Наталья - Минчин Александр (библиотека электронных книг .txt, .fb2) 📗
Внезапно она остановилась, то ли я слишком красноречиво отреагировал, то ли еще что.
— Молодых девочек у меня хватает…
— Ну хорошо… Когда тебе удобно?
— А?.. — я так и остался стоять с раскрытым ртом.
— Я спрашиваю, мальчик, когда и где тебе удобно?
— Я… я, — поистине, что-то невероятное творится — запинаюсь, — могу с вами встретиться здесь, у метро?
— Нет, конечно. Я и так уже встретила кучу знакомых, пока мы шли. А женщине моего положения неприлично стоять с молодыми мальчиками.
— Я понимаю, еще одну минуту, и вы — свободны. Вы можете завтра?
Она отрицательно покачала головой.
— Тогда сегодня, через два часа. Вам хватит отдохнуть от детей?
Она рассмеялась.
— Как это — встретиться «через два часа»? Я не знаю, не пробовала.
— Тем более, всякое новшество оригинально, — изрек я.
— Чрезвычайно оригинально, — заметила она с улыбкой, оставшейся от смеха. — Хорошо, я постараюсь. Хотя, право, я не зна… ладно, я не буду продолжать, только не морщись. Где тебя устроит?
— Где и когда удобно вам?
Морщинка опять взобралась на ее открытый лоб. Она задумалась, но ненадолго.
— Тебя устроит в Лужниках? Выйти нужно к Дворцу спорта. Там внизу, у разменных автоматов, часа через три. Я хочу успеть еще забраться в горячую ванну: сыро на улице и снег то есть, то нет. Хорошо? — она снова улыбнулась.
— Тогда я жду вас через три часа. Это будет в… — по привычке я взглянул на часы, но часов, естественно, не было. Я моментально успевал дарить, каждый раз, как только мне их дарили предки.
— Это будет в четыре часа. Я пошла. Интересно, что из этого выйдет, — последнее она проговорила скорее для себя.
— Да, такая незначительная деталь, — улыбнулся я. — Как вас зовут?
— Меня? Наташа. А тебя?
— Как это ни банально, в рифму — Саша.
— До встречи, Са-ша. — Она повернулась и, не дождавшись моего ответа или не думая, что он последует, что еще нужен какой-то, пошла прочь.
В институте своем я бываю редко, по возможности еще реже.
Зачем меня в нем держат, это для меня загадка. Пожалуй, благодаря одной женщине, зам. декана по учебной части. И чего она ко мне с таким терпением относится, непонятно. То ли жалко ей меня, то ли еще какие у нее эмоции.
В институте все куда-то спешат, торопятся, суетятся. Один я не спеша дефилирую по храму науки. Кто-то резко выводит меня из состояния равномерного, прямолинейного дефиляжа и что-то дико верещит прямо в ухо, уже повиснув на моем плече! О! Это Светка. Она помешана на искусстве и бредит им день и ночь. Сейчас день. Поступить на искусствоведческий ей не удалось, обстоятельства, они, как всегда, выше нас. И она поступила к нам на исторический факультет. В своей жизни я не встречал человека более нашпигованного сценой, театром, драматургией и прочей всякой дребеденью, чем она. И вот таких умниц не берут в МГУ из-за того, что какой-то дурак-аспирант (а они по большей части все такие), заменивший на час профессора-экзаменатора, решил свести с ней какие-то счеты — несмотря на предыдущие все пятерки. А это создание, ладно тот дурак, не могла дождаться профессора, психанула и убежала.
— Подлый Санька! — Светка делает томные глаза. — Почему же твоя звезда не сверкает на очей моих небосклоне? Душа моя разрывается на части без созерцания твоего стройного тела и мужественной фигуры!
Мы когда-то играли с ней в ТЮЗе, эти штучки у нее оттуда остались.
— Светка, твои остроты бесподобны: дай лучше три рубля. У других баб не попросишь — натурой отдавать придется, а тебе этого не нужно: ты у нас девственница. Я шучу, Свет, правда, если есть, то дай, если нет, то не дай, но озари ответом.
— Опять на завтрак в кабаке не хватает? — уперев руки в боки, заводит песнь она.
— Нет, на дело.
— Я твои дела знаю. От, давеча…
— Светка, ну брось хоть на минуту свои тюзовские штучки. Ты скажи: есть у тебя или нет, а то чего я зря распинаюсь. Пойду к другой. — Я улыбаюсь.
— Ладно, подлый, — глубокомысленно изрекает она, — проводишь — тогда дам.
— Куда хочешь, у меня еще целых три часа.
— До чего? — спрашивает она, и мы направляемся к раздевалке.
На этом посещение колледжа окончено. Я смотрю на часы — еще целых два часа и сорок минут.
— Стоишь как пень. Пальто подал бы.
Я непонимающе уставляюсь на нее. Беру пальто и подаю. Сам я не раздевался.
Она церемонно попадает руками в рукава, и мы выходим на свежий воздух. На улице падает снег. Но не холодно. Я и Светка медленно бредем по Пироговке (студенческая улица) по направлению к метро. Опять метро, сколько можно метро.
— Куда ты потом пойдешь, Санька? — интересуется она.
— Должен встретиться с одной женщиной.
— Что? Очередная…
— Нет, — перебиваю я ее, — не болтай. Очень хорошая, по-моему, хотя час только, как мы познакомились.
— И ты уже сейчас, даже не вечером встречаешься? — удивляется она. — Чокнутый ты, Санька, какой!
— Вечером, видимо, она не может. Она замужем.
— Да?.. — многозначительно произнесла Светка и завелась о своем. — Тут у меня журнальчик, Санька, последние стихи Вознесенского. Он ведь тебе нравился когда-то.
Я беру у нее журнал, заложенный на нужном месте. Замедляю шаг и читаю. Строчки изредка прыгают, но все понятно. Два стишка ничего. А третий — полнейший маразм: о корове, навозе, да и обманутый муж, то ли жена, совсем ни при чем тут. Отдаю журнал обратно. Светка поскользнулась, и я вовремя успеваю ее поймать. Иначе она своей роскошной попой села бы прямо в мокрый льдистый снег.
— Санька! Вот ты мне объясни, почему все так в жизни глупо устроено… — она говорит, что глупо устроено. Я не пытаюсь вникнуть, без толку. Я вообще мало во что в жизни пытаюсь вникнуть.
— Ты все понял? — кончает она.
— Да, конечно, — киваю я.
— Вот такие дела, — говорит она, — ничего хорошего. — И опять завелась. — Да, на Таганочке смотрела «Антимиры», весьма приятно сделали. Вообще, у нас в Союзе режиссеров-то раз, два и обчелся. Товстоногов в ГАБТе, да в Москве Ефремов, Любимов и Эфрос, а остальные так, для количества.
И она заводится. Это ее конек — сцена. Я тут же выключаюсь, блуждаю взглядом по противоположной стороне улицы. Как назло — ни одного столба. Светку перебивать нельзя, она вошла в раж. Все равно, осталось не меньше часа. Людей на снегу не видно, это одна из лучших улиц Москвы, — из-за того, что не видно… Светка продолжает, размахивая руками, объяснять мне наболевшие свои мысли и думы о сцене. Я включаюсь на полминуты.
— …а Станиславский, с его известной тебе, Санька, системой перевоплощения, говорил…
Добралась уже до Станиславского. И так как Светка не чужда принципа наглядности, то на очереди великий Качалов.
С деревьев падают комья белого снега, когда подует ветер. Они мягкие и мокрые. Автобусы поднимают веером снежную жижу с дороги, и она также веером обкладывает меня от сапог до коленей. Светка не замечает ничего. По-моему, она уже дошла до духовного экстаза. А я лишь успеваю изредка смахивать с джинсов наиболее крупные комья грязного снега. Наконец-то попался столб с часами. Я задираю голову, натягиваю пальцем глаз — для резкости — и смотрю: без пяти минут три часа. Еще ждать. Совсем невмоготу. Светка разбирает по косточкам Плучека, то ли Симонова-последнего, я не уловил пока. Пора включаться.
— Свет! Света, — ору я, — ты лучший человек на свете! Заметь, какая феноменальная и роковая игра слов: Света — на свете. Но если ты купишь мне сигареты, то станешь еще лучше и прекрасней. Музы, покровительницы трагедии, драмы, искусства, как-то: Мельпомена, Эос, Клио, не говоря уже о таких музыкальных бабенках, как Терпсихора и другие, падут ниц перед твоим всеослепляющим светочем.
Кажется, удалось прервать.
— Да ну тебя, Санька. Вечно ты своей прозой жизни разрушаешь хрупкую грань искусства. И всегда-то к слабой девичьей душе ключ подберешь. Какие тебе купить сигареты?
