Шпионы - Фрейн Майкл (бесплатные серии книг TXT) 📗
Бродяги все нет как нет. Никаких звуков, кроме поднятого нами шума и доносящегося из-за деревьев равнодушного стука колес. Но вот стук глохнет в железнодорожной выемке, и вновь воцаряется полная тишина.
Мне вспоминается, как однажды Дейв Эйвери вместе с мальчишками с соседней улицы заперли бедного Эдди Стотта в темном сарае, что стоит в огороде у Хардиметов, и принялись колотить по крыше. Вспоминаются дикие, животные вопли ужаса бедняги Эдди.
Но тишина под железным листом кажется даже более дикой. Ни крика, ни проклятия, ни вздоха.
Смех замирает у нас на губах. Сердце у меня вдруг холодеет от страха, и я не сомневаюсь, что Кит испытывает ровно то же самое.
Но старик не умер. Да и с чего бы ему умереть? Люди же не умирают оттого, что над ними немножко подшутили!
От страха, правда, умирают…
Кит отбрасывает свою деревяшку. Я отбрасываю свою железяку. Нам не очень понятно, что делать дальше.
Почему же мы не спускаемся по ступенькам вниз и не заглядываем в подвал? Потому, что духу не хватает.
Внезапно мы дружно поворачиваемся и мчимся прочь; впервые среди нас двоих нет ни лидера, ни ведомого.
Мы несемся со всех ног, без передышки, и только бросающаяся навстречу собачья свора да пристальные взгляды мальчишек заставляют нас замедлить бег. Даже когда «Коттеджи» уже позади и лай собак стих за спиной, мы не обмениваемся ни словом. Молча идем мимо заплесневелого башмака, мимо крапивы и лужка, поросшего щавелем и кислицей, мимо платана, с которого свисает обрывок веревки, покуда не выбираемся из этого раскинувшегося за тоннелем непостижимого древнего мира.
Молча шагаем по Тупику. Теперь мы молчим потому, что смятение и страх улеглись, и мы оба думаем про старого бродягу. Про него, незримого и неслышного, который готов был скорее умереть, чем высунуть из укрытия нос или выдать себя хотя бы звуком. Неизвестный, так и оставшийся неизвестным. Искомое в уравнении, которое еще предстоит найти. Икс.
Мы подходим к дому Кита. У калитки стоит его отец в форме ополченца местной обороны.
– Мама до сих пор не вернулась от тети Ди, – раздраженно бросает он сыну. – У нас сегодня вечером смотр. Ужин – раньше обычного. Забыла она, что ли?
Мать Кита, стало быть, еще не вернулась. Значение этого факта доходит до меня не сразу. И вдруг в животе что-то обрывается. Я кошусь на Кита. Та же самая мысль пронзает и его; он заметно бледнеет. Затем перехватывает мой взгляд и отводит глаза, которые внезапно становятся мутными и безразличными. На серых губах змеится невеселая отцовская усмешка.
– Сбегай-ка, напомни ей, – говорит Киту отец. Я не могу даже посмотреть на Кита. Не могу представить себе, что он будет делать и что говорить.
– Ладно, не ходи, – роняет мистер Хейуард. – Вон она идет.
Мы дружно уставляемся на нее. Она шагает по Тупику с корзиной для покупок. Только на этот раз она очень торопится, почти бежит.
– Прости, пожалуйста, Тед, – с трудом переводя дух, произносит она наконец. – У тебя ведь смотр, я помню. Ходила в «Рай». Все обошла – хотела купить к выходным кролика. Не повезло. Обратно бегом бежала.
Кит молча поворачивается и идет к дому.
– Короче, чтоб через десять минут ужин был на столе, – говорит мистер Хейуард. – Ясно?
И вслед за сыном направляется к дому. При каждом шаге на ягодице подпрыгивает знаменитый штык в чехле.
Прикрывая за собой калитку, мать Кита взглядывает на меня. Мгновение стоит совершенно неподвижно, пытаясь отдышаться и прикидывая, как со мной обойтись.
– Это вы там были? – тихо спрашивает она.
Я отвожу глаза.
– Ох, Стивен! – печально роняет она. – Эх ты!..
7
Итак, насколько же в ту минуту Стивен понимал, что происходит?
Стоя перед «Медоухерстом» – унылой новостройкой, выросшей там, где когда-то была ничейная, буйно заросшая травой и кустарником земля под названием «Бреймар», – я не свожу глаз с кадки с геранями, второй слева на площадке для машин. Кадка, сколько я могу судить, стоит на том самом месте, где часами просиживал в укрытии Стивен уже после похода в Закоулки. Кит с тех пор ни разу не вышел играть, а Стивену не хватало духу постучаться к ним – так он волновался, не зная, что там, у Хейуардов, происходит. И сидел в тайнике один-одинешенек, прямо на голой земле, теперь скрытой под булыжным покрытием. А голова была, вероятно, как раз на уровне этих алых гераней.
Я озадаченно разглядываю цветы.
Из окна гостиной за мной не менее напряженно и сосредоточенно наблюдает мальчик. Ему примерно столько же лет, сколько было тогда Стивену, и он пытается вычислить, какие мысли теснятся в голове у старика, который с таким исступленным вниманием рассматривает кадку с мамиными геранями. До него доходит, что никогда прежде он меня в Тупике не видел. Ему сразу припоминаются разные истории: про воров, укравших из соседнего сада расписную ванночку для птиц; про жуткие привидения, с простертыми руками слоняющиеся где-то на границе знакомого мира; про торговцев вразнос, с которыми нельзя даже вступать в разговор и надо непременно отказываться от всех ужасно соблазнительных штучек, которые они предлагают; про взрослых, обожающих мучить маленьких детей, про бродячих убийц, наугад выбирающих жертву…
Я не обращаю на него внимания. Я все еще размышляю о той голове, что возвышалась как раз над кадкой с геранями. Труднее всего осознать, что это та самая голова, что сейчас сидит на моих плечах и размышляет об этом, – однако о том, что на самом деле в ней тогда происходило, я знаю ничуть не больше, чем этот мальчик за оконной занавеской – о том, что происходит в моей нынешней голове. В голове Стивена, полагаю, царит полная сумятица, в ней причудливо сплетаются и переплетаются будоражащие душу воспоминания и тяжелые предчувствия. В ушах звучит гром ударов по черному железу и наступившая затем тишина; вот всплывает лицо матери Кита, выражение ее глаз, когда она обернулась к Стивену у калитки и негромко произнесла свой вопрос; иксы и восклицательные знаки; поцелуи во время затемнения. Полагаю, его голова не забыла о наступлении безлунных ночей.
Впечатления… страхи… Но что же Стивен из них извлек? Что он на самом деле понял?
И что понимаю я? Теперь?.. В чем бы то ни было?.. Даже в простейших вещах, которые вижу своими глазами. Что я понимаю про эти герани в кадке?
Только то, что это герани в кадке. В биологических, химических и молекулярных процессах, скрывающихся за вызывающе ярким алым цветом, и даже в экономических и коммерческих условиях, обеспечивающих сбыт растений для цветников, или в социологических, психологических и эстетических причинах разведения герани вообще и данных гераней в частности я практически не понимаю ничего.
Но это мне и не нужно. Я просто бросаю взгляд в ту сторону, и в общем и целом мне все ясно: передо мной герани в кадке.
Впрочем, раз уж зашла об этом речь, я теперь совсем не уверен, что на самом деле понимаю значение слов понимать что-то.
Если Стивен понял хотя бы самую малость в происходивших тогда событиях, то уразумел он, наверное, вот что.
Он не оправдал доверия и страшно подвел мать Кита: каким-то непонятным образом он только все дело испортил; мир гораздо сложнее, чем предполагал Стивен; и теперь она оказалась в таком же затруднительном положении, в такой же глубокой тревоге, как он сам, когда не знал, что ему думать и как действовать.
Не сводя глаз с гераней, я задаю себе один простой, но самый существенный вопрос: Стивен все еще думал, что она – немецкая шпионка?
Я напрягаю память, и мой взгляд теряет фокусировку; герани сливаются в сплошное алое пятно.
Насколько я, наследник мыслей Стивена, могу судить по обрывочным данным, он этого не думал, но не думал и обратного. Поскольку рядом не было Кита, который сказал бы, что и как про это думать, Стивен перестал об этом думать вообще. Вы же не предаетесь целыми днями размышлениям о том, так ли обстоят дела или эдак, и не спрашиваете себя постоянно, понимаете вы ход событий или нет. Вы принимаете все, как оно есть. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что эти цветы передо мной – герани, однако не обмозговываю же я, в самом деле, такие мысли: «Эти цветы – герани» или «Это не настурции». Поверьте, мне есть, о чем поразмыслить.
