Возвращение принцессы - Мареева Марина Евгеньевна (книга регистрации txt, fb2) 📗
— Рада за вас, — отрезала Нина, вырвав руку из цепких пальцев Диминой пассии. — Лучше поздно, чем никогда. Может, хоть теперь перестанете шляться по кабакам с другими мужиками. Рога ему наставлять. Привет!
И она выбралась из машины, с силой захлопнув за собой дверцу, пересекла тротуар на подгибающихся ногах, открыла первую попавшуюся дверь, вошла куда-то… Люди, давка, толкотня…
Прислонилась к стене, прикрыла глаза. Ее била нервная дрожь, сотрясая все тело. Зуб на зуб не попадал. Ничего не поделаешь, нервная разрядка. Слишком много унижений, слишком много обид и боли. Слишком много терпения и сил понадобилось ей для того, чтобы перенести их стоически, не сорвавшись ни разу.
— Ну? Я вас слушаю, — сказала продавщица.
Нина словно очнулась. Оказывается, она стояла в очереди. Она стояла в очереди, а очередь медленно двигалась вдоль стены, к прилавку, неспешно подталкивая Нину к хозяйке продуктового рая в несвежем колпаке.
— Колбасы какой-нибудь вареной, — сказала Нина, чтобы что-нибудь сказать, — полкило.
— Какой колбасы? — хмыкнул дядька, стоящий за Ниной. — Это ж бакалея.
Оказывается, она отстояла очередь в бакалейный отдел, в крупы-вермишели.
— Ну, дает! — Дядька уже хохотал в голос. — Колбасы ей! Не, ты слышал?
— А ну, помолчи! — оборвала продавщица. — Она смотрела на Нину с сочувственным пониманием. — Мало ли чего бывает, — добавила она негромко. — Задумаешься, не туда встанешь. Всякое бывает. — И она улыбнулась Нине ободряюще, дескать, держись, подруга! — Давай, я тебе лучше валерьяночки отпущу. — Продавщица достала из кармана халата баночку с таблетками. — Сразу две глотай. Проглотишь?
Нина улыбнулась ей благодарно и кивнула.
— А вот тебе и колбаска. — Продавщица бакалейного отдела полезла под прилавок, достала оттуда увесистый сверток. — Телячья. Себе заначила. Плати в кассу. Деньги есть?
— Есть, — рассмеялась Нина.
Она успокоилась. Мелкий озноб уже не сотрясал ее тело. Никогда не знаешь, где тебя ударят, а где — протянут руку, поддержат, помогут. Ну, к ударам-то мы привыкли, притерпелись. Зато простое человеческое участие, чей-то искренний душевный порыв всегда для нас неожидан. В диковину. Одичали мы, господа, одичали…
* * *
Нина неслась по вечерней улице, опаздывая как всегда.
У входа в ресторан Жора увещевал группку завсегдатаев:
— Санитарный день, господа! Санитарная ночь, если угодно.
— Что за дела? — возмущались завсегдатаи. — Георгий! Ты сроду на ночь лавку не закрывал.
— Нина!
Нина растерянно оглянулась. Дима стоял возле своей машины.
— Иди сюда. Здравствуй!
Она не слишком удивилась, увидев его. Что бы она себе ни врала, как бы саму себя обмануть ни пыталась (ну, теперь-то уж точно все, больше не явится, отстанет наконец), знала, что явится. Не отстанет.
Знала. Иначе с чего бы это она сегодня минут сорок проторчала перед зеркалом в ванной? Закрыв дверь изнутри на крючок, оставшись глухой к воплям Ирки: «Ма, мне джинсы стирать надо! Ма, ну скоро?!»
«Я тоже стираю! — откликнулась наконец Нина. — Вовкины рубашки. Подождешь!»
Откровенное, бессовестное вранье. Ничего она не стирала. Страдальчески закусив нижнюю губу, она подкрашивала ресницы сворованной у дочери тушью «Макс фактор». Рука дрожала, Нина все время промахивалась мимо ресниц, заезжая на веко, — еще бы! Когда ты последний раз глаза красила? Год назад, на юбилей свадьбы. Дура старая, чистишь свои тусклые перышки… Думаешь, он придет?
Он пришел. Приехал. Стоял возле машины, ждал, когда Нина подойдет к нему.
Она подошла, и Дима открыл ей дверцу.
— Садись. Поехали.
— Куда? — спросила она. — У меня смена с двадцати двух!
— Садись, садись. — Дима легонько потянул ее за руку. — Какая смена… Контора на замке. Я твоему духанщику две суточные выручки кинул.
— Зачем? — Но в машину она все-таки села.
— Ты хотела выспаться. — Дима захлопнул дверцу, помахав Жоре, сдерживающему натиск толпы. — Вот и выспишься наконец-то.
— Ты куда меня везешь? — спросила Нина растерянно. За окнами машины уже мелькали улицы ночной Москвы. — Куда мы едем, Дима? Ты меня домой везешь, что ли?
— Не к тебе, во всяком случае, — усмехнулся он. — Дома тебе твои уроды выспаться не дадут, а я хочу, чтобы ты отдохнула. Провалилась… Часов на двенадцать.
— Останови! — закричала Нина. — Ты что? Останови сейчас же! Ты заигрался, понимаешь? — кричала она, не зная, что предпринять. — Останови! — Она открыла дверцу, Дима молча захлопнул ее и накинул на Нину ремень безопасности. — Ты меня свяжи еще! — сказала Нина гневно. — Что ты вообще себе позволяешь? Останови машину!
— Ресницы накрасила, — заметил Дима с ехидцей, глядя на дорогу.
— Я? Ресницы? — Она помолчала, судорожно придумывая оправдание и чувствуя себя злоумышленником, пойманным с поличным. — Ну, допустим, накрасила… Я всегда крашу.
— Как же, — хохотнул Дима, выруливая на Пресню. — Ври больше.
— Как ты со мной разговариваешь?! Останови машину… Куда мы едем, в конце-то концов?
— В Серебряный бор. У меня там дом. А воздух — сказка!
— Дом… — пробормотала Нина. — Домовладелец… Сколько у тебя домов-то?
— Много, — ответил Дима весело. — Хочешь, один подарю?
— Обойдусь как-нибудь, — огрызнулась Нина. — Владелец заводов, газет, пароходов… Чего ты от меня хочешь, а?
— Чтобы ты выспалась.
— И все?
— И все.
При въезде в Серебряный бор стоял ночной магазин. Нина скользнула взглядом по освещенной витрине… Ага, тут не только жратва, но и шмотки.
— Останови, пожалуйста, — сказала Нина просительно.
Она уже успела успокоиться и примириться с неизбежностью ночлега в Димином доме. Умом-то она примирилась с этим, но сердцем… Она сидела нахохлясь, сжавшись, словно зверек, загнанный в западню, и бросала на Диму быстрые настороженные взгляды.
А Дима смотрел на дорогу. Дима был абсолютно невозмутим. Что ее там ждет, в этом доме? Неужели он думает… Неужели он собирается… О, господи, старая курица, на кой черт ты ему нужна?
— Останови, — повторила Нина.
Дима остановил машину и протянул бумажник, не спрашивая ни о чем.
— Я сейчас, — пробормотала Нина, засовывая бумажник в карман.
Влетев в магазин, совсем пустой в этот поздний час, она окинула прилавки торопливым взглядом.
Она прекрасно знала, что именно она ищет. Только боялась себе в этом признаться.
Если Дима… Если все-таки он… Ну, хоть себе-то это скажи! Про себя, себе скажи: да, ты хочешь, чтобы все случилось сегодня. Чтобы он остался с тобой. Ты этого хочешь. И ты хочешь быть красивой. Желанной. И не делай, пожалуйста, вид, что тебя чрезвычайно интересует стиральный порошок «Ариэль». Отойди от этого прилавка, времени в обрез, иди туда, во-он туда, вправо, там — женское белье…
— А сколько стоит вот этот… гарнитурчик? Пеньюарчик? — спросила Нина, решившись наконец. — Они только черные, да?
Пеньюарчик был ничего себе, вполне подходящий. Но черный цвет… Это слишком. Слишком вызывающе — так ей казалось. Она же не роковая женщина! Не какая-нибудь Шарон Стоун с пешней для колки льда.
— Есть розовый, — сказала продавщица, выбрасывая на прилавок шуршащий пакет.
— Нет, — вздохнула Нина. — Цвет какой-то поросячий… Какой-то колбасный…
— Ну, на вас не угодишь, — хмыкнула продавщица и, порывшись на полке, вытащила другой пакет.
— Чудо! — воскликнула Нина, открывая бумажник. — То, что надо.
Золотисто-ореховый. Она брюнетка, ей пойдет.
— Да, но это — икс-эль, — заметила продавщица, выбивая чек. — Вам велико будет.
— Нин, какие-то проблемы?
Нина вздрогнула, стремительно засунув в карман пальто пакет с пеньюаром.
Дима стоял на пороге магазинчика.
— Дмитрий Андреич, здра-асьте! — Продавщица улыбнулась Диме, потом глянула на Нину по-новому, оценивающе. — Так вы с ним? Во-он оно что… Давайте я вам на размер меньше поищу.
