Зверинец - Кортасар Хулио (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
И вот однажды во время сиесты они с Нино, поев арбуза, отправились играть в мяч к стене, выходившей к ручью, и Нино виртуозно отбивал самые, казалось бы, немыслимые удары и взбирался по глицинии на крышу, чтобы вытащить мячик, застрявший между черепицами. Из ивовых зарослей вынырнул крестьянский мальчишка и тоже вступил в игру, но все время ленился и пропускал подачи. Исабель нюхала листья скипидарного дерева и, отражая слева коварно низкую подачу Нино, вдруг по-настоящему почувствовала, что сейчас лето, и это счастье. Впервые за все время ее приезд в Лос-Орнерос, каникулы, Нино перестали казаться абсурдом. А от одной лишь мысли о ящике с муравьями там, наверху, повеяло мертвечиной и затхлостью, какой-то многопалой, рвущейся на волю жутью, и в воздухе распространились зловонные, ядовитые миазмы. Исабель гневно и радостно ударила по мячу, откусила веточку скипидарного дерева и тут же выплюнула с отвращением и восторгом, наконец-то почувствовав себя действительно счастливой под лучами деревенского солнца…
Брызнули стекла. Мяч угодил в кабинет Нене. Тот в рубашке и здоровенных черных очках высунулся наружу.
– Ах вы, чертовы сопляки!
Крестьянский паренек удрал. Нино встал рядом с Исабель, и она почувствовала, что он трепещет, словно ива под ветром.
– Я не нарочно, дядя.
– Правда, Нене, мы не нарочно.
Но Нене уже скрылся из виду.
Исабель попросила Рему унести ящик, и та обещала. Но потом принялась помогать девочке повесить одежду и облачиться в пижаму, они заболтались и позабыли о муравьях. Исабель ощутила их соседство, когда Рема погасила свет и отправилась по коридору сказать «спокойной ночи» Нино, который до сих пор хлюпал носом и был разобижен; так вот, Исабель вспомнила о муравьях, но Рему позвать не решилась, ведь та сочла бы, что она ведет себя как маленькая. Собираясь вскоре заснуть, Исабель необычайно долго не могла сомкнуть глаз. Когда же приспело время видеть в темноте лица, перед девочкой предстали ее мать и Инес, они улыбались, словно сообщницы и натягивали на руки желтые фосфоресцирующие перчатки. Затем показался плачущий Нино, потом опять мама с Инес, их перчатки превратились в фиолетовые шляпы, беспрерывно вращавшиеся на голове, а у Нино были огромные пустые глаза – наверно, потому, что он так много плакал – и Исабель подумала, что настала очередь Ремы и Луиса, теперь ей хотелось увидеть именно их, а не Нене, однако в полумраке возникло лицо Нене. Он снял очки и скривился точно так же, как в тот момент, когда начал избивать Нино, который пятился назад, пока не уперся в стену, пятился и глядел на Нене, точно надеясь, что все это кончится, а Нене влепил ему еще одну пощечину, шлепнул легонько, несильно, звонко, будто по мокрому, и тут, наконец, между ними встала Рема. Нене чуть не столкнулся с ней носом, а затем вдалеке возник Луис, объявивший, что можно идти в столовую во внутренних покоях дома. Все произошло моментально, все случилось потому, что Нино был здесь с ней, а Рема забежала сказать, чтобы они не выходили из гостиной, пока Луис не выяснит, где ягуар; забежала и осталась поглядеть, как они играют в шашки. Нино выигрывал, и Рема похвалила его, а Нино так обрадовался, что обнял ее за талию и попытался поцеловать. Рема, смеясь, наклонилась к нему, Нино целовал ее в глаза, в нос, и оба они смеялись, а вместе с ними и Исабель – так им нравилась эта игра. Они не заметили, как подошел Нене, он рванул Нино на себя, сказал что-то про разбитое окно и начал бить, не сводя с Ремы глаз. Похоже, он на нее злился, а она вызывающе посмотрела на него и вдруг – с ужасом увидела Исабель – заслонила собой Нино. Ужин был сплошным притворством, сплошным враньем, Луис думал, что Нино хнычет из-за трепки, Нене же взглядом, похоже, приказывал Реме молчать. Исабель обратила внимание на его жестокий красный рот с ярко-красными губами, в сумерках они казались еще ярче, а зубы слегка посверкивали. Изо рта Нене вырвалось какое-то пористое облако, зеленый треугольник; Исабель поморгала, отгоняя от себя эти образы, и вновь увидела Инес и маму в желтых перчатках; при взгляде на них она подумала о ящике с муравьями, надо же, он здесь и его не видно, а желтых перчаток тут нет, однако они видны, как на ладони! Это показалось ей чуть ли не забавным, ведь в действительности увидеть муравейник она не могла, хотя и ощущала его тяжесть, он давил на нее как плотный сгусток живого пространства. Исабель так явственно ощущала близость муравейника, что отправилась на поиски спичек, решив зажечь свечу. И муравейник, окутанный дрожащим полумраком, словно выпрыгнул из пустоты. Исабель, держа в руке свечу, подходила к нему все ближе. Бедные муравьи, наверно, они думают, что это восход солнца. Исабель заглянула в ящик и ужаснулась: в кромешной тьме муравьи все равно работали! Да-да, шустро сновали туда и сюда в густой-прегустой, осязаемой темноте. Они так усердно трудились в своем ящике, словно потеряли надежду выбраться оттуда…
Почти всегда о перемещениях ягуара докладывал управляющий; Луис доверял ему больше, чем остальным, а поэтому никогда не выходил из кабинета, где он работал буквально целыми днями, и никому из домашних не позволял спускаться на первый этаж без доклада дона Роберто. Однако приходилось полагаться не только на него, но и друг на друга. Занятая домашними делами, Рема прекрасно знала, что происходит и на первом, и на втором этажах. Подчас последние новости сообщали Нене или Луису дети. Нет, сами они ничего не видели, но столкнувшись на улице с доном Роберто, узнавали от него, где ягуар, и бежали докладывать взрослым. Сообщения Нино всегда принимались на веру, Исабель же слушали меньше, поскольку она была новенькой и могла ошибиться. Но затем, видя, что она ходит за Нино хвостом, стали доверять и ей. Так обстояли дела по утрам и днем; вечером же во двор выходил Нене: проверял, привязаны ли собаки и не оставил ли кто возле дома тлеющее кострище; Исабель заметила, что он брал с собой пистолет, а иногда еще и палку с серебряным набалдашником.
Ей не хотелось расспрашивать Рему, ведь Рема воспринимала происходящее как нечто само собой разумеющееся и необходимое, и задавать вопросы значило бы выставить себя на посмешище, а Исабель не хотелось ударить в грязь лицом перед посторонней женщиной. С Нино ей было легко, он любил поболтать и постоянно пробалтывался. В его изложении все выглядело так просто и ясно! И только по ночам, когда Исабель пыталась вновь убедиться в простоте и ясности его объяснений, она осознавала, что самое важное в них пропущено. В скором времени ей стало понятно, что действительно имеет решающее значение в тамошней жизни: перед тем, как выйти из дома, спуститься в столовую на застекленной веранде или пройти в кабинет Луиса и в библиотеку, всегда следовало разузнавать, можно ли это сделать. «Нужно доверять дону Роберто», – сказала однажды Рема. Еще Исабель верила Реме и Нино. Луиса же она никогда не спрашивала, потому что он редко был в курсе дела. А к Нене, который всегда все знал, она тоже не обращалась. Так что трудностей никаких не возникало, существовали кое-какие ограничения, но, в основном, они касались ее передвижения по дому и усадьбе, ну и – в меньшей степени – одежды, еды и отхода ко сну. Отдых получился настоящий, вот так бы круглый год!
«…скоро тебя увидеть. У них все хорошо. Мы с Нино завели муравейник и сделали большой-пребольшой гербарий. Рема тебя целует, у нее все нормально. По-моему, она какая-то грустная, и Луис тоже, он славный. Мне кажется, с ним что-то не так, еще бы, он же столько занимается! Рема подарила мне несколько платочков прелестной расцветки, Инес они понравятся. Мама, тут прекрасно, и мне очень весело с Нино и доном Роберто, он управляющий имением и говорит нам, когда и куда можно идти; как-то он чуть было не ошибся и не послал нас на речку, но тут пришел работник и сказал, что туда нельзя, если б ты видела, как дон Роберто расстроился, и Рема тоже, она схватила Нино на руки и начала целовать, а меня крепко-крепко прижала к себе. Луис твердил, что дом не приспособлен для детей, а Нино спросил его: «Про каких таких детей ты говоришь?» И все засмеялись, даже Нене. Дон Роберто тут управляющий.
