Доктор Данилов в тюремной больнице - Шляхов Андрей Левонович (книги без сокращений txt) 📗
Данилов и Конончук сели в заднем ряду.
— Прапорщик Света Фроликова, инспектор по проверке и доставке писем, — прошептал Конончук Данилову, указывая глазами на женщину в розовой куртке. — Соблазнительная и неприступная, такую женщину надо покорять, как горную вершину.
— А почему без формы? — спросил Данилов.
— Народ предпочитает не светиться, переодеваются на работе, — пояснил Конончук. — У нас не принято афишировать место работы, да и форма надоедает…
«Пазик» ехал не прямой кружной дорогой, собирая пассажиров в условленных местах. Под конец не осталось сидячих мест, несколько человек ехали стоя. Данилов попытался уступить свое место пожилому мужчине, стоявшему около его сиденья, но тот отказался.
— И так целыми днями сижу, — сказал он. — Надо же когда-то и геморрой проветривать.
— А ты, Алексеич, почаще обходы делай! — посоветовал кто-то из сидевших впереди.
— Не учи ученого, поешь дерьма толченого! — откликнулся мужчина.
«Нравы здесь простые», — отметил в уме Данилов.
С одной стороны, простые нравы — хорошо. С другой стороны, всего должно быть в меру.
Внешне контора оказалась в точности такой же, как и представлял Данилов. Сплошной бетонный забор с пущенной поверху колючей проволокой, сторожевые наблюдательные будки-вышки на металлических ножках, зеленые металлические ворота, рядом трехэтажное здание с зарешеченными окнами… Машина заезжать на территорию колонии не стала, все пассажиры вышли возле двери контрольно-пропускного пункта, слева от ворот.
Сотрудники гуськом потянулись в зеленую металлическую дверь, рядом с которой висела синяя вывеска: «Федеральное бюджетное учреждение исправительная колония № 13/21 УФСИН России по Тверской области».
— Вова, ты погуляй пока полчасика, — сказал Данилову Конончук. — Если кто поинтересуется, что ты тут делаешь, скажи, что ждешь собеседования у начальника медицинской части майора Баклановой. Запомнил?
— Да. А ты уверен, что она меня сразу примет?
— Насчет примет не знаю, — хохотнул Конончук, — это как понравишься, но познакомиться с тобой захочет сразу же. Лариса Алексеевна не любит тянуть волынку, и терапевт ей позарез нужен. Короче, гуляй, а я за тобой выйду. Мобильный включен?
— Да.
Свободное время Данилов посвятил изучению местности: прошелся туда-сюда вдоль забора, оценил разнообразие автопарка на стоянке (от «шестерки» до «паджеро»), нашел неподалеку торговую площадку, образованную четырьмя палатками. Ассортимент был обычным сельповским: сигареты, печенье, чипсы, чай, сахар, вода в бутылках разного объема, элементы питания и т. п., но имелись и свои особенности, обусловленные близостью к зоне. Так, в витрине одной из палаток висели черные семейные трусы, украшенные бумажкой с надписью «Есть все размеры». Картонка в витрине другой палатки сообщала, что «имеются белые простыни и наволочки». Данилов не был знаком с лагерными порядками (разве что по книгам и сериалам), но еще с работы на «Скорой» знал, что на зону разрешено только белое постельное белье, без узоров и цветочков, от фельдшера, сетовавшей на то, что в век всеобщего изобилия она не может найти белые простыни, которые требовались ее брату, отбывавшему срок.
Из-за раннего времени палатки пустовали, только возле одной разгружалась заслуженная, поржавевшая во многих местах белая «четверка».
— Чего надо, брат? — сверкнул золотыми зубами пузатый чернявый мужчина, таскавший коробки из машины в палатку.
— Ничего, я просто гуляю, — ответил Данилов.
— Сегодня санитарный день, брат, — толстяк, как показалось Данилову, был рад отвлечься от своего унылого занятия, — свиданок нет, ни коротких, ни долгих, передачи не берут!
— Спасибо, буду знать, — ответил Данилов.
— Выходит кто-то? — предположил собеседник, расплываясь лицом в улыбке. — А что так рано приехал? Раньше часа все равно не выпустят…
— Я по своему делу.
— А-а, ясно! — Толстяк еще раз сверкнул зубами, заговорщицки подмигнул Данилову и возобновил разгрузку.
Спрашивать, что ему стало понятно, Данилов не стал. Он обошел вокруг палаток и вернулся к воротам, от которых как раз отъезжал пазик, увозивший отработавшую смену.
От ворот, с пригорка, был виден поселок Алешкин Бор, находившийся на расстоянии полутора километров — цепь разномастных одноэтажных домов, за которыми стояли дома повыше, в два и три этажа. К поселку вела грунтовка, отходившая от асфальтированной дороги, соединявшей колонию с трассой Москва — Санкт-Петербург. «Интересное название Алешкин Бор, — подумал Данилов. — И где вообще сам бор, сосновый лес? Вырубили, наверное…»
Никакого леса поблизости не было, одни поля да какие-то приземистые, вытянутые в длину строения — то ли склады, то ли фермы. Лишь вдали, чуть ли не у самого горизонта, тянулись шеренгой деревья.
Принюхавшись к воздуху, Данилов решил, что непонятные строения, скорее всего, являются складами или какими-либо другими промышленными объектами. Свиноферма или птицеферма благоухали бы на всю округу. Вроде бы плохо, что животноводство с птицеводством повсеместно в упадке, но, с другой стороны, чистый воздух тоже хорошо. Во всем есть как хорошие, так и плохие стороны, не бывает лекарства без побочных действий.
От философских дум, которым так хорошо предаваться поутру на свежем воздухе, Данилова отвлек Конончук.
— Пойдем, — махнул он рукой с крыльца. — Начальник ждет.
— Экий ты франт, Костя! — похвалил Данилов, оценив по достоинству белоснежный, накрахмаленный до хруста халат Конончука и новенькую хирургическую форму под ним.
— А як же! — польщенно ответил Конончук.
За железной дверью началось интересное. Данилов и Конончук попали в небольшой тамбур-шлюз. Верхняя половина правой стены была прозрачной (какое-нибудь особо прочное стекло или пластик) и зарешеченной. Внизу, там, где прозрачное смыкалось с непрозрачным, вырезано небольшое прямоугольное окошко. Выход в коридор был перегорожен решетчатой металлической дверью. Над дверью висели рубиново-красные таблички: «Одновременный проход не более трех человек!» и «Внимание! Проход с оружием, средствами мобильной связи, фотоаппаратами, аудио- и видеозаписывающей аппаратурой запрещен!» Строгость им придавало не кустарное исполнение, а обилие восклицательных знаков.
— К майору Баклановой! — сказал Конончук мордатому розовощекому капитану, сидевшему за столом по ту сторону.
— Паспорт! — потребовал тот.
Данилов просунул в окошечко свой паспорт. Капитан раскрыл его, сличил фотографию с внешностью, снял трубку с аппарата, стоявшего на его столе.
— Лариса Алексеевна, к вам Данилов Владимир Александрович… Да, да, хорошо, — капитан вернул трубку на место и спросил у Данилова: — Запрещенка есть?
— Сдай мобильник, — перевел Конончук, — только выключи сначала.
Паспорт Данилову капитан не вернул, оставил у себя. Данилов получил пластиковую бирку с номером, похожую на те, что выдают в гардеробах. Номер попался восьмой.
— А если потерять номерок, то не выпустят? — пошутил Данилов, пряча бирку в карман.
— Выпустят, — обнадежил Конончук, — тебя же еще в список вносят, и паспорт здесь остается. Раз с паспортом, значит, не зэк.
Капитан, услышав вопрос Данилова, усмехнулся краем рта, но от комментариев воздержался.
За дверью появился прапорщик в серо-голубой пятнистой форме и загремел-заскрежетал засовом и замками. «И сталью лязгнут крепкие засовы», — всплыл в памяти Данилова обрывок блатной песни. Впустив Данилова и Конончука в коридор, прапорщик запер дверь и обратился к Данилову:
— Запрещенное к проносу имеете?
— Нет, — ответил Данилов.
— Руки поднимите!
Данилов поднял вверх руки, думая о том, что слово «пожалуйста» редко бывает лишним или неуместным. Прапорщик без особого рвения похлопал его ладонями по бокам и махнул рукой, давая понять, что можно идти дальше.
— Нам на второй этаж, — сказал Конончук и повел Данилова по коридору к лестнице. — Это вольный штаб, который находится за пределами зоны. На зоне есть еще один штаб, куда допускаются заключенные. В вольный штаб им хода нет, только на свидания приводят на третий этаж, там что-то вроде местной гостиницы — комнаты для длительных свиданий. С охраной, конечно, чтобы не слиняли. И кабинки для краткосрочных свиданий там же.
