Случайная вакансия - Роулинг Джоан Кэтлин (книги бесплатно полные версии txt) 📗
Он возмущался, как будто медицина в который раз показала свою никчёмность, не совершив самого простого и очевидного.
Эндрю внутренне злорадствовал. Он заметил, что в последнее время отец, заслышав из уст матери медицинские термины, непременно высказывает дурацкие, невежественные соображения. Кровоизлияние в мозг. «Подключили бы какой-нибудь аппарат». А мать и бровью не повела. Как всегда. Эндрю жевал хлопья «Витабикс» и закипал ненавистью.
— Когда его привезли, было слишком поздно, — сказала Рут, доставая чайные пакетики. — Он скончался по дороге в больницу.
— Чёрт побери, — бросил Саймон. — Сколько ж ему было, лет сорок?
Но Рут уже переключилась на другое:
— Пол, у тебя на затылке колтун. Ты когда-нибудь причёсываешься?
Она достала из сумки щётку для волос и сунула её сыну.
— А какие-нибудь признаки были? — допытывался Саймон.
Пол водил щёткой по густым, спутанным волосам.
— Кажется, пару дней его донимали сильные головные боли.
— Угу. — Саймон жевал тост. — А ему — хоть бы что?
— Ну, он не придавал этому значения.
Саймон проглотил.
— Значит, судьба такая, — с видом знатока изрёк он. — А вообще надо было за собой следить.
«Как мудро. — Эндрю едва сдерживал презрение. — Какая глубокая мысль. Выходит, человек сам виноват, что у него в мозгу лопнула артерия. Самодовольный старпёр», — молча бросил он в лицо папаше.
Саймон ткнул ножом в сторону старшего сына и объявил:
— Да, между прочим: этот у нас пойдёт работать. Пицца-Тупица.
Рут испуганно переводила взгляд с мужа на сына. У Эндрю на багровых щеках проступили свежие угри; он уставился в миску с бежевым месивом.
— Да-да, — подтвердил Саймон. — Ленивому засранцу придётся зарабатывать самому. Если хочет курить, пусть платит из своих. От меня больше ни гроша не получит.
— Эндрю! — простонала Рут. — Неужели ты…
— Не сомневайся. Я сам его застукал в сарае, — с неприкрытой злобой переплюнул через губу Саймон.
— Эндрю!
— Больше никаких денег. Хочешь травиться — покупай на свои! — бушевал Саймон.
— Но мы же говорили, — застонала Рут, — мы же говорили, у него экзамены на носу…
— Притом что тренировочные экзамены он просрал, нам ещё повезёт, если он сдаст хоть один. Ну, путь в «Макдональдс» всегда открыт — пусть опыта набирается. — Саймон поднялся из-за стола и, с грохотом отшвырнув стул, с удовлетворением посмотрел на опущенный прыщавый лоб сына. — Переэкзаменовки тебе оплачивать никто не будет, приятель. Сейчас или никогда.
— О Саймон, — взмолилась Рут.
— Что?!
Саймон сделал два грозных шага в сторону жены. Рут отступила к раковине. Пол выронил розовую щётку.
— Я не стану потакать этому гадёнышу! Какая наглость, чёрт побери, — дымить у меня в сарае! — Со словами «у меня» Саймон ударил себя в грудь; от этого глухого стука Рут содрогнулась. — Да я в возрасте этого прыщавого засранца уже приносил в семью зарплату. Если на табак потянуло, пусть заработает, понятно? Понятно?!
Он склонился к лицу Рут.
— Да, Саймон, — еле слышно выговорила она.
У Эндрю плавилось нутро. Дней десять назад он дал себе зарок — неужели момент настал? Но отец отстал от матери и зашагал из кухни в прихожую. Рут, Эндрю и Пол не двигались; можно было подумать, в его отсутствие они решили играть в молчанку.
— Машину заправила? — прокричал Саймон, как делал всякий раз, когда она возвращалась после ночной смены.
— Заправила, — прокричала в ответ Рут, стараясь, чтобы голос её звучал оживлённо, как ни в чём не бывало.
Входная дверь с грохотом захлопнулась.
Рут засуетилась с заварочным чайником, ожидая, что буря уляжется. Заговорила она лишь в тот момент, когда Эндрю встал, чтобы почистить зубы.
— Он беспокоится о тебе, Эндрю. О твоём здоровье.
«Как же, беспокоится он, гад».
Мысленно Эндрю всегда отвечал отцу оскорблением на оскорбление.
Мысленно он мог одолеть Саймона в честной драке.
Вслух он лишь ответил матери:
— Да. Конечно.
III
Эвертри-Кресент представлял собой полумесяц одноэтажных коттеджей постройки тридцатых годов прошлого века, в двух минутах от главной площади Пэгфорда. В доме номер тридцать шесть, который дольше других оставался в собственности одной и той же семьи, сидела в постели, обложившись подушками, Ширли Моллисон и потягивала принесённый мужем чай. Отражение, смотревшее на неё из зеркальной дверцы стенного шкафа, было слегка размытым — отчасти потому, что она ещё не надела очки, а отчасти потому, что окно затемняли шторы с рисунком из роз. При таком выгодном освещении её бело-розовое лицо с ямочками, в обрамлении коротких серебристых волос выглядело ангельским.
Спальня была достаточно просторной, чтобы вместить две кровати: односпальную — для Ширли, двуспальную — для Говарда; сдвинутые вплотную, они смотрелись разнояйцевыми близнецами. Матрас Говарда, ещё хранивший вмятину от его внушительного туловища, пустовал. Тихое журчанье и шипенье душа доносились туда, где любовались друг дружкой Ширли и её отражение, смакуя новость, от которой атмосфера дома пузырилась, как шампанское.
Барри Фейрбразер умер. Испустил дух. Окочурился. Ни одно событие национального масштаба — будь то война, обвал финансового рынка или террористический акт — не могло бы вызвать у Ширли такого трепета, жгучего интереса, лихорадочного потока мыслей, какие одолевали её сейчас.
Барри Фейрбразера она ненавидела. Здесь Ширли с мужем слегка расходились во мнениях, притом что их симпатии и антипатии, как правило, совпадали. Говард признавал, что этот бородатый коротышка, который яростно наскакивал на него за исцарапанным столом пэгфордского приходского зала собраний, и в самом деле персонаж забавный, но Ширли не делала различий между политическими и личными отношениями. Барри Фейрбразер противостоял Говарду в его главном устремлении, а потому был её злейшим врагом.
Преданность собственному мужу — вот что в первую очередь питало острую неприязнь Ширли к покойнику. Её интуиция в плане отношения к людям безошибочно работала только в одном направлении. Как собака, натасканная на поиск наркотиков, она неусыпно вынюхивала снисходительный тон и давным-давно обнаружила его у Барри Фейрбразера и его дружков по местному совету. Барри Фейрбразер и иже с ним задирали нос, считая, что университетский диплом ставит их выше таких людей, как они с Говардом, и придаёт их мнению больший вес. Что ж, сегодня по их надменности был нанесён сокрушительный удар. Внезапная смерть Фейрбразера укрепила Ширли в давнем убеждении, что он и его подпевалы, при всей их кичливости, в подмётки не годятся её мужу, который вдобавок ко всем другим своим достоинствам семь лет назад стойко перенёс инфаркт.
Даже когда её Говард лежал на операционном столе, у Ширли и в мыслях не было, что он может умереть. Присутствие Говарда в этом мире было для неё данностью, как солнечный свет и кислород. Она так и говорила, когда соседи и знакомые заводили речь о том, какие бывают чудесные исцеления, как удачно, что кардиологический центр Ярвила расположен поблизости, и как она, вероятно, сходила с ума от беспокойства. «Я твёрдо знала, что он выздоровеет, — отвечала Ширли, спокойная и безмятежная. — Ни минуты не сомневалась». И вот пожалуйста: он живёт-поживает, а Фейрбразер лежит в морге. Значит, судьба такая.
В приподнятом настроении Ширли вспомнила день, последовавший за рождением её сына Майлза. Тогда она сидела в кровати, точь-в-точь как сейчас, нежилась в лучах проникающего в палату солнечного света, прихлёбывала кем-то заваренный для неё чай и ждала, когда принесут кормить её чудесного новорождённого малыша. Рождение и смерть: они навевали одни и те же мысли о высоком и о её собственной особой миссии. Известие о внезапной кончине Барри Фейрбразера лежало у неё на коленях, как пухлое новорождённое дитя, на радость всем её знакомым, а она сама превратилась в источник, родник, потому что стала первой — ну, или почти первой — из тех, кто услышал эту весть.
