Щепотка перца в манной каше - Шугаев Аркадий Анатольевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
Однажды он зашел в эмигрантскую лавочку и купил там килограмм ржаной муки. Дома, не зная рецепта, замесил тесто, полагаясь исключительно на интуицию, и выпек в духовке буханку черного хлеба. Миша был не тем человеком, что будет сидеть и скучать о прошлой жизни. Нет! Это был человек действия. Отсутствует в стране ржаной хлеб, так его значит нужно сделать самому. Экспериментальная буханка напоминала по форме толстый блин, а по вкусу и консистенции — глину. Кагановича это не остановило, он записался в библиотеку, взял случайно оказавшуюся там книгу о производстве хлеба и приступил к делу серьезно. Оказалось, чтобы выпечь полноценный ржаной хлеб, одной муки и дрожжей мало. Нужна была закваска. Где же ее взять? В Питере, на хлебозаводе. Миша давно уже планировал проведать город на Неве, и теперь быстро собрался, взял отпуск и полетел.
На Ржевском хлебокомбинате договорился с работягами, и за бутылку портвейна ему вынесли полкило закваски. Это живой организм, его надо поить чистой водой, подкармливать мукой, перемешивать. Михаил упаковал закваску в термос и спешно вылетел обратно в Хайфу. В первый же вечер Каганович выпек у себя на кухне два чудесных «Бородинских» хлеба, добавив в тесто кориандр и сахар. На следующий день Миша отправился на работу, с собой у него были бутерброды с хлебом собственного приготовления. Работяги-эмигранты не поверили, что Михаил сам выпек этот чудный «Бородинский», думали, что он привез его из Питера. На следующий день Каганович принес каждому из шести работяг по целой ковриге. Захватило человека хлебопекарное дело. Ему стали поступать заказы, теперь уже за наличные деньги.
Михаил купил жарочный шкаф, установил его на кухне и уволился с работы. Выпечка хлеба занимала теперь все его время. В эмигрантских лавочках, куда Каганович сдавал свою продукцию, хлеб исчезал в первые минуты после открытия. Мощности жарочного шкафа уже не хватало, дело стремительно набирало обороты. Каганович снял подвальное помещение и приобрел подержанную печь, работающую на солярке. Производительность ее была — двести двадцать буханок в час. Но и ее вскоре стало не хватать. Каганович спешно вылетел в Петербург, где за бесценок приобрел еще две печки, промышленный тестомес и делитель для теста. Переправил все это оборудование в Хайфу и разместил в арендованном подвале. На входной двери повесил табличку: «ПЕКАРНЯ ЛЕНИНГРАД» — и нанял на работу нескольких горемык-пенсионеров, недавно прибывших из России и Украины.
К моменту, когда я устроился работать на это производство, пекарня выпускала уже несколько тысяч хлебов в сутки.
Работа была адская. В подвале царило настоящее пекло. В Израиле и так-то жаркий климат, а тут еще непрерывно работающие печки изрыгали из своих раскаленных недр огненный воздух. На кондиционер Каганович разоряться не собирался, ему было наплевать на работающих здесь людей, которым он платил зарплату ниже официального минимума, да еще и обсчитывал. Себя он уже возомнил хлебным королем и к рабочим относился как к рабам, зная, что пожилым эмигрантам некуда больше устроиться. Так на чужих горестях Миша толстел и увеличивал количество цифр на своем банковском счету.
Меня как нового неопытного сотрудника поставили работать на печи. Это было самое тяжелое место. Нужно было задвигать в раскаленные амбразуры тяжеленные коляски с подошедшим, уложенным в формы тестом, следить за температурным режимом, потом разгружать испеченные хлеба. Охренеть можно было от такой работы! Но я работал как проклятый. У меня ведь семья, Инга к тому же была беременна.
Одновременно с ночной работой в пекарне я устроился на курсы языка. Иврит не похож на языки других народов. В его письменности не существует гласных букв, слова пишутся справа налево. У израильтян нет заимствованных слов. Даже такое распространенное сейчас слово, как компьютер, звучащее одинаково почти на всех языках мира, в иврите произносится иначе — махшев. Зато из иврита даже в наш богатейший язык проникли многие, в основном жаргонные, словечки: фрайер, шмон, пендель, шахер-махер — этим неприятным заимствованиям в свой язык мы обязаны уголовникам еврейского происхождения. Кабала — чисто ивритское слово. Даже такое, казалось бы, исконно русское слово, как «решето», вероятно, имеет еврейский корень. «Решет» с иврита переводится как «сеть», а ведь решето — это не что иное, как натянутая с одного края полого цилиндра сетка. Фамилия известного опального олигарха Березовского происходит вовсе не от названия нашего национального дерева. «Берез» — в переводе с иврита обозначает «кран»…
Учить язык, совмещая это занятие с каторжной работой в пекарне, было нелегко. Я часто засыпал на уроках, но упорно продолжал посещать занятия. Без языка в Израиле делать нечего, так и будешь катать тележки с хлебами за нищенскую зарплату.
Вскоре в пекарне появился новый рабочий, недавно прибывший из Приднестровья. Сергей Гофман имел классическую славянскую внешность, но нагло утверждал, что он чистокровный еврей, потомок первосвященников Коэнов и Левитов. Сергей был среднего роста, с великолепно развитой мускулатурой, уши его напоминали пластилиновые лепешки — бывший борец. Курчавые волосы делали его похожим на теленка Гаврюшу из мультфильма «Простоквашино». Лицо у Гофмана было доброе, открытое, располагающее.
Сергей занял место у печей, а я, соответственно, пошел на повышение — мне доверили тестомес и рецептуру хлебов.
После работы мы с Сергуней решили попить пивка и зашли в кафе. Мучимый жаждой Гофман зубами открыл бутылку, взял у бармена соломинку и принялся высасывать через нее пиво, булькая и поднимая пену. Наверное, в кино видел, что именно так пьют пиво за границей.
— Серега, ты чем в России занимался?
— Таксистом работал. А с детства мечтал космонавтом стать, не взяли меня. Из-за пятого пункта, — пожаловался потомок первосвященников.
Я очень удивился: впервые мне встретился человек, мечтавший стать космонавтом, хотя почему-то считалось, что все мальчишки только и думают о полете в звездное небо. Что хорошего — быть космонавтом? Лететь хер знает куда. В пустоту, в вакуум. Зачем? Там же нет ничего. Ну, я понимаю — отправиться в экспедицию в дальние страны, это действительно безумно интересно: новые люди, новая, необычная природа. Это да.
Единственной целью, оправдывающей такое идиотское занятие, как полет в пустоту, может быть только зарабатывание больших денег. Ведь даже славы не добудешь таким путем. Был первый — Юрий Алексеевич Гагарин, все лавры заслуженно достались ему, остальным ловить нечего. Себя испытать в космосе тоже нельзя. Сидят астронавты эти в железной бочке и тупо выполняют команды с Земли, от них самих почти ничего не зависит. Собачки вон летали, и не менее успешно, говорить только они не могли, вот и вся разница. Так и не понял я, чего это здорового, добродушного Сергуню потянуло в такую скучную, неинтересную профессию.
— А здесь что планируешь делать? — спросил я у своего нового знакомого.
— Не знаю пока еще, на тебя вот надеюсь. Ты, я вижу, парень оборотистый.
Что Сергуня мог увидеть? Мы знакомы всего-то пару часов.
— Давай, Арканя, придумывай тему, — потребовал Гофман. — Я сам не очень способный в интеллектуальном плане, но выполнять конкретные поручения могу.
— Ладно, буду думать, — согласился я.
Как-то поехали мы с Ингой в Акко. Это древний город, он старше Иерусалима и намного живописнее его. Акко стоит на берегу моря, к воде спускаются крепостные стены античного города, в гавани стоят лодки рыбаков. Лодки в основном старые, обшарпанные, но оснащенные сверхсовременными мощными моторами, на многих из них установлены компьютеры, навигаторы, эхолоты; кучами навалены километровые сети. Рядом с лодками сидят их хозяева — черные, обветренные рыбаки. Они варят тут же на пристани свой обжигающий, крепкий черный кофе с кардамоном, пьют его из маленьких узких стаканов, запивая ледяной водой, и курят кальян. Смесь запахов кофе, соленого моря, свежей рыбы и кальяна приводят меня в сильное возбуждение.
