Посреди серой мглы (ЛП) - Шепетис Рута (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Нет! — кричал мужчина, схватившись за ногу.
Грузовик остановился возле больницы. Всем, похоже, стало легче на душе: сейчас Лысому помогут. Но не тут-то было. Энкавэдэшники ждали, когда женщина, внесённая в список, родит. Чтобы, как только перережут пуповину, и мать, и её ребенка забросить в кузов.
5
Прошло почти четыре часа. Мы сидели в темноте перед больницей и не могли никуда выйти. Мимо проезжали какие-то машины, в кузовах некоторых из них под сеткой тоже сидели люди.
На улицах начиналось движение.
— Рано мы приехали, — сказал маме кто-то рядом. Мужчина взглянул на наручные часы. — Почти три утра.
Лысый, лёжа на спине, повернул лицо к Йонасу:
— Мальчик, закрой мне рот и зажми нос. И не отпускай.
— Ну уж нет, ничего подобного он делать не будет! — сказала мама и притянула Йонаса поближе к себе.
— Дура. Ты что, не понимаешь, что всё только начинается? У нас ещё есть шанс умереть достойно.
— Елена! — донеслось с улицы.
В тени деревьев я разглядела притаившуюся двоюродную сестру мамы, Регину.
— На спине вам легче лежать? — спросила мама у Лысого.
— Елена! — снова позвали, в этот раз чуть громче.
— Мам, по-моему, она тебя зовёт, — прошептала я, не отводя взгляда от энкавэдэшника, который курил с другой стороны машины.
— Она меня не зовёт, — сказала мама громко. — Она сумасшедшая! Ступайте отсюда, оставьте нас в покое! — прокричала она.
— Но Елена, я ведь…
Мама отвернулась и сделала вид, что поглощена разговором со мной, при этом не обращая внимания на сестру. Возле Лысого в кузов приземлился небольшой узелок. Мужчина с жадностью схватил его.
— И это вы, добродетель вы наш, говорили о достоинстве? — сказала ему мама. Она вырвала из его рук узелок и спрятала у себя под ногами. Мне стало интересно, что внутри. Как мама могла обозвать собственную двоюродную сестру сумасшедшей? Ведь Регина так рисковала, когда пошла её искать!
— Вы жена Костаса Вилкаса, проректора университета? — спросил мужчина в костюме, что сидел чуть ниже от нас.
Мама кивнула, заламывая себе руки.
Я смотрела, как мама заламывает себе руки.
В столовой приглушённые голоса то становились громче, то затихали. Мужчины сидели уже несколько часов.
— Милая, принеси им кофейник, — попросила меня мама.
Я подошла ко входу в столовую. Над столом висела туча табачного дыма, которую не выпускали на улицу закрытые окна и задёрнутые шторы.
— Возвращение на родину, если получится, — сказал папа и резко замолчал, когда увидел меня в дверях.
— Не желаете ещё кофе? — спросила я, держа в руках серебряный кофейник.
Кое-кто за столом опустил глаза. Кто-то кашлянул.
— Лина, ты становишься настоящей юной леди, — сказал папин университетский товарищ. — И я слышал, ты очень одарённая художница.
— Так и есть! — сказал папа. — У неё неповторимый стиль. И она невероятно умна, — подмигнув мне, добавил он.
— Так значит, в мать пошла! — пошутил кто-то за столом.
Все засмеялись.
— Скажи-ка мне, Лина, — начал журналист, — что ты думаешь о новой Литве?
— Вообще-то, — перебил его отец, — этот разговор не для юных ушей, не так ли?
— Этот разговор для всех, Костас, — ответил мужчина, — и для детей, и для стариков. К тому же, — улыбнулся он, — не буду же я печатать это в газете!
Папа заёрзал на стуле.
— Что я думаю о советской аннексии? — Я с мгновение молчала, не глядя отцу в глаза. — Я считаю, что Иосиф Сталин — наглый агрессор. А также, что мы должны выгнать его войска из Литвы. Нельзя разрешать другим приходить на нашу землю и брать всё, что им пожелается, и…
— Достаточно, Лина. Оставь кофейник и возвращайся к маме на кухню.
— Но ведь это правда! — не отступала я. — Это несправедливо.
— Хватит! — отрезал отец.
Я вернулась на кухню, по пути немного задержавшись, чтобы подслушать, о чём они будут говорить дальше.
— Не поощряй её, Владас. Она очень упрямая, отчего пугает меня до смерти, — сказал папа.
— Ну что же, — ответил журналист, — теперь мы видим, насколько она похожа на своего отца, не правда ли? Настоящую партизанку воспитал, Костас.
Папа промолчал. Собрание закончилось, и гости по очереди покидали наш дом через некоторые промежутки времени. Одни через главный вход, другие — через чёрный.
— Ваш муж проректор университета? — спросил Лысый, всё ещё морщась от боли. — Ну, тогда его далеко повезли…
Меня словно ударили в живот. Йонас в отчаянии взглянул на маму.
— Собственно, я работаю в банке и видел твоего отца вчера вечером, — усмехнулся какой-то мужчина Йонасу.
Я поняла, что это неправда. Мама с благодарностью кивнула ему.
— Так, значит, видел его на полпути к могиле! — мрачно сказал Лысый.
Я была готова испепелить его взглядом: сколько же клея нужно, чтобы заклеить ему рот?
— Я собираю марки. Простой коллекционер, и они шлют меня на смерть, потому что я переписывался с коллекционерами из других стран. А сотрудника университета уж точно первым номером в список внесли за то, что…
— Замолчите! — вырвалось у меня.
— Лина! — остановила меня мама. — Немедленно извинись. Бедняге очень больно, он сам не понимает, что говорит.
— Я всё понимаю! — ответил он, не сводя с меня глаз.
Двери больницы открылись, и оттуда донеслись страшные крики. Энкавэдэшник тащил по лестнице босую женщину в окровавленной больничной рубашке.
— Мой ребёнок! Пожалуйста, не трогайте моего ребёнка! — кричала она.
Вышел другой офицер, в руках у него был какой-то свёрток. За ним выбежал доктор и схватил энкавэдэшника за одежду.
— Пожалуйста, не забирайте новорождённого. Ребёнок не выживет! — кричал врач. — Господин, умоляю вас. Пожалуйста!
Офицер развернулся и ударил доктора прямо в колено каблуком сапога.
Женщину подняли в кузов. Мама и госпожа Грибас подвинулись, чтобы роженицу можно было положить рядом с Лысым. Ребёнка передали снизу.
— Лина, пожалуйста, — сказала мама, передавая мне красного младенца. Взяв на руки свёрток, я сразу же даже сквозь пальто почувствовала тепло маленького тельца.
— Боже, мой ребёнок! — заплакала женщина, глядя на меня.
Ребёнок закричал и замахал маленькими кулачками. Его борьба за жизнь началась.
6
Банковский работник передал маме свой пиджак. Она набросила его роженице на плечи и отвела от её лица пряди волос.
— Всё хорошо, милая, — сказала ей мама.
— Витас! Они забрали моего мужа, Витаса! — выдохнула женщина.
Я посмотрела на раскрасневшееся лицо в пелёнках. Младенец. Ребёнок прожил лишь несколько минут, а в СССР уже решили, что он преступник. Я прижала дитё к себе и прикоснулась губами к его лбу. Йонас прислонился ко мне. Если они такое сделали с этим малышом, то какая участь ждёт нас?
— Как вас зовут, милая? — спросила мама.
— Она. — Женщина вытянула шею. — Где мой ребёнок?
Мама взяла сверток с моих рук и положила ей на грудь.
— Мой ребёнок! Мой маленький ребёночек! — заплакала женщина, целуя кроху.
Машина рванула с места. Она с мольбой в глазах посмотрела на мою маму.
— Моя нога! — стонал Лысый.
— Здесь есть медики? — спросила мама, по очереди всматриваясь в лица присутствующих. Люди качали головой. А некоторые даже не посмотрели в её сторону.
— Я попробую наложить шину, — решился банковский работник. — У кого-нибудь есть что-то прямое? Пожалуйста, давайте помогать друг другу.
Люди неловко завозились, вспоминая, взяли ли с собой что-то подходящее.
— Господин! — сказал Йонас. Он протянул небольшую школьную линейку. Пожилая женщина, впечатлённая тем, что я в ночной рубашке, заплакала.
