Город Анатоль - Келлерман Бернгард (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Жак всегда был приветлив и любезен. Но теперь он, казалось, сделался еще любезнее. Он уверил Роткеля, что ему доставляет особую радость завязать сношения с такой старой и почтенной фирмой (Роткель был городским гласным и пользовался огромным влиянием на городское управление). Роткель поблагодарил и простился с Жаком глубоким поклоном, относившимся не столько к самому Жаку, сколько к той финансовой силе, которая за ним стояла. Роткель питал благоговение к деньгам.
Затем явился аккордант Ледерман из Борислава и привел с собой еще другого коллегу, Венцеля Ломача из Тостановичей, по соседству с Бориславом, который только третьего дня приехал сюда. Оба были опытными и ловкими людьми. Жак тотчас почувствовал это и решил непременно привлечь их на свою сторону. Ледерман (с ожогом на лице) заговорил о том, что он вместе с Ломачем бурил скважину «Питтсбург», которая давала в день…
— О, я знаю, я прекрасно знаю историю скважины «Питтсбург», — прервал его Жак. — Я осматривал ее, когда был в Бориславе.
— Вы были в Бориславе?
— Да, около полугода назад. Я ездил туда осмотреть установки. Я прожил в Бориславе две недели.
И Жак прибавил, что их акционерное общество уже заключило договор с фирмой Хюльзенбек в Бреслау, но что, несмотря на это, он будет работать и с ними. Сегодня же он поговорит о них с главным инженером Винтером.
— Альвенслебены очень торопят всех нас, им не терпится, они ежедневно бомбардируют меня телеграммами. Вот посмотрите сами!
Фирму «Альвенслебен и К°», разумеется, знали оба посетителя. Альвенслебен участвовал и в бориславских нефтяных разработках. В Бориславе полагали, что Альвенслебен связан с «Международной ассоциацией» в Брюсселе. Об этом Жак ничего не знал, и это его не интересовало. Он пожал руки приезжим из Борислава, и они стали друзьями. Затем явился Яскульский. Без всяких обиняков он сделал Жаку блестящее, по его мнению, предложение. Он дает деньги, а Жак пусть дает советы. Спекуляция земельными участками, ну и всякие другие дела! Яскульский предлагал десять, а позже и двадцать процентов.
— Ты ведь знаешь, где есть нефть, — наивно сказал он.
— Мой договор с Альвенслебеном запрещает мне всякие частные дела, — решительно заявил Жак.
Яскульский только расхохотался.
— Ну, ну, полно! Ты не так глуп… Что такое договор с этими немцами? Твой собственный карман тебе ближе, чем карман немца или… ха-ха-ха! — может быть, дела Франциски? И чего ты притворяешься, Грегор? Я ведь тебя немножко знаю!
Жак ничего больше не ответил. Он начал писать. Но это не произвело на Яскульского ни малейшего впечатления. Он стал перечислять свои недвижимости, а также те суммы, которыми мог располагать немедленно. И только когда Жак оборвал его, он ушел. С тех пор он больше не говорил Жаку «ты».
Баронесса Ипсиланти осыпала Жака упреками, подставляя ему для поцелуя обе щеки. Она прижала его к себе. О, как она его любит! И всё же он не выказал ей полного доверия. А ведь она умеет молчать как могила. Жак поцеловал ей руки и дал слово завтра вечером прийти к ней обедать.
— И вы мне дадите указания?
Жак обещал, чтобы только отделаться от нее.
— Вы должны непременно повлиять на Соню, дорогой мой! — просила она. — Соня теперь вбила себе в голову, что она будет работать в больнице сиделкой. Она просто сводит меня с ума своим упрямством!
Наконец баронесса ушла. Но свою тайну — виноградник Фигдора! — она не выдала. Она торжествующе улыбалась, когда думала об этом. «Бирюза!» Ах ты хитрец этакий!
Приехал из столицы журналист интервьюировать Жака. Жак повез его в лес, к месту, где забила нефть. «Необычайно обаятельный человек!» — писал журналист. Теперь наконец все могли прочесть историю открытия Жака, черным по белому. Всё дело было чрезвычайно просто. Совсем не нужно было видеть сквозь землю на глубину полутораста метров. Чудес в этом мире не бывает. Оказалось, что залежи нефти открыл совсем не Жак Грегор, а по сути дела Маниу. Маниу рыл колодец и однажды утром нашел клейкую темную массу, проступавшую между камнями. В это утро в усадьбу случайно зашел Жак. Он раньше интересовался историей древних огнепоклонников, основавших по преданию город Анатоль, и ему тотчас же пришла в голову мысль о нефти. Маниу не придал большого значения этой находке — «земляной смоле», как он ее называл. Но Жак наполнил клейкой массой бутылку и отправил ее в Берлин для анализа. Его предположение подтвердилось. Тогда началась самая трудная часть работы: заинтересовать этим открытием денежных людей. Но Маниу, охваченный нетерпением, продолжал рыть землю всё глубже и глубже, до тех пор, пока колодец не сгубил его.
— Вы, может быть, не знаете, — сказал Жак в конце интервью, — что у этого человека в последние месяцы его жизни была мания преследования, ему повсюду мерещились демоны и привидения. Если бы я был суеверен, я сказал бы, что это были духи огнепоклонников, которые защищали свою святая святых от осквернения. Может быть, эта мысль вам пригодится?
Разумеется, репортер был бы плохим газетчиком, если бы не ухватился за эту идею. Он прибавил в конце своей заметки: «Но я нисколько не суеверен», — сказал мне в заключение беседы молодой инженер с неотразимо любезной улыбкой».
VIII
На «Траяне» рядом с входной дверью появилась теперь черная мраморная доска с золотыми буквами: «Акционерная компания анатолийская нефть. Альвенслебен и К°. Берлин — Нью-Йорк». Доска выглядела весьма внушительно, и Корошек ежедневно с гордостью рассматривал ее. Корошек потирал руки, — теперь он мог быть довольным. «Траян» был полон: заняты все шестнадцать комнат — десять больших и шесть маленьких. Приехал еще этот пожилой инженер Винтер в темных очках, защищавших его глаза от солнца. Корошек уступил ему собственную комнату. Даже каморки служащих пришлось освободить для клиентов. Ежедневно прибывали новые постояльцы. И все они хотели немедленно переговорить с Грегором. Да, точно гиены, почуявшие кости в пустыне, торопились все сюда. И так изо дня в день. Корошек едва успевал писать счета.
Корошек смеялся, но у него были и большие заботы. Новые служащие были плохо подготовлены, и там, куда не достигал глаз Корошека, всё шло кое-как. Корошек бегал по всей гостинице. Лестницы скрипели, двери плохо закрывались. Гости жаловались на мышей, но Корошек был бессилен бороться с мышами. Здание старое, ему больше ста лет. Сколько поколений мышей грызло балки на чердаке! Они прогрызли настоящий лабиринт ходов и теперь бегали ночью по всему дому как им вздумается. А затем — «кабинеты задумчивости»! Он сам знал, что они были в ужасном состоянии. Но он не мог сразу всё переделать. А господа из-за границы привыкли, чтобы всё было из мрамора.
А тут еще Ксавер! Он теперь ничего не успевал делать. Корошек нанял двух молодых официантов. Но и они не справлялись. У Ксавера были больные ноги. А кроме того, что у него за вид, — словно ржавчиной присыпан, весь в веснушках, а на лице эти два белых пятна. Нет, так не может продолжаться! У Корошека только не хватало духу отказать ему.
Но еще хуже, гораздо хуже, чем Корошеку, приходилось от всего этого его жене. Ах ты боже милостивый! С утра до поздней ночи стояла она у плиты. Это было настоящей пыткой теперь, среди знойного лета. Госпожа Корошек была толстая, крупная женщина. В кухне она работала босиком, в балахоне, похожем на длинную ночную рубашку. Ее огромные груди раскачивались из стороны в сторону. А как же ей одеваться иначе? Она и так рискует получить солнечный удар. Но все, что она готовила, было превосходно. А мухи! Это, пожалуй, еще хуже, чем жара! Над плитой, например, висело что-то вроде черного бархата. Но стоило только задеть его черпаком, как весь этот бархат снимался с места. Только бы не забрел на кухню кто-нибудь из иностранных гостей! Это было бы настоящей катастрофой. Об отдыхе теперь Корошек не может и думать. Лишь иногда он позволяет себе маленькую прогулку по базарной площади утром, когда еще не так жарко, или вечером, когда земля начинает остывать. Теперь, когда у входа сверкала эта великолепная мраморная доска, впервые стало заметно, как стар и жалок «Траян». Корошек покачивал своей желтой дыней. Он стыдился вида своей гостиницы. На карнизах от песчаных вихрей лежал толстый слой пыли. Краска поблекла, во многих местах осыпалась штукатурка. Углы у карнизов пообиты. Неуклюжей, безобразной коробкой стоял «Траян», немного наклонившись вперед, точно кланяясь всем проходившим мимо, всему городу.
