Яблоневый дворик - Даути Луиза (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
Я медленно, как инвалид, поднялась наверх, с трудом переставляя ноги со ступеньки на ступеньку и вцепившись в перила так, что побелели костяшки пальцев, а на руке проступили вены. Сумку, прихваченную снизу, я бросила на кровать. На полу мятой кучкой лежала одежда, в которой я была вчера, — мое лучшее платье, чулки с резинками, стринги — «легкий доступ» — и такой же сексуальный лифчик. Я нашла в шкафу пластиковый пакет, затолкала в него все эти вещи и туго завязала ручки. Пакет я спрятала в глубине шкафа. Через пару недель я вложу этот пакет в другой и по дороге в Харроу, куда я езжу за продуктами, опущу в мусорный бак. Прощай, любимое платье. Прощай, мое лучшее, практически ненадеванное белье. Прощай, мой гламурный облик. Навсегда прощай.
Я легла на кровать поверх одеяла, свернулась клубком и лежала так очень долго, глядя на лампу на прикроватной тумбочке с полоской пыли по периметру, новый коврик на полу и массивный комод, в котором Гай держит свое белье и футболки, — комод, оказавшийся чуть шире, чем промежуток между окнами. Эти вещи — часть моей жизни, ее материя. Я дрожала, будто и вправду заболела гриппом. Это не навсегда, думала я, несколько дней — и все пройдет. Я не имела в виду дрожь. Мне хотелось уснуть, но сон не шел.
* * *
Ближе к полудню я поднялась и села в постели, подложив под спину подушки. Пустой желудок ныл, от голода подташнивало, но я знала, что не смогу проглотить ни крошки. Подтянув к себе сумку, я проверила оба мобильника. Предоплаченный телефон по-прежнему лежал во внутреннем кармашке, закрытом на молнию. На личный телефон пришло четыре эсэмэски. На предоплаченный — один пропущенный звонок от тебя и одно текстовое сообщение: «Страдаешь похмельем? Хорошо повеселилась? Скучаешь?»
Я была так измучена, так нуждалась в поддержке, что от этих слов у меня к глазам подступили слезы — ты думаешь обо мне, тебе интересно, как прошла вечеринка, кажется, ты даже немного ревнуешь, потому что утром я не позвонила.
Я послала тебе ответ: «Страдаю похмельем. Вечеринка прошла отвратительно. Скучаю безумно».
Нажала «Отправить» и немного посидела с телефоном в руке, надеясь, что он вот-вот зазвонит. Стоит тебе заподозрить, что случилось что-то не то, ты тут же позвонишь и начнешь меня допрашивать. Я молила тебя об этом звонке пылко, как дитя. «Что значит отвратительно?» — спросишь ты.
Ты не звонил. Ты понял слово «отвратительно» как антоним слову «отлично»: было скучно, я устала и слишком много выпила… Я ждала от тебя большей проницательности. В конце концов, ты профессиональный аналитик и знаешь, что не в моих правилах жаловаться по пустякам. Или тебя все-таки точит, отвлекая от дел, предчувствие, что со мной не все в порядке? Я пыталась представить себе, где ты сейчас и чем занят. Возможно, сидишь на совещании по стратегическому планированию и обсуждаешь перспективы развертывания агентурной сети. (Как мало мне известно о твоей работе!) На квадратном столе стоят кружки с растворимым кофе и тарелки с остатками печенья. Нет, ты еще не догадался, что со мной стряслась беда. Я достаточно хорошо тебя изучила, чтобы быть уверенной: малейший намек на то, что я что-то скрываю, заставит тебя тут же броситься к телефону. Напрасно я составила эсэмэску в таком ироническом тоне. Это сбило тебя с толку. Я допустила стратегическую ошибку.
Спрятав оба телефона в сумку, я снова свернулась клубком.
Началось с сухого рыдания, с серии крошечных бомбочек, рвавшихся где-то в желудке. Через несколько секунд из глаз хлынули слезы.
* * *
Мне удалось немного вздремнуть. Потом я спустилась вниз и бесцельно бродила по комнатам. Проверила дверную цепочку. «…Если по прямой, то совсем недалеко от тебя». Думать о еде я не могла, но выпила чашку чаю.
* * *
Ты позвонил во второй половине дня. Я смотрела на тренькающий телефон и чувствовала, как разрывается сердце. Я так отчаянно нуждалась в тебе, что мне казалось: я умру, в прямом смысле слова лягу и умру, если немедленно с тобой не поговорю. Но я знала и другое. Если наш разговор, как обычно, пойдет в тональности беспечного кокетства, мы мгновенно отдалимся друг от друга, как отдалились друг от друга мы с Гаем и ты с женой. Но мне было слишком плохо, и вместо того чтобы пропустить звонок и послать шутливую эсэмэску, я ответила. Сейчас разгар рабочего дня, решила я, и ты занят. Если я сумею притвориться, что тоже занята, ты никогда ни о чем не узнаешь. А за выходные я приду в себя и соберусь с силами.
Ты помнишь этот разговор, любовь моя? Он впечатался мне в память, словно выжженное каленым железом клеймо.
— Эй, пьянчужка, — весело сказал ты. — Как поживаешь?
— Хорошо. — Это было все, что я сказала. Одно-единственное слово, произнесенное без всякой интонации.
Последовала секундная пауза, после которой ты спросил совсем другим — негромким и серьезным — голосом:
— Что случилось?
* * *
Я все тебе рассказала. Ты чуть помолчал, а потом спросил:
— Следы на лице остались?
— Нет, — сказала я. — Он бил меня открытой ладонью.
— В других местах?
— Синяки на бедрах, следы от пальцев. — Я помедлила. — Мне кажется, есть повреждения… внутри… И еще… травмы анального отверстия.
Ты не запнулся и не задержал дыхания.
— Синяки на бедрах — это хорошо. Но повреждения анального отверстия часто появляются при анальном сексе по взаимному согласию. Нужны следы того, что он удерживал тебя силой. Синяки на запястьях остались?
Я удивилась тому, какие конкретные вопросы ты задаешь.
— Нет. Он меня не держал. Ему это не понадобилось. Он меня просто бил. А я даже не сопротивлялась… Я не пыталась ударить его, я не… — Я не смогла договорить.
— Ивонн… — произнес ты так мягко и проникновенно, как никогда еще со мной не говорил. — Ивонн… Ты очень хорошо справляешься… Ты правда молодчина, а теперь послушай меня. Хочешь, чтобы я прислал людей принять у тебя заявление? Я могу сделать так, что они будут у тебя в течение часа.
— Людей?
— Сотрудников полиции. Их будет двое — либо мужчина и женщина, либо две женщины. Теперь для таких дел есть специальные подразделения. Не то что раньше.
— Нет, — сказала я.
Ты помолчал.
— Ты уверена?
Впервые с тех пор, как все случилось, ко мне вернулась способность здраво рассуждать.
— Ты не хуже меня знаешь, что это не должно дойти до суда.
Мы надолго замолчали, без слов признавая, что я права. Молчание было долгим, но уютным, как теплая ванна. Я чувствовала к тебе такую близость!
Наконец ты сказал просто и искренне:
— О боже, ну и дела…
— Все нормально, — храбро всхлипнула я. — Я в порядке.
— Нет, — возразил ты. — Все плохо, и ты не в порядке.
— Скоро буду.
— Где твой муж?
— Едет из Ньюкасла. Будет дома поздно вечером. Встречается со старым приятелем. Я уже сказала ему, что заболела. Скорее всего, уйду спать в комнату для гостей. Мы всегда так делаем, когда болеем.
— Завтра утром сможешь вести себя с ним как обычно?
— Смогу. Как обычно, когда болею.
На самом деле нам предстояли насыщенные выходные: в субботу поход в театр с друзьями, в воскресенье обед с сестрой Гая, живущей в Пиннере. Я не представляла, как все это выдержу, но поездка меня по крайней мере отвлечет. Или я сумею отговориться плохим самочувствием и останусь дома.
— Ты знаешь, если бы я мог сейчас прийти к тебе, я бы пришел, — сказал ты.
— Знаю.
По твоему тону я поняла, что ты собираешься завершить разговор, и судорожно соображала, как бы тебя задержать. Ты переступил незримую границу, нарушив одно из наших неписаных правил — не расспрашивать друг друга о доме и супругах. Собственно говоря, соблюдение этого правила и делало наши отношения приемлемыми, как будто умение провести черту между двумя сторонами жизни служило нам оправданием.
