Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред (е книги .txt) 📗
Сьюзан кивнула.
— Значит, ты хочешь предложить свою цену на это заведение в Денвере? Я его не видела, но если ты считаешь, что это то, что нам нужно, и думаешь, что мы сможем продать здешнее наше заведение… — Она ему улыбнулась. — Предоставляю тебе решать самому.
— Я предложу свою цену, — сказал он. — Посмотрим, что из этого выйдет.
Через своего адвоката Фанкорта они предложили наследникам в Денвере двенадцать тысяч долларов за товары, оборудование, льготы на поставку, аренду и расположение. В Денвере после нескольких недель препирательств их предложение приняли.
К концу года они завершили дела по продаже «Машинописного центра Монтарио» и приняли на себя дела в Денвере. Там все еще продолжались проволочки, поскольку магазин в Денвере — называвшийся «Колорадской компанией офисного оборудования» — представлял собой часть недвижимости, разделенной между множеством наследников. Но в конце концов все узлы распутались. Они с Сьюзан в последний раз побывали в Монтарио, а затем вступили в права собственности в Денвере. И дело с концом.
Бизнес в Денвере складывался очень хорошо, и они понимали, что если будут заниматься им достаточно долго, то получат все, чего хотят. Сьюзан мало–помалу отдалилась от магазина, и он стал руководить им сам. Он покупал то, что, по его ощущениям, могло найти сбыт, и единолично строил политику магазина; она не жаловалась на его доминирование, и оба они умели быть мягки друг к другу, когда по вечерам сходились дома. Они купили в Денвере дом, Тэффи поступила в Денверскую среднюю школу, и они начали понимать, что поступили правильно и что коренных перемен отныне, скорее всего, не последует. Они продолжат продавать в розницу пишущие машинки в Денвере и будут жить в ладу друг с другом, как оно и было, пока ничего не приключится с кем–то из них — или, если на то пошло, ничего не приключится со страной и обществом. Если миру, в котором они живут, удается себя продержать, то и они, вероятно, сумеют продержать свой магазин, дом и семью. Их сомнения в течение нескольких месяцев шли на убыль, пока не исчезли окончательно. В некий неопределенный момент их оставили последние тревоги. Они этого даже не осознали; это произошло вполне естественным образом, в какой–то из обычных рабочих дней.
Следующим летом до Брюса окольным путем дошло известие о том, Мильт Ламки умер.
У него сохранился адрес Кэти Гермес в Покателло, и они с Сьюзан написали ей. Через примерно неделю получили ответное письмо, в котором сообщались некоторые подробности его смерти.
Кэти сообщала, что он умер из–за своей брайтовой болезни. Она полагала, что этого можно было бы избежать, если бы он заботился о себе. Брюс в этом письме уловил смутную неприязнь к нему, но, возможно, и ко всем остальным, кто имел дело с Мильтом, включая даже самого Мильта. На страницах письма она несколько раз задним числом укоряла Мильта и саму себя. Мильту прежде всего следовало прекратить разъезды по своей территории. Ему надо было устроиться где–нибудь на кабинетную работу, чтобы иметь возможность ходить в туалет, когда требовалось, и отдыхать, когда требовалось. Ее защищенность на этих пунктах снова и снова давала о себе знать в письме. Лучше всего было бы, если бы она смогла получить развод, после чего они с Мильтом поженились бы и устроили себе семейное гнездышко в Покателло. После того как поженились Брюс и Сьюзан, писала она, Мильт поговаривал об этом, но под конец перестал. И эта тема никогда больше не всплывала.
В остальном письмо было наполнено формальными фразами. К смерти Мильта она, похоже, отнеслась весьма прозаично.
Через день–другой у них дома зазвонил телефон, и, когда Сьюзан сняла трубку, чтобы ответить, он услышал, как она сказала:
— Пожалуй, вам лучше обсудить это с Брюсом.
— Кто это? — спросил он, поднимаясь с кресла.
— Кэти Гермес, — со странным выражением на лице ответила Сьюзан, — звонит по междугородному из Покателло. — Когда он двинулся в холл по направлению к телефону, она добавила: — Что–то насчет денег.
— Каких денег? — спросил он.
— Лучше поговори об этом с ней, — сказала она.
Он взял трубку и поздоровался.
— Это миссис Гермес, — сказал ему в ухо женский голос. — Я хочу кое о чем вас спросить, мистер Стивенс.
Походив вокруг да около, Кэти наконец заявила, что Мильт перед смертью рассказывал ей о разных людях, которые должны были ему деньги, и несколько раз упоминал о том, что Брюс должен ему пятьсот долларов.
— Он говорил за что? — со смешанными чувствами спросил Брюс.
— Он сказал, что одолжил их вам на покупку чего–то. Я не хочу докучать вам просьбами, но если вы хотите что–нибудь для него сделать теперь, когда его не стало, то, пожалуй, вы могли бы вернуть их мне. — Вслед за чем Кэти принялась пространно расписывать, как близки были она и Мильт.
— Мне надо переговорить с женой, — сказал Брюс. — Могу я позвонить через день–другой или написать?
С явной убежденностью, что никогда не увидит этих денег, Кэти сказала:
— Что бы вы со Сьюзан ни решили, меня это полностью устроит. Как вы понимаете, никаких письменных свидетельств об этом нет.
— Да, понимаю, — сказал он. И, добавив напоследок, что рад был ее услышать, повесил трубку.
— Она что, говорит, что ты их одолжил? — спросила Сьюзан. — Он ведь дал их тебе, разве не так?
— Он дал их нам обоим, — сказал он. — В качестве свадебного подарка.
— Думаешь, он сказал ей, что это был просто заем? Может, он забыл, что подарил их нам, а может, передумал. Ты сам знаешь, как с ним бывало.
Достав счета, поступившие в течение последней недели, он уселся и стал подсчитывать свои первоочередные финансовые обязательства.
— Мы можем себе это позволить, — сказал он наконец. — Но для нас будет намного легче, если мы разделим эту сумму на две части, по разу в месяц. Двести пятьдесят в этом месяце, а остальное в следующем.
— Делай, как хочешь, — с дрожью беспокойства в голосе сказала Сьюзан. — Если чувствуешь, что это не повредит нашему положению. Решать тебе.
— Я выпишу ей чек и сразу же его отошлю, — сказал он. Это было единственным способом, которым он мог принудить себя отдавать кому–либо какие–то деньги; в течение последнего года у него выработалась устойчивая привычка жестко контролировать все выплаты.
— Должно быть, она в них нуждается, — сказала Сьюзан. — Иначе не стала бы этого делать. Звонить нам и спрашивать о них.
В конце концов он оправил Кэти Гермес чек на все пятьсот долларов. И это принесло ему чувство облегчения.
Смерть, подумал он, всегда держалась от меня в отдалении. Оба мои родителя живы. И брат. Ближе всего она подходила в прошлом, когда миссис Джэффи заболела, покинула начальную школу имени Гаррета О. Хобарта и впоследствии отошла. А потом, конечно, мы получили этот магазин в Денвере, потому что человек, которого мы никогда не видели, погиб в автокатастрофе. Но смерть никогда не оказывала на меня решающего влияния и вообще никак на меня не воздействовала.
Какое–то время он обдумывал вероятность того, что Мильт действительно жаловался насчет денег. Неужели он и впрямь жаловался, что я их не отдаю?
Так или иначе, подумал он, теперь это только обычная круглая сумма, которую хочет получить некая женщина, едва знакомая, и сумма эта должна уйти из наших бухгалтерских книг подобно любой другой пятисотдолларовой выплате. Соображения, по каким он дал мне эти деньги, — их больше нет. Они исчезли. Я никогда их не знал, Кэти Гермес они безразличны, а у самого Мильта нет никакой возможности рассказать об этом.
Но как же скверно, подумал он, что это всегда так и будет надо мною висеть. Мне никогда не узнать, что Мильт в действительности подразумевал или чувствовал, передумал ли он или же просто не имел в виду того, что говорил. Я его не понимал. Мы недостаточно тесно общались.
Затем ему пришло в голову, что, помимо Мильта Ламки, у него никогда не было никаких друзей — как, разумеется, нет и сейчас. Сьюзан и магазин составляли все его существование. Было ли это намеренно? Или он позволил, чтобы так оно получилось, пустив свою жизнь на самотек?
