут же расстраивается, но виду не показывает и уже из принципа настаивает на своем. Она же Одобеску, – хмыкнул Миша и лукаво взглянул на тестя.
– Знаете что, молодой человек, отнюдь не у всех Одобеску такой характер!
– Не обижайтесь, Георгий Константинович. Против Одобеску я не имею ничего против. Мало того: скажу, что некоторые представители рода Одобеску мне нравятся. Вы, кстати, в курсе, что моя супруга из этого же рода?
– В курсе, – пробурчал барон. – Моя дочь, кстати, тоже.
– И как?
– Что как?
– Вас устраивает ваша дочь?
– Более чем, скажу я вам.
– Вот и меня моя жена тоже устраивает, – рассмеялся Коротич и ласково погладил дочь по голове. – Хотя характер у нее… Извините, все-таки дурацкий.
– Не буду спорить с очевидным, – согласился Одобеску и тут же добавил в защиту своей Прекрасной Золотинки: – Но это ничего не меняет.
– Абсолютно ничего, дорогой Георгий Константинович! – торжественно произнес Миша и аккуратно опустил девочку на пол: – Правда, Наташка?
– Нет, – привычно ответила та и попыталась залезть обратно.
– По-моему, дорогой зять, вы ее очаровали, – подметил Одобеску значительные перемены в поведении внучки.
– Я старался, – признался Миша и несколько раз поцеловал дочь в макушку, на что та обернулась и чмокнула отца прямо в нос. Получилось смешно – Коротич хихикнул, Наташка вытерла ему нос и погладила лицо.
– Миша, – любуясь, назвала девочка отца по имени.
– Миша, – повторил Коротич и сглотнул вставший в горле комок, потому что этой минуты он ждал почти месяц, с момента Наташкиного переезда в родные пенаты из гостеприимного дома в Спиридоньевском переулке, который она, судя по всему, и считала своей настоящей родиной.
– Я вас поздравляю, Миша, – с завистью произнес Георгий Константинович и засобирался домой.
– Подождите, – попросил его зять. – Скоро обедать – оставайтесь.
– Нет, друг мой, – отказался Одобеску и назвал истинную причину: – Зависть испортила мне аппетит. Еще час назад это кудрявое создание демонстрировало по отношению ко мне неподдельный интерес, а сейчас оно вообще не смотрит в мою сторону. Что значит – женщина!
– Не завидуйте, Георгий Константинович, – улыбнулся ему Коротич. – Мы ведь с вами не конкуренты, мы с вами – коллеги, потому что служим одному делу и имеем один интерес.
– Два, – поправил его дед-завистник.
– Три.
– Точно – три! – ахнул Одобеску, вспомнив о новорожденной Алечке.
– Иди, поцелуй своего Ге, – обратился Коротич к дочери и, спустив с колен, легко подтолкнул по направлению к тестю. Наташка, вопреки обыкновению, сопротивляться не стала. Подошла к деду, серьезно посмотрела тому в лицо и встала на цыпочки, задрав голову.
Георгий Константинович воспрял духом, подхватил внучку на руки и, расцеловав, поставил на место.
– Наташка, чудо мое! Касаточка, – запел Одобеску. – Ты придешь ко мне в гости?
– Нет, – по привычке произнесла девочка и снова потянулась к деду.
– Вот видите, – удовлетворенно отметил Георгий Константинович.
– Вижу, – в который раз хмыкнул Миша. – И сразу хочу вас предупредить: вам, дорогой тесть, нечего беспокоиться, потому что отличительной чертой рода Коротичей является преданность. Правда, Наташка?!
– Нет, – с готовностью ответила та и помахала деду ручкой. Туманные материи взрослых разговоров ее явно пока не интересовали.
– Золотинка права. Она ваша, – не без уныния повторил Одобеску, даже не предполагая, что этой фразой узаконил классическое для многих семей распределение потомства по двум лагерям: маминому и папиному.
Но в случае с Коротичами традиционный сценарий оказался подвержен принципиальным изменениям. Все девочки, а их в итоге получилось четыре, рождались похожими на отца, как две капли воды: маленькие, голубоглазые, с белесыми, еле заметными бровками, между которыми располагалась закрепившаяся еще внутриутробно складочка. Но к полуторагодовалому возрасту их внешность разительно менялась. Светлые жиденькие волосенки благополучно покидали девичьи головы, и взамен них появлялись жесткие, как проволока, черные завитки, больше напоминающие волосяной покров негроида, нежели европейца. К двум с половиной годам кудри приобретали какую-то особенную пластичность и кокетливо падали на девичьи плечики черноголовыми змейками. Это было очень красиво, и на счет великолепной Аурики зачислялся очередной балл со знаком «плюс».
Примерно те же процессы происходили с бровями и с цветом глаз. К трем годам каждая из девочек превращалась в обладательницу бархатных очей цвета переспелой вишни и соболиных бровей, расстояние до которых было прочерчено стрелами густых и загнутых ресниц. «Это – тоже мое!» – заявляла Аурика Георгиевна и победоносно осматривала свое потомство, с удовольствием отмечая отсутствие сходства с отцовской внешностью.
Третьим аргументом, благодаря которому все дети могли бы быть отнесены к материнскому «лагерю», выступало специфическое телосложение, помноженное на зашкаливающий вес. Впоследствии станет ясно, что фигуры у девочек являют собой точную копию фигуры Аурики: широкая спина, впечатляющая размерами грудь и большой бочкообразный живот на тонких мускулистых ногах, не знающих возрастных повреждений в виде сосудистых сеток, варикозных узлов и ослабленного тургора кожи. Такие ноги словно жили отдельно от своих владелиц, не подчиняясь неумолимой логике Времени. Таким ногам можно было завидовать. И даже больше – таким ногам нужно было ставить памятник. Кстати, сама Аурика Георгиевна неоднократно высказывала эту мысль в присущей ей ироничной манере. Но это – гораздо позже, а пока все четыре девочки внешне напоминали собой перекачанные воздушные шарики особой конструкции: голова – живот – ножки-палочки.
По поводу лишнего веса никто, кроме участкового врача, не волновался, списывая это на родовую особенность. «Какая щитовидная железа? – бушевал барон Одобеску, внимая жалобам Прекрасной Золотинки на врачебную глупость. – Что значит «нестабильный гормональный статус и первая стадия ожирения»?!» – «Предожирения», – поправляла его дочь. «Какая разница?! Ожирение?! Предожирение?! Нормальные дети! Прекрасные упитанные дети: приятно смотреть, приятно трогать!» – «А может, все-таки проконсультироваться?» – заражался тревогой участкового Михаил Кондратьевич, но быстро сдавался под напором тестя и непримиримо настроенной жены, с точки зрения которой у ее детей не могло быть никаких проблем. Никаких отклонений от нормы Аурика не признавала, потому что они невольно разрушали тщательно создаваемый ею образ непогрешимой матери. Понимание того, что девочки нуждались в постоянном врачебном наблюдении и медикаментозной коррекции, придет к самоуверенной в ряде вопросов матери спустя много лет, когда обнаружится трагическая закономерность: беременности ее дочерей заканчиваются выкидышами. У всех, кроме Наташи. Она, наверное, тоже не стала бы исключением из правил, просто, в отличие от своих сестер, никогда не была замужем и никогда не планировала «рожать для себя». Все материнские предложения подумать о том, кто в старости «подаст тебе стакан с водой», Наталья отметала на раз.
