Сорок лет Чанчжоэ - Липскеров Дмитрий Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Порыв Гаврилы Васильевича вскоре прошел, и, дыша словно собака, он пытался помириться с мальчиком.
— Теперь ты видишь, что в жизни могут произойти всякие случайности! Я мог в гневе убить тебя, и ты умер бы молодым, прожив жизнь много короче, чем я…
Те— перь ты понял это?
— Ага, — ответил Джером, сглатывая кровавую слюну. — Я бы умер внезапно, а вы бы долго мучились, ожидая казни за убийство.
— Будешь есть вымя? — спросил Теплый.
— Буду.
Они поели, после чего мальчик долго не мог выковырять из зубов застрявшие волоски.
Гаврила Васильевич отпустил Джерома, дав ему два медных пятака, чтобы он прикладывал их к синякам.
— Приходи завтра, — пригласил учитель.
Вот эти самые синяки, оставленные на лице мальчика кулаками Теплого, и увидел полковник Шаллер.
Сидя над рукописью Елены Белецкой, тщетно пытаясь сосредоточиться, Гаврила Васильевич отчетливо произнес вслух фразу: — Я убью его!" Славист составил таблицу наиболее часто встречающихся созвучий, наложил сверху лист папиросной бумаги, срисовывая на нее буквы в различной последовательности. Он комбинировал слоги, используя старинную методику Граббе, построенную на мистической теории проникновения в тайну слова.
Непременным усло— вием теории была медитация — абсолютное представление слова как единственного жизненного понятия. Буквенный символ должен был отчетливо запечатлеться в мозгу, врезаться в него, вытеснив ощущение собственного — Я".
Само подсознание, соединившись с космосом, должно было выдать ответ.
Гаврила Васильевич, полагаясь на интуицию, выделил из всей рукописи наиболее главное слово, вычертил его на листе ватмана черной тушью, долго на него смотрел, а потом закрыл глаза. Слово отпечаталось красным контуром на внутренней стороне век. Слово было — ШШШШШ. Славист контролировал свое дыхание, пока оно не стало покойным. Выделение слюны замедлилось, язык сделался сухим, а биение пульса сократилось до сорока ударов в минуту.
Озарение стало неизбежным…
15
Авто Франсуаз Коти, скрипнув новой резиной, остановилось рядом с главной городской площадью. Дальше проехать было невозможно из-за скопления народа.
Лица людей были возбужденными и источали какое-то внутреннее сияние. Народ жаждал счастья, стараясь быть поближе к его строящемуся символу.
Девушка взяла Генриха Ивановича за руку и потянула за собой, углубляясь в толпу. Они прошли по узкой улочке, ведущей к главной площади, рассматривая лица прохожих, гордо воздевших над собой транспаранты с надписями типа: — Мы достойны счастья! Мы сделаем шаг к нему навстречу!" Повсюду продавали воздушные шары, всякие сладости и лимонад. Народ гулял…
Наконец Франсуаз и Шаллер вышли на площадь. В центре ее из мощного бетонного основания уходила к небу башня. Генрих Иванович задрал голову и с удивлением сказал:
— Господи, я не предполагал, что они за такое короткое время столь много построят!.. Это невероятно!
От основания башни к ее нутру тянулась цепочка рабочих, как русских, так и корейских. Из рук в руки рабочие передавали красные кирпичи, раствор и всякий необходимый строительный материал. Делали они это так быстро, как будто хотели закончить строительство уже сегодня до захода солнца.
— Пожалуй, в башне уже футов четыреста! — предположил полковник.
— Пятьсот, я думаю, — высказала свое предположение девушка. — Велик русский народ в своем стремлении к иллюзиям!
На вершине башни, на строительной площадке, были установлены усиливающие голос устройства, чтобы народ мог не только следить за происходящим, но и слышать, что творится между рабочими, какие следуют команды.
— Мы кладем трехсоттысячный кирпич! — прокатился над площадью голос.
— Ягудин, — определила Франсуаз. — Какой мощный голосовой аппарат.
— Вы знакомы с ним лично? — поинтересовался Шаллер.
— Видела пару раз.
— И что он за тип?
— Любопытный. Он может быть и романтиком, и изувером. Чем-то на вас походит.
— Что же, я похож на изувера?
Девушка не ответила, так как ей помешал голос Ягудина, вещающий с высоты.
— Сограждане! — возвестил голос. — Хочу обратиться к вам с речью! Позволите ли мне сделать это?..
— Позволяем! — донеслись голоса из толпы. — Говори, Ягудин! Мы рады услышать тебя.
Ягудин прокашлялся.
— Я хочу сказать, что вы, собравшиеся на главной площади, есть народ! Не побоюсь сказать, что вы — прогрессивное человечество! Ваши лица устремлены вверх, вы собрались в кучу, чтобы стать непосредственными соучастниками величайшего события, творящегося на ваших глазах! Ваши уши, ваши глаза направлены на уникальное строительство Истории — Башню Счастья!.. Я слышу ликующие возгласы людей, исходящие из самых потаенных глубин сердец! Ваши ли это голоса, или ангельские призывы?..
Народ внизу заволновался и закричал:
— Наши голоса, наши! Мы с тобой, Ягудин!.. Продолжай!.. Ура-а!..
— По-моему, он издевается, — зашептала в ухо Шаллера Коти.
— Но делает это тонко, — добавил полковник.
— Крики — ура" непрерывно сотрясают площадь и мои уши! — продолжал вещать Ягудин. — Ваш порыв напоминает мне огнедышащий вулкан, и его можно сравнить с радостью миллионов одновременно разродившихся женщин! Никогда еще человечество не сталкивалось с таким массовым проявлением мира, дружбы и солидарности между русским и корейским народами! Нам будет что оставить в наследство нашим детям, внукам и правнукам! Мы оставим им Башню Счастья!
— Хотим тебя видеть! — закричала толпа. — Появись перед нами! Видеть тебя хотим!
— Вы ощущаете приближение счастья?
— Ощущаем! — ответила толпа в слаженном порыве.
— Громче!
— Ощуща-а-ем!
— Смотрите, вон он, — показала наверх Коти. — Лезет на стену.
И действительно, на самую вершину, на только что выложенные кирпичи, взобрался бородатый человек, воздевая к небесам руки.
— Вы хотите счастья? — спросил человек.
— Хотим! — дружно отозвалась толпа.
— Вы верите, что по Башне можно перейти в райские кущи?
— Верим!
— Верите?
— Верим!!!
Человек на вершине на мгновение замолчал, а потом вдвое громче заорал:
— Ну и идиоты! Кретины! Быдло!
После этих слов Ягудин чуть присел, затем расправил руки, словно птица крылья перед полетом, оттолкнулся ногами от свежей кирпичной кладки и с диким криком полетел…
— Быдло-о-о!..
Сначала показалось, что он летит параллельно земле, а на мгновение почудилось, что даже и набирает высоту, но это, вероятно, был оптический обман.
Народ замер, наблюдая свободный полет Ягудина. Франсуаз прикрыла рот ладошкой, словно сдерживая крик. В народе потеснились, образуя площадку на месте вероятного приземления купца. Ягудин пару раз взмахнул руками, крутанул, словно орел, шеей и рухнул патлатой головой на булыжную мостовую. Голова его не раскололась, как следовало ожидать, а глухо ухнула о камни. Глаза Ягудина вертелись еще несколько секунд после падения, он попытался что-то сказать, но изо рта вышла кровавая пена, пузырясь и лопаясь, мешая предсмертным словам.
Ягудин дернул ногой, и душа его отошла. Толпа сомкнула свои ряды, вознесла тело купца над головами и в траурном молчании потащила его куда-то по улицам.
— Уйдемте отсюда, — сказал Генрих Иванович, беря девушку под руку.
— Бедная Лиза, — проговорила Коти. Во взгляде ее была твердость, а щеки покрылись румянцем. — Бедная Лиза! — повторила она.
—Авто Франсуаз катило по пустой мостовой, удаляясь от центра города в сторону загородных поселков. В прозрачном небе горела дневная звезда, и, глядя на нее, Шаллер загрустил, вспоминая свои давние теории о животворящем космосе.
— Вот ведь как происходит, — думал полковник. — Как подчас неожидан человеческий конец. Лузгаешь семечки, а через мгновение твоя голова может быть расплющена сорвавшимся камнем. А ты в этот миг размышлял о чувственном наслаждении, лелеял его в своих членах, не задумываясь о предстоящей минуте. А дома тебя ждал привычный запах. Запах стен, нагревшейся крыши, запах жены и свой собственный аромат… Ах, я опять думаю о смерти", — поймал себя Генрих Иванович.
