Приемный покой - Соломатина Татьяна Юрьевна (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗

Простоватая на вид, округлая от природы и состояния, как те самые булочки, которые она выпекала, девушка Аня взобралась на кресло в процедурном кабинете и, похоже, решила быть мужественной. Этой характера тоже явно было не занимать. Она не дёрнулась, когда не совсем ещё умелые руки Елены Николаевны вставили два больших лопатообразных зеркала – книзу и кверху – в то самое место, что воспето и унижено, возвышено и оболгано, хотя ни в чём само по себе не виновато.

Она не ойкнула, когда всё та же Елена Николаевна нечаянно («Я надеюсь, ты это случайно?» – тихо шепнул ей Пётр Александрович), но быстро исправив, защёлкнула пулевые щипцы на одно деление больше, чем было надо, на верхней губе шейки матки. А затем, хладнокровно-профессионально промокнув ватно-марлевым тампоном выступившую из отёчной ранимой слизистой кровь, приступила к выполнению процедуры. По желобоватому зонду ввела в канал шейки матки иглу, проткнула плодный пузырь, присоединила к игле шприц, втянула в него равное неделям гестации количество околоплодных вод, отсоединила шприц, присоединила последующий с гипертоническим раствором. Ввела. Удалила иглу и зонд, последовательно сняла щипцы, извлекла зеркала, обработала влагалище дезраствором.

– Всё. Сейчас вас переложат на каталку и отвезут в палату. В течение нескольких часов начнется родовая деятельность. Если захочется «по большому», зовите акушерку или меня. Ни в коем случае не идите в туалет и не тужьтесь, сидя на унитазе. Не ешьте.

Не успели за увозимой пациенткой закрыться двери, как Лена громким шёпотом сказала Петру Александровичу:

– Будем надеяться, что он родится мёртвым и акушерке не придётся его топить в ведре.

– Лена, зачем?

– Что, зачем?

– Зачем ты это делаешь? Так нельзя, Лена.

– Да она не слышала!

– Слышала. И ты прекрасно знаешь это, потому что сказала лишь для того, чтобы эта несчастная девочка услышала. Лена, иногда врач должен быть жёстким, но никогда! – никогда! – он не смеет быть жестоким. Побойся бога, какой бы атеисткой ты ни была.

– Чёрт с ней. И с тобой, если не веришь, что я не специально.

– Я не верю. Я знаю, что ты нарочно. И я не понимаю зачем? Во имя идеи? Тебе претит детоубийство? Мне тоже. Мы просто работаем. Просто акушеры-гинекологи. Просто рутина. Просто профессия. Просто ремесло… Всё, Лен. Всё, я сказал!

– Пойду, покурю! – Ситникова разозлилась на себя. Но никогда бы никому в этом не призналась.

– Иди, покури. Потом приходи в родзал. Там – обратная сторона медали. Надеюсь, со временем ты поймёшь, что и сторон-то нет. Нет добра и зла, света и тьмы, и особенно нет преступления на девочке Ане и карающего меча у тебя в руках. Есть щелчок, раскручивающий плоскости в объём, включающий в себя всё.

Леночка Иванова, чьё имя, фамилия и история родов сохранились в архивах лечебного учреждения, но никак не в памяти врачей, спокойно прошла весь первый период родов, именуемый «периодом раскрытия». Второй же период – «период изгнания» ей пройти помогли. Помог Пётр…

Шок от внезапности сотворения немного иного, незапланированного, мира прошёл моментально. До родов Леночка Иванова даже представить себе не могла, как это – мальчик? Что это – мальчик? Сейчас же она была так счастлива, что родился именно мальчик. Мальчик! Мужчина!!! Она создала мужчину! Она, серая мышь, не умеющая двигаться и говорить, лишь неприметно передвигаться, молча, на бумаге, переводить тексты с одного языка на другой, создала совершенно новую форму жизни – не подобную ей, бесподобную, мужскую! Да она переплюнула Творца – ей даже ничьё ребро не понадобилось. Она сотворила его из себя. Из своего тела. Сотворила и создаст для него, её мальчика, Рай! О плодах древа познания добра и зла, воткнутого ироничным господом нашим всемогущим прямо посреди эдемского сада, Леночка Иванова в тот момент как-то и не вспомнила.

Зато на следующий день она вспомнила о соседке по палате – Анне, однофамилице последней русской императрицы.

– А что с девочкой, что лежала со мной в палате? Романовой? – спросила она у акушерки, которая обрабатывала ей швы на промежности.

– Не знаю. Я только смену приняла. Родила, наверное. Все рано или поздно рожают.

– Ей искусственные роды должны были вызывать.

– А, эта… Кто она тебе, родственница, подруга?

– Просто соседка по палате. Вчера и познакомились. У меня схватки начались, она доктора позвала.

– Нормально всё с твоей соседкой. В палате интенсивной терапии она.

– Где?

– В реанимации. Кровопотеря большая была. Но, как любит говорить один наш доцент: «Лучше без матки на Красной площади, чем с маткой – на кладбище». Жить и любить будет. Рожать и менструировать – уже нет.

– А что случилось?

Акушерка опомнилась, что сболтнула лишнего.

– Кровотечение вроде, – строго сказала она. – Точнее у доктора спросишь. Мне некогда. – И добавила, закончив обработку: – Что в родзале сказали, помнишь? Денёк-другой кефир, «по большому» – после клизмы. Швы снимать Пётр Александрович пораньше любит.

– Откуда вы знаете, что Петр Александрович роды принимал?

– Ну, во-первых, он вчера был ответственным дежурным, а во-вторых, кроме него, никто эпизиотомию в обе стороны не делает.

– Чего не делает?

– Промежность на немецкий крест не разрезает. – Вроде бы зловещую неуместную шутку медработница произнесла умилительно. – Говорит, что это только днём у главных врат пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни. [72] А ближе к пяти, под утро, когда херувим крепко спит, всегда найдётся сторож с ключом, путь к древу жизни открывающий. В общем, многие считают, что он немного не от мира сего. А я тебе говорю, что он отличный крепкий земной мужик с чувством юмора, с женой, двумя детьми, да ещё и влюблённый.

– В жену? – уточнила Леночка.

– Говорю же тебе – влюблённый. Где ты видела мужика, влюблённого в жену?

– Да я вообще мужиков немного видела, – усмехнулась Леночка.

– Я поняла, – хмыкнула дама в белом халате. – Да и на фиг они нужны? Зато ребёнок теперь есть. У Романовой твоей теперь вот ни мужика, ни ребёнка. Кого родила-то?

– Мальчика, – гордо сказала Леночка.

– А хотела кого?

– Мальчика и хотела… – уверенно ответила та и, как ей самой показалось, не солгала.

– В общем, главное для тебя и твоего мальчика, что Зильберман специалист, каких мало. Так что повезло тебе, Иванова.

Средний персонал не утруждал себя «выканьем», но Леночка не обижалась. «Тыканье» было уместным, делая отношения «персонал—пациентка» немного домашними.

С врачом Леночка поговорила, уверив, что интересуется лишь потому, что у соседки по палате нет никого, кто бы позаботился о ней. И он отчего-то, в нарушение деонтологии, рассказал, что случилось. Выяснилось, что у Анны Романовой оказалась редчайшая патология – истинное приращение плаценты. [73] Сделай она аборт вовремя – до двенадцати недель, – всё было бы нормально. А в случае искусственных родов, исключительно по механизму своего вызывания и преследуемым целям, называемых искусственными, но никак не по биомеханизмам происходящего во время и после, всё уже гораздо сложнее. После рождения плода – с этим у Анны всё прошло нормально, и акушерка, куда более опытная и равнодушная, чем начинающая горячая врач Ситникова, молча приняла мёртвый, убитый внутриутробно растворами плод, незаметно положила его в почечный лоток, и опытная же санитарка молча и незаметно вынесла его куда надо.

Послед не отделился ни через пять минут, ни через пятнадцать. Через двадцать пять акушерка позвала Петра Александровича. Потому что вместо признаков отделения последа присутствовали все признаки нарастающего гипотонического маточного кровотечения. [74] Был вызван анестезиолог. Ни ручные, ни инструментальные манипуляции эффекта не дали.