НацбесТ - Денежкина Ирина (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Я накрасила губы гигиенической помадой, причесалась. Всё это время Пункс и Валерка неподвижно лежали в номере на кровати, а Ляпа – на полу.
Потом мы садимся в автобус. На самый последний ряд. Страсти накаляются. Ляпа клеит жвачку на стекло. Пункс тоже не паинька. Валерка сажает меня к себе на колени и член у него встаёт. Он трётся щекой о моё плечо. Как кошечка. Мур-р-р… «У неба есть небо, у моря есть море…».
Литературные деятели тоже загрузились в автобус.
Наконец поехали. Впереди – штук двадцать литераторов, а сзади мы. Втроём.
Пункс и Ляпа периодически падают или роняют сиденья. Какие-то бракованные сиденья в этом автобусе. Они отваливаются.
Едем. И тут одна организационная женщина, Татьяна Набатникова, поворачивается и делает жест рукой.
– Посмотрите на Ирину Денежкину!
Все смотрят. Валерка кусает меня сзади за плечо. Несильно. Но всё равно пиздец.
– Возможно, это самый счастливый день в вашей жизни! – говорит мне Татьяна Набатникова торжественно.
– Почему? – тупо спрашиваю я.
– Потому что они все сосут, – отвечает за Татьяну Пункс, красивым жестом указывая на литераторов впереди.
Подонок. Хороший подонок, бля.
Валерка ржёт мне в спину.
Приехали к «Астории». Зашли. Там толпа народу. У меня берут интервью, со мной знакомятся и трясут за ручку. Черти мои потерялись в толпе. Сосут шампанское.
Подходит какая-то совершенно интимная тётенька. Из газеты «Труд». Хотя точно не помню. Она большого роста и внушительной комплекции. Она встаёт рядом, наклоняется. Интимно так задаёт вопросы. Мельком оглядывается. Как будто в тылу врага.
Там ещё есть девушка с большими глазами. С телевидения. Глаза у неё всё время бессмысленно удивлены. С такими глазами она берёт интервью. У меня. Валерка стоит у ней за спиной и смеётся. Лысый чёрт. Валерка ненавидит камеры и журналистов.
А вот и Зельвенский. Меня с ним знакомят.
Зельвенский – это мой номинатор. Ещё одна причина, почему я здесь, в Санкт-Петербурге. Не такая большая, как Валерка или Ляпа, но всё равно.
– О! – говорит Пункс. – У него силиконовые губы!
– Мальчик с писькой на лице, – добавляет пьяный Ляпа. Пьяная Ляпа. Хы.
– И явно не русский, – хмурится Валерка. Кажется, он готов подраться с Зельвенским прямо здесь и сейчас. Чтобы Зельвенский лежал мордой в пол, как кавказский мужчинка.
Каждому своё, как говорится.
Но мне Зельвенский кажется прикольным. Он курит. Взмахивает чёрными и густыми ресницами. Глаза на пол-лица. Про губы уже говорили. Задумчивая рожа. И его все обзывают козлом и говорят про деньги. Ещё он худой, как палка.
В перерывах между общением с интимными тётеньками и Зельвенскими, я целую Валеркин горячий рот. У Валерки пьяные глаза. Совершенно. Он хватает меня за руки, как будто боится, что я исчезну. И какой-то новостийный хрен снимает это на камеру. Пункс дико радуется, у Ляпы счастливая рожа. Валерке на камеру положить.
«Девочка плачет. Девочки смеются»…
Мы сели за столики. Зельвенский – рядом, у импровизированной сцены. Мои подонки – в конце зала… Ко мне все подходят. Юзефович, бородатый мужик, передаёт привет Зашихину. Зашихин тоже бородатый мужик, он мой преподаватель литературы в университете. А Юзефович – его друг. Вот он и пользуется случаем, как на говорят на «Поле Чудес».
Фотографы фотографируют.
Проханов похож на труп. У него такая трупная рожа. Он может играть покойников в кино. Атас полный.
Церемония.
В жюри сидит Шнуров. У него мобила висит на шнурке. На шее. Он – единственный, кого я знаю из жюри. И песню могу напеть: «Ну, где же вы, бляди? Е-е-е! Выручайте дядю!»
Я смотрю на бритую Валеркину голову в конце зала.
Все говорят про меня, голосуют наоборот. Потом голосует Шнуров и письмо от Хакамады. Два на два.
И банкир ставит третий крест Проханову. Шнуров делает сочувственное лицо и разводит руками. Мне не жалко. А Зельвенскому жалко, кажется.
– Что, расстроился? – спрашиваю Зельвенского.
Он мотает головой. Типа, а что такого. Я: ну как это, три косаря прошли мимо! Он улыбается.
Пункс тоже расстроился. Дико. И Ляпа с Валеркой матерились. Как мне потом сообщили. Если бы здесь были Раджа и Мюллер, они бы просто удавили банкира. Сколько бухла можно купить на десять косарей! Ну, на семь. Три отошли бы Зельвенскому. Хорошо, что Мюллера и Раджи нет.
Валерка, Ляпа и Пункс меня поздравляют. У них рожи горят от радости. Они очень волновались. Очень-очень. Поздравляет Коровин, редактор, который правил мою книжку. И Нина, его жена. И Тублин потом прибегает. Директор издательства. Тискает меня на радостях. Валерка хмурится. Я всё время смотрю на него. У него краснеют лоб и щёки.
Я автограф Зельвенскому пишу в книжке. Рисую, то есть. Трахающихся собачек. (Одна пожилая дамочка впоследствии, то есть, уже летом в Москве, попросила меня «нарисовать таких же весёлых собачек ейному мужу. Тоже, надо полагать, не мальчику. Мужу семьдесят шесть лет. Весёлые собачки. Хы.)
Зельвенский такой вытянутый, томный. Что-то пьёт.
– У нас в группе на факультете тоже есть чувак, который в «КоммерсантЪе» работает, – говорю ему радостно. – Лох такой! Его все называют «Твёрдый знак на кепке и мягкий в штанах».
Зельвенский на меня томно смотрит и отвечает:
– Мы тут кепок не носим!
А-а-а…
Потом все опять берут у меня интервью, какие-то каналы: РТР, Культура, ещё что-то. Что-то я им говорю. По несколько раз. Пункс, Ляпа и Валерка в это время жрут салатики и радуются. Пункс искренне рассыпается в респектах. Про Ляпу не помню. А, да. Я его всем представляю. «Это тот самый Ляпа». Всеобщее удивление и узнавание. Герой «Дай мне». О-о. Валерку не представляю. У Валерки мания преследования. Даже на фотках в интернете его рожа замазана. Шпиён нахуй. Поэтому он не хочет представляться. А Ляпа – с удовольствием.
Потом он теряется. В смысле, Ляпа. Пункс волнуется. Валерка нет. Поэтому Пункс не просит у него телефон. Мы раз пять берём трубу у Зельвенского и Коровина. Звоним Ляпе. «Я у „Астории“,» – говорит он. Выходим – нету. Опять звоним…
В перерывах между поисками посидели со Шнуровым. «Денежкина – молодец,» – говорит он. Или не он. Не помню. Самое замечательное, что мне понравилось в Шнурове – это его жена Света. Я сначала подумала: «Что это за девка? Фанатка что ли?».
Потом меня знакомят с Прохановым. Опять мне трясут ручку и что-то говорят. Сзади подходит номинатор Проханова, Зотов. С красной рожей. Кладёт руку на плечо.
– Девушка, вас как зовут?
– Ирина, – отвечаю я.
Красная рожа пихает Проханова и говорит:
– Давай ей десять тысяч отдадим.
Проханов отвечает:
– Я их уже Лимонову отдал.
– А-а… – говорит рожа.
Хе-хе. Пункс вертится рядом и жестами показывает: возьми у Проханова телефон! Позвонить Ляпе.
Опять Ляпа.
Везде он.
Валерка морщит тонкий нос.
Потом мы взяли трубу у Зельвенского, вышли с ней и нашли Ляпу в кустах. Он там, видите ли, пиво пил. В «Астории» пива нет. Мы возвращаемся. По дороге Пункс говорит Ляпе:
– Эх ты! А МЫ ТАМ СО ШНУРОМ БУХАЕМ!!!
«Бухаем со Шнуром» – в этом что-то есть. Определённо.
Зельвенский, Шнуров и Света Шнурова уходят в «Red club». Зельвенский и меня звал, но я «думаю». Идти или нет. Наверное, нет.
Мы пришли и сели за стол. Пункс и Ляпа допили Шнурово вино.
Нас зовут за соседний. Там актриса из жюри, Бортников и тэ дэ. Не помню. «Это тот самый Ляпа!» – радостно говорит актриса сидящим вокруг. Да.
Дайте Ляпе десять тысяч. Мы их отдали Лимонову. А-а… Бля-а…
Валерка дышит мне в шею.
Потом мы уходим. Я прощаюсь с актрисой и Ко, а потом замечаю, что Ляпа валяется на полу в молельной позе. Блять. Валерка хочет пиздить Ляпу. Просто так. В пьяном виде Валерка пиздит всё, что плохо лежит. Или стоит. Или смотрит.
