Последнее искушение Христа - Казандзакис Никос (прочитать книгу txt) 📗
Иаков сжал в руке посох и выругался. В памяти у него сразу же снова возникли крест, распятый, Назарет. И вот теперь распинатель оплакивает вместе с женщинами зерно! Грубой и жестокосердной была душа Иакова. Он унаследовал все черты отца — был резким, раздражительным, безжалостным — и совсем не походил ни на свою мать Саломею, святую женщину, ни на кроткого брата Иоанна. Сжав в руке посох, разгневанный Иаков двинулся к току.
Сын Марии как раз собирался снова отправиться в путь. По щекам его еще струились слезы. Старухи держали юношу за руки и целовали, не желая отпускать. Разве мог кто-нибудь еще найти такое доброе слово для их утешения, как этот неизвестный путник?
— Не плачьте, матушки, не плачьте. Я еще вернусь, — говорил он, мягко высвобождая руки из старушечьих ладоней.
Ярость Иакова куда-то исчезла, и он застыл в изумлении. Глаза распинателя сияли, полные слез, смотря то вверх, на восторженное розовое небо, то вниз, на землю и людей, которые, скорчившись, копошились в грязи и рыдали.
«И это распинатель? Он ли это? Лицо его сияет, словно у пророка Ильи», — прошептал Иаков и отступил в смятении. Сын Марии как раз вышел с тока, увидел Иакова, узнал его и приветствовал, прижимая ладонь к груди.
— Куда путь держишь, Сыне Марии? — спросил сын Зеведея голосом, который звучал уже мягко, и не дожидаясь ответа предложил: — Пошли вместе, дорога ведь дальняя, и лучше идти вдвоем.
«Дорога дальняя, и лучше идти одному», — подумал Сын Марии, но не сказал этого.
— Пошли, — ответил он и отправился вместе с Иаковом по мощеной дороге на Капернаум.
Некоторое время шли молча. Повсюду на токах вновь и вновь раздавался женский плач, старики, опершись о посохи, смотрели, как вода уносит зерно, а мужчины, неподвижно стоявшие с мрачными лицами посреди убранного и опустошенного поля, либо молчали, либо ругались. Сын Марии сказал со вздохом:
— О, если бы один человек мог умереть от голода, спасая от голодной смерти весь народ! Иаков глянул на него, лукаво прищурив глаз:
— А если бы ты мог стать зерном, чтобы народ съел тебя и тем самым спасся от голодной смерти, ты бы это сделал?
— Да кто же бы не сделал этого? — удивленно спросил Сын Марии.
В ястребиных глазах и на толстых, обвислых губах Иакова заиграла насмешка:
— Я!
Сын Марии замолчал. Его спутник обиделся.
— Мне-то за что пропадать? — проворчал он. — Если Бог наслал потоп, разве я тому виной? И Иаков со злостью посмотрел на небо.
— Зачем Бог вообще сделал это? В чем провинился перед ним народ? Не понимаю. А ты понимаешь, Сыне Марии?
— Не спрашивай, брат, это грех. И я спрашивал о том же еще третьего дня. А сейчас понял. Это и есть змий, искусивший первозданных, за что Бог и изгнал нас из рая.
— Что «это» — вопрос.
— Не понимаю, — проговорил сын Зеведея и ускорил шаг.
Он уже пожалел, что взял в попутчики распинателя: слова его были гнетущими, а молчание и вовсе невыносимым. Они как раз поднялись на возвышавшийся среди поля бугор, откуда показались сверкающие вдали воды Геннисаретского озера. Рыбачьи лодки вышли уже на открытый простор и начали ловлю. Ярко-красное солнце поднялось из пустыни. На берегу белело большое богатое село.
Иаков узнал свои челны, и теперь в голове у него была только рыба. Он повернулся к опостылевшему спутнику.
— Куда ты теперь, Сыне Марии? — спросил Иаков. — Вот Капернаум.
Но тот ничего не ответил и только опустил голову. Сказать, что он направляется в обитель обрести святость, Сын Марии стыдился.
Иаков резко вскинул голову и посмотрел на него. Недоброе пришло вдруг ему на ум.
— Не хочешь говорить? — прорычал Иаков. — Что еще за тайна?
Он схватил Сына Марии за подбородок и поднял ему лицо.
— Посмотри мне в глаза. Говори, кто тебя послал?!
Но Сын Марии только вздохнул.
— Не знаю, — невнятно пробормотал он, — не знаю. Может быть, Бог, а может быть, и…
Он замолчал. От ужаса язык присох к гортани: неужели его и вправду послал Дьявол?
Иаков разразился сухим, исполненным презрения смехом. Теперь он крепко держал Сына Марии за плечо и тряс его.
— Центурион? — глухо промычал Иаков. — Твой друг центурион? Это он послал тебя?
Да, вот кто, вне всякого сомнения, послал его соглядатаем! В горах и пустыне появились новые зилоты, которые приходили в села, тайно собирали народ и говорили с ним о возмездии и свободе. А кровожадный центурион Назарета напустил на все села соглядатаями продажных евреев. Одним из них был, несомненно, и этот, распинатель.
Иаков нахмурил брови, пнул его, затем отшвырнул прочь и сказал, понизив голос:
— Послушай, что я тебе скажу, Сыне Плотника. Здесь пути наши расходятся. Если сам ты не знаешь, куда идешь, то я про то знаю. Мы еще поговорим об этом. И никуда ты от меня не спрячешься! Я всюду отыщу тебя, несчастный, и горе тебе! А напоследок скажу тебе вот что, и запомни это хорошенько: с пути, на который ты вступил, живым уже не сойдешь!
С этими словами, даже не протянув руки, он бегом стал спускаться вниз.
Рыбаки уже уселись вокруг снятого с огня медного котла. Зеведей первым запустил туда своей деревянный черпак, выбрал самого большого зубана и принялся за еду. Самый старый из товарищества, протянув руку, попытался было воспрепятствовать ему.
— Хозяин, — сказал рыбак, — мы забыли помолиться.
Почтенный Зеведей, как был с набитым ртом, поднял деревянный черпак и, продолжая жевать, стал благодарить Бога Израиля за то, что Тот «посылает рыбу, хлеб, вино и масло для пропитания поколений народа еврейского, дабы те могли продержаться до наступления Дня Господня, когда рассеются враги, все племена падут в ноги Израилю и поклонятся ему, а все боги падут в ноги Адонаи и поклонятся ему. Для того мы и кормимся, Господи, для того женимся и производим на свет детей, для того и живем — в угоду Тебе!»
Проговорив все это, Зеведей одним духом проглотил зубана.
Пока хозяева и работники вкушали от трудов своих и ели, устремив взгляд на озеро — родную матушку-кормилицу, появился, весь в грязи и тяжело переводя дыхание, Иаков. Рыбаки потеснились, давая ему место, а почтенный Зеведей весело крикнул:
— Добро пожаловать, первородный! Тебе повезло, садись-ка подкрепиться! Что нового?
Сын не ответил. Он опустился на колени рядом с отцом, но даже руки не протянул к благоуханному дымящемуся котлу.
Почтенный Зеведей робко повернулся и посмотрел на него. Он хорошо знал своего сына — чудаковатого и грубого — и боялся его.
— Ты не голоден? — спросил отец. Чего снова насупился? С кем опять не поладил?
— С Богом, с демонами, с людьми, — раздраженно ответил Иаков. — Я не голоден.
«Вот те на. Снова пришел, чтобы помешать нам спокойно похлебать ушицы…» — подумал почтенный Зеведей и, не желая портить хорошего настроения, решил переменить разговор и ласково потрепал сына по колену.
— Эй, хитрец, — сказал он, прищурившись. — С кем это ты разговаривал в пути?
Иаков встрепенулся.
— Соглядатаями обзавелся? Кто тебе сказал? Ни с кем! Он поднялся, направился к озеру, вошел по колени в воду, умылся, затем вернулся к работникам и, видя, как те с удовольствием едят и смеются, не выдержал:
— Вы здесь проводите время за едой и питьем, а другие идут ради вас на крест в Назарете!
Сказав так и не в силах больше видеть рыбаков, Иаков направился в селение, бормоча что-то под нос.
Почтенный Зеведей поглядел вслед сыну и покачал своей огромной головой:
— Ну, и повезло же мне с сыновьями! Один вышел слишком мягким да богобоязненным, другой — слишком строптивым: где ни появится, тут же вспыхивает ссора. Повезло, нечего сказать! Ни из того, ни из другого не вышло стоящего человека: в меру мягкого, в меру строптивого, то добряка, то пса кусающего, полудьявола-полуангела — человека, одним словом!
Он вздохнул и, чтобы прогнать печаль, ухватил леща.
— Благословенны да будут лещи, озеро, сотворившее лещей, и Бог, сотворивший озера! — сказал Зеведей.
