Я ползу сквозь (ЛП) - King A. S. (книги бесплатно без .txt) 📗
– У вас нет телефона?
Она смотрит на него как на идиота:
– Кому нужен телефон, если он только и делает, что трезвонит?
Интервью одиннадцатое. Мать, приехавшая забрать сына из школы
Женщина в костюме для фитнеса сидит в машине на родительской парковке.
– Я только что из спортзала. Ужасно выгляжу, – предупреждает она.
– Мы вас сильно не задержим, – обещает мужчина. – Просто пара вопросов о школе и…
Женщина открывает рот, и оттуда вылезает одна длинная лента истории. Женщине даже губами шевелить не нужно. Она просто раскрывает рот пошире, и он вещает, как радио:
– Вчера кто-то послал школьному совету предупреждение о бомбе. Оно было выложено на блюде с кусочками дыни. Одно слово: «Завтра». Совет сорок пять минут обсуждал. Что бы это значило. Кто-то решил, что это угроза. Другие думали, что это послание от их богов – каждый думал про своего, – призванное напомнить, какой силой они владеют. Кто-то решил, что кубики дыни просто перемешались при перевозке. Кто-то спросил, американская это дыня или импортная. Встречу перенесли домой к одному из членов совета и приступили к обсуждению предстоящей охоты на индеек с луками и стрелами, – женщина закрывает рот.
– Вы член школьного совета? – спрашивает мужчина.
– О, смотрите, а вот и Генри! Кажется, совет ошибся. Первый день без тревоги с самого сентября!
Парень садится на пассажирское сиденье и спрашивает маму:
– Ты реально попадешь в телевизор в грязных шмотках из спортзала?
Мужчина и оператор возвращаются в отель, мужчина прямым ходом направляется в бар и берет двойную порцию. Оператор берет газировку. В уголке бара сидят начальник полиции и четверо членов школьного совета. Они обсуждают охоту на индеек. Мужчина подслушивает беседу и начинает закипать. Он говорит оператору, что пойдет в номер. Там он обнаруживает наводящую безупречную чистоту Лансдейл Круз.
– Ты все еще здесь?
– Сегодня был экзамен. Ты же не думал, что я туда пойду?
– Я сейчас занят, тебе нужно уйти.
– Меня бьет отец, – рассказывает Лансдейл.
– Сомневаюсь, что это правда, – отвечает мужчина.
– Это я посылаю предупреждения о бомбах!
– И тут сомневаюсь.
Лансдейл заправляет за ухо упавший на лицо свежеотросший локон:
– У меня есть сверхспособности, вот увидишь!
– В постели ты не очень, – отвечает мужчина и открывает дверь.
Лансдейл собирает вещи и говорит, выходя:
– Да ты тоже не гигант. А еще ты начинаешь лысеть, а твои яйца пахнут собачьим дерьмом.
========== Чайна Ноулз — пятница — цунами ==========
Меня зовут Чайна, и сегодня я на правой стороне. Я в Нью-Йорке. Шейн не берет трубку и не встретил меня с автобуса. Прежняя я – желудок, кишечник, анус – могла бы расстроиться и опустить руки, но я знаю, что найду его, если как следует поищу.
Три раза звонила мама, но я не брала трубку. Потом звонки прекратились, и она написала, что полиция в курсе, где я. Но я не делала ничего противозаконного, поэтому бесстрашно сажусь в пригородный поезд. Бесстрашно выхожу на нужной станции и иду по Бродвею. Бесстрашно нажимаю кнопку старого звонка на двери Шейна. Мне не страшно, даже когда на звонок никто не отвечает.
Я иду в сок-бар и заказываю:
– Дайте мне что-нибудь совсем отвратительное.
Мне наливают свежевыжатого свекольно-морковного сока с морской капустой. Просто мерзость. Я иду в Центральный парк и сажусь на скамейку. Рядом с ней стоит мусорка, и из нее раздается тиканье. Я пересаживаюсь поближе и прикладываю к ней ухо. От смеси моркови, свеклы и морской капусты крутит живот. Я чувствую, как мои слюнные железы трудятся изо всех сил, пытаясь сохранить спокойствие.
«Тик-тик-тик-тик-тик-тик».
Идеальное место, чтобы умереть.
У твоей тикающей бомбы самооценка выше, чем у меня
Во-первых,
Она не видит себя в зеркале.
Не знает щетки и расчески.
А может, знает и, чистя зубы,
Еще сильнее тикает,
Ведь ее тоже от себя тошнит.
Быть может,
Все разрушать легко.
Быть может,
Легко вредить себе.
Быть может, твоя бомба
Пытается привлечь внимание,
Кому-нибудь довериться.
Я залпом выпиваю свекольно-морковный сок с морской капустой; организм требует, чтобы я не прекратила, но я не прекращаю, а подношу стакан ко рту и сосу сквозь соломинку, не задумываясь, зачем я пихаю внутрь то, что мне внутри не нужно. Просто история моей жизни: Чайна, девочка, у которой внутри куча того, чего там быть не должно.
Я встаю, Центральный парк обматывается вокруг моей талии, я опираюсь обеими руками на мусорку – на девять часов и на три, – просовываю голову так глубоко внутрь, что до тикающей бомбы, наверно, остается несколько сантиметров, и меня выворачивает темно-розовой жижей. Она расплескивается вокруг, и капельки попадают мне на очки. Из меня выливается океан сока.
В мусорке закручивается розовый водоворот и становится ревущей волной цунами. Посетители Центрального парка начинают разбегаться. Кто-то визжит. Я по-прежнему прикована к мусорке, с руками на девять и три часа. Меня продолжают сотрясать судороги, но больше ничего не вытекает. Жидкость стекает по моему подбородку, а волна поднимается выше Крайслер-билдинг, и мне некуда спрятаться. Либо меня смоет, либо не смоет.
Тиканье становится все громче. Тогда я просто прыгаю в самое сердце воронки. Головой вперед ныряю в мусорку. К собственной рвоте и бомбе. Там все розовое и пульсирует, прямо как мой пищевод. Пахнет свеклой, а запах свеклы напоминает запах влажной земли. И я с трудом удерживаюсь, чтобы не набить рот грязью, потому что здесь пахнет домом, как будто мы с сестрами играем на заднем дворе и строим из грязи замки для муравьев, божьих коровок и пауков. Я хочу наесться грязью. Хочу проглотить в детство, вернуться в него и стать кучкой грязи – и стать моими сестрами, которые все еще ничего не знают, кроме своих фланелевых пижам, кукол и тупых мультиков вроде «Скуби-Ду».
Я плыву по красному туннелю руками вперед, как будто лечу. Мимо дрейфует бомба, тикая, как метроном. Она отбивает ритм музыкантам из «Бабах-оркестра». Все мы – музыканты «Бабах-оркестра», но пока никто об этом не знает. Потом по обе стороны красного туннеля внутри цунами появляются груды мусоры. Обертки от сэндвичей. Сжеванная жвачка. Контрольная по математике. Пятьдесят кофейных стаканчиков. Пачки сигарет. Разбитый шар со снегом. Бейсболка. Половинка пончика. Упаковка от презерватива. Любовная записка. Пластмассовый пузырек для лекарств с заштрихованной этикеткой. Мальчик. Да, на самом дне мусорки – мальчик. Он цепляется за кусок бумаги, идущий поперек его груди. Там написано: «Тик-тик-тик».
– Ты в порядке?
– Ты в порядке?
– Ты в порядке?
Я открываю глаза. Я по-прежнему стою над мусоркой в Центральном парке. Мои ладони все еще лежат на девять и на три часа. Рвота все еще стекает с моего подбородка и заляпывает очки. Женщина, спрашивавшая, в порядке ли я, протягивает мне бурую салфетку и поспешно уходит. Наверно, она слышит тиканье.
Я сажусь на скамейку и отплевываюсь. Потом вытираю лицо и осматриваю рюкзак. Он тоже весь в каплях. И футболка. И рукава. У меня на всем брызги розовой рвоты.
Я пересаживаюсь на другую скамейку. Там мусорка тоже тикает. Я снова пересаживаюсь. И снова. И снова. Похоже, все мусорки заминированы. Может, все взорвутся одновременно. Или нет. Я пересаживаюсь на другой конец скамейки, чтобы тикало не так близко, встаю с ног на голову и сажусь на скамейку ногами в воздух, а головой в засохшую грязь под скамейкой.
…онйокопс кат туТ .теакит ен огечин ,имагон хревв я адгоК
Я снова набираю Шейна и сразу попадаю на автоответчик. Я еще не оставляла голосовых сообщений, чтобы ему не казалось, что я бегаю за ним хвостиком. Но теперь я надежно сижу вверх ногами на скамейке в Центральном парке, можно и дождаться гудка:
