Женщины в игре без правил - Щербакова Галина Николаевна (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
На этот раз разговор с женой он воспринял правильно. Одно дело помеха и неприятность просто жене, другое дело – семейному бизнесу. Тем более если своей актерской удачи нет. Как миленький дал себя стреножить. Дочь от первого брака Наталья выделила еще раньше, дала ей деньги и право самоопределения. Милочка дурой не была, она умненько распорядилась материнскими дарами, заплатила большие деньги за престижные бухгалтерские курсы. Проявила смекалку и деловитость и сейчас в свои двадцать с хвостиком была в банке не последним лицом, ездила на машине, имела пистолет и черный пояс карате. Она упивалась временем, которое было ее по составу крови, ненавидела всякое нытье и не водилась с неудачниками, считая, что это так же переходчиво, как ветрянка.
Но о Милочке мы как-нибудь потом. Она не герой нашего сочинения. Она только в связи со своей мамой Маврой, а та в связи с тем, что волею судеб оказалась сестрой Марии Петровны, которая в ту позднюю осень была одинока как никогда, была внутренне разрушена безумным, как она считала, поступком дочери, хворала от всего этого, а тут еще сложности с выпуском газет и журналов, с их умиранием, а значит, возможная безработица, а дура-дочь на нее рассчитывает! На что?!!
Наталья позвонила на работу и предложила встретиться просто так. «Не чужие ведь».
«Этого мне еще не хватало», – подумала Мария Петровна. Но и не откажешь. Какая-никакая – сестра. Дала себе слово – ни про что свое, существенное, не рассказывать. Для Натальи – все у них хорошо. Все в порядке. Ну развелась Елена, так это – считай, повезло.
Она назвала Наталье свой адрес, но та сказала: «Я помню, Маша!»
А вот Мария Петровна как раз не помнила в своей квартире сестру. Помнила родителей мужа, его самого, всех приятелей своей молодости, а потом и Елениных школьных, помнила, как трещала квартира по швам, когда дочь вышла замуж и почти сразу родилась Аллочка.
Натальи на этом толковище как бы и не было совсем. Но она должна была быть, потому что у Марии Петровны тогда еще сумасшедшая любовь к младшей сестренке не кончилась. Значит, должно было что-то остаться и в памяти, и в сущности вещей. Мария Петровна до сих пор ощущает в старой посуде присутствие мужа, берет в руки молоток, а он укладывается в ладонь точно так, как укладывался в ладонь мужа, хотя у нее совсем другая хватка. Так вот, следов сестры в квартире не было.
Наталья все осмотрела придирчиво и похвалила Марию Петровну за то, что она хорошо сохранила квартиру, а главное, за то, что у «тебя, извини, не пахнет тленом».
– А с чего у меня должно пахнуть тленом? – возмутилась Мария Петровна.
– Ты не сердись, не сердись, – сказала Наталья. – Это ведь не имеет отношения ни к возрасту вещей, ни к возрасту людей. Это, Маша, идет от судьбы. Судьба ведь девушка живая, энергичная… Сначала мы от нее кормимся за так, как бы в кредит… Но это до времени окончания ее соков… Потом уже мы ее должны кормить. Все твои удачи – судьбе живая кровь, ну и наоборот. Я ничего про тебя, Маша, не знаю… Но ты хорошо подкормила судьбу. Она у тебя пахнет детским молоком.
«Она все-таки ведьма, – подумала Мария Петровна. – За ней глаз да глаз… А лучше пусть не приходит… Ишь! Молоко унюхала».
– Ты меня не бойся, – сказала Наталья.
– Я тебя не боюсь, – твердо ответила Мария Петровна. – Я тут до тебя тоже занималась ворожбой. Искала твой дух в моем доме. Не нашла…
– Жаль, – печально сказала Наталья. – Жаль… Значит, ты изжила любовь к сестренке…
– Так ведь и ты тоже… – засмеялась Мария Петровна. – Будем считать, что квиты…
– Но ты имей в виду, что я не имею никакого отношения к твоему разрыву с Борькой Кулачевым. Я к этому руку не прикладывала.
Сначала до Марии Петровны не дошло. Она как-то долго переваривала абсолютно ясные слова, потом по тому, как гордо вздернулась голова, как полыхнули гневом ее озорные глаза, Наталья поняла: дошло. Но лучше б не доходило, раз такая реакция. Ее просто озноб ударил от этих Марииных, считай, никаких движений – поворот головы и взмах ресниц.
– Наталья, – сказала спокойно Мария Петровна, – ты меня совсем забыла, если думаешь, что мною можно манипулировать. Нельзя. Никому и никогда. И еще я не обсуждаю ни с кем свои отношения с мужчинами. Поэтому пошли пить чай и будем разговаривать про то, что сейчас носят…
«Встать и уйти, – думала Наталья. – Я сказала главное, а отношений нас не наладить… И мы ведь обе не испытываем от этого никаких неудобств». Но если так думала Наталья, Мавра думала другое. Мавре хотелось остаться, Мавру, как в прорубь, затягивала сила этой сидящей напротив сестры. А что такое для ведьмы прорубь? Взяла да и нырнула…
И тут же почувствовала силу толчка наверх. Всему телу стало больно от этого изгнания из чужих пределов. «Нарочно заманила и выгнала, – подумала Наталья-Мавра. – Поиграла передо мной силушкой».
А Мария Петровна просто пила чай и думала: «Вот навязалась на мою голову. Чтоб ты провалилась…»
С виду же сестры пили чай с козинаками из арахиса. И у обеих одинаково ныл от орехов один и тот же зуб.
«Я страдаю, как малолетка», – думал о себе Кулачев. Все попытки – прямые, кривые, изысканные и грубые – поговорить хотя бы на улице, хоть в подземном переходе, да в любом месте, пресекались Марией Петровной категорически.
– Наша история закончилась. Продолжения не будет, – резко и однообразно повторяла она.
Он раскручивал время назад. Все из-за этих его слов, что они с ней не косорукие и помогут Елене вырастить ребенка. Да повторись все сейчас, в эту минуту, он сказал бы эти слова снова и снова. С какой же тогда стороны он дурак? Это мучило так, что он сосал валидол почти постоянно… Так саднило в сердце.
Он разговаривал с Еленой. Та была сосредоточенной и какой-то удаленной. Токсикоз ее оставил, она чувствовала себя хорошо, попыталась думать о Павле Веснине, но мысль, видимо, была бесчувственной и одномерной. Веснин не облекался ни в тело, ни в запах, ни во вкус.
Елена старалась хорошо питаться, «сестры-вермут» просто закармливали ее витаминами. Они обижались на нее за отчужденность, ведь они за одно «спасибо» старались, поэтому уплывать от них, не махнув платком, тоже ведь не по-людски.
– Дайте ей время на себя, – возмущалась «рубильник». – Она ведь пошла на такой шаг, на который никто из нас не решится.
На этом месте все заводились с пол-оборота. Конечно, если не было Елены. Женщины – несмотря на витаминную кормежку и обязательство купить то и се – осуждали Елену. При муже три раза думаешь родить, а потом таки скажешь: «Нет, ни за что!» А без мужа – это уже какой-то сдвиг по фазе! Ни больше ни меньше. Старшей, Алке, сколько всего надо, а тут еще другой неимоверный расход. Мать на пенсионном выдохе. Вдова. Яко наг. Яко благ.
Но самый главный вопрос был – кто? Елена народом в романах замечена не была, на курорт не ездила и то, что эту тему она замолчала как бы раз навсегда, будоражило «сестер».
– Устроила «Санта-Барбару» для бедных, – возмущались они. Но приходила Елена, и они доставали баночки с «домашним», что для своих детей и внуков, и кормили щедро, но и жалостливо тоже. Как убогую. И надо честно сказать, второго было больше.
Елена в этот период мало интересовалась Алкой, чему та была несказанно рада. Она училась абы-абы, только чтоб не расстраивать мать. Чтоб не расстраивать бабушку – уже не получалось.
Одним словом, к этой зиме каждый пришел в одиночестве. Кулачев страдал от него открыто, горько. Катя, счастливая оттого, что он стал ночевать дома и забросил дядькину квартиру, постепенно понимала, что ничего у нее с мужем не образуется. Никуда не исчезает стылость отношений, никаким общим ужином она не заедается. Лежа в одиночестве на широкой семейной кровати, она вполне резонно размышляла, что если эта тягомотина не кончится, то лучше бы все треснуло в окончательном разрыве. Что это за ворожба такая, что возвращает мужа так, что как бы лучше и не возвращала?
И тогда в голову Кати вползла, как вошь, совсем уж идиотская мысль – сестрички-ведьмачки решили извести Кулачева, чтоб не достался никому. Катя кинулась в поиск средств против этой порчи. Нашла какого-то «засекреченного спецслужбами» специалиста и скормила ему приличные денежки, а Кулачев как спал отдельно, так и спал, как сосал валидол, так и сосал. «Какая же я идиотка», – сказала себе Катя и позвонила «засекреченному», что «у них все хорошо и они уезжают отдыхать на юг».
