Опаленные крылья любви - Агаджанян Самсон (бесплатные версии книг txt) 📗
— Зашей, — прохрипел полковник.
Не понимая, чего хочет от него командир, Кононов продолжал тупо смотреть на него.
— Зашей, — вновь прохрипел тот.
Солдат увидел, как сомкнулись у командира веки. Ему показалось, что он умер, но, приложив ухо к его груди, услышал тихое биение сердца. И тут он понял, что требовал от него полковник. Долго искал пакет с иголкой, а когда нашел, то никак не мог просунуть нитку в ушко, пальцы предательски дрожали, в глазах стоял туман. От бессилия на его глазах показались слезы…
Кононов не видел, что в нескольких шагах от него, верхом на осле, остановился пожилой афганец. Он слез с осла, подошел к солдату, сел и молча стал наблюдать за ним. Кононов все пытался просунуть нитку в ушко иголки. Пот и кровь заливали ему глаза. Старик с безразличием посмотрел на умирающего неверного, не было у него к нему ни жалости, ни сочувствия. И не было ненависти. Из-за пазухи он достал четки и костлявыми пальцами начал перекидывать бусинки по кругу.
Солдат, вытирая слезы, все пытался справиться с ниткой. В душе старика что-то дрогнуло, он молча взял у солдата иголку, просунул нитку и, не глядя на него, подал ему иголку. Солдат взял иголку в зубы, привстал на колени, мочой промыл руки и осторожно стал заталкивать внутренности полковника в живот. Старик, покачивая головой, посмотрел на безоблачное небо, ладонями провел по лицу и, держа их перед собой, прикрыв глаза, прошептал:
— О Аллах, разве они не ходили по земле и не видели, каков был конец тех, кто был до них?
И вновь проведя ладонями по старческому лицу, с трудом поднялся и направился к ослу. Прежде чем тронуться в свой путь, последний раз посмотрел на солдата. А тот, наклонившись над телом офицера, окровавленными пальцами пытался протолкнуть иголку в кожу. Ударив ногами по животу осла, старик с опущенной головой, раскачивая свое тело в такт движениям осла, тронулся в путь. Он ехал по узкой глинисто-красноватой тропинке вниз. Вдали показался разрушенный его кишлак.
Полковник все продолжал падать в черную бездну. И чем дольше было падение, тем сильнее он стал ощущать дыхание колючего, насквозь пронизывающего тело, мороза. Он искал спасительное кольцо, но никак не мог его найти, а когда нашел, то буквально над самой землей рванул его.
Во тьме он уловил тонкий луч света, он то появлялся, то исчезал. Он услышал слабый голос, его звали. Голос был нежный. Он силился понять, где его слышал, но тут же услышал зов другого голоса, холодного, исходящего из тьмы вселенной. Он ощутил странный полег, во тьме внизу была видна земля, но она не приближалась. Она то появлялась, то исчезала. На какое-то время земля исчезла совсем, и он вновь очутился в черной, холодной мгле. Отчаянно размахивая руками, словно плывя в воде, он стал вырываться из тьмы, но тьма не выпускала его. И когда он наконец снова увидел тусклое очертание земли, он вырвался из тьмы и четко услышал зовущий его голос:
— Володя, сыночек, открой глаза. Ты слышишь? Это я, мама.
Он увидел ее лицо. «Почему ты так постарела, мама?»
Она увидела, как зашевелились его губы, он что-то говорил. Она подставила ухо, но ничего не услышала. Посмотрела ему в глаза, хотела что-то сказать, но не смогла, душили слезы. Наташа, сидя возле тумбочки, спала. От тихого плача свекрови она проснулась. Ольга Викторовна повернулась к ней, вместе со слезами на лице сияла улыбка.
— Он в сознании, — тихо прошептала она.
Наташа подскочила к кровати, встретившись с взглядом мужа, опустилась на колени и, плача от счастья, прижалась к его щеке. Ольга Викторовна вышла из палаты, пошла в ординаторскую.
— Анатолий Егорович, он пришел в себя, — сияя от радости, сказала она хирургу Самойлову, делавшему операцию ее сыну.
Самойлов резко вскочил и чуть не бегом направился в палату, где лежал полковник Русин.
— Ну что, пришелец с того света, очнулся?
По лицу Русина пробежала слабая улыбка.
— Бог тебя, Владимир Алексеевич, помиловал. Осколок, не задев внутренности, раскрыл брюшную полость, а твой солдатик, как сапожник, аккуратно заштопал ее. Выйдешь из больницы, солдата к ордену представь, он заслужил.
К жизни Русин возвращался медленно, могучий его организм яростно бился со смертью и победил. Спустя неделю, Ольга Викторовна улетела домой, а Наташа осталась с ним.
Через месяц его выписали из больницы, и он вместе с женой поехал в управление Среднеазиатского военного округа. Ташкент жил мирной жизнью и не было даже малейшего намека, что рядом, по соседству, шла тяжелая необъявленная война, где гибли советские солдаты. Даже в штабе военного округа он не почувствовал озабоченности среди военных.
К его удивлению, в отделе кадров ему вручили предписание, согласно которому он был назначен командиром десантной бригады, которая дислоцировалась в окрестностях Москвы. Некоторое время он молча смотрел на предписание, потом посмотрел на заместителя командующего по кадрам. Генерал улыбнулся.
— Поздравляю, Владимир Алексеевич, с повышением и окончанием войны для вас.
— Товарищ генерал, почему этот вопрос решен без моего согласия?
Генерал удивленно посмотрел на хмурое лицо полковника.
— Владимир Алексеевич, вы что, не рады, что вас назначили на эту должность?
— Товарищ генерал, раз я такой вопрос задал, то можно догадаться, что я никакой радости не испытываю. Я хочу вернуться в Афган, в свой полк.
— Владимир Алексеевич, но это распоряжение Москвы!
— Как она дала такое распоряжение, так пусть и отменяет.
— Но я не имею права, это не в моих силах.
— Вам, товарищ генерал, не надо себя ни в чем утруждать. Вы прекрасно знаете, кому в министерство обороны надо позвонить, а маршалу от меня передайте большой привет.
На улице его поджидала Наташа. Она с тревогой спросила:
— Ну что, Володя, неужели опять туда?
Он сердито посмотрел на жену. Ему хотелось, чтобы она думала так же, как он, он нуждался в ее поддержке. Хотел резко ответить ей, но, увидев испуг в ее глазах, пожалел ее. Он долго пытался убедить жену, что не имеет права покинуть свой полк, что это было бы предательством с его стороны. Она, еле сдерживая себя, чтобы не заплакать, молча слушала его, но когда он замолчал, умоляюще глядя на него, произнесла:
— Володя, милый, во имя нашей любви, прошу тебя, не возвращайся в этот проклятый Афганистан. Ты имеешь на это полное право, ты заслужил его. Слышишь? Заслужил!
— Наташа, я обязан вернуться в свой полк, ты это должна понять. Я хочу видеть солдата, который спас меня, мне надо защитить честь погибшего сержанта, там мои боевые друзья. Это мой долг, я…
— Не хочу слушать твою сумасбродную речь! — в истерике крикнула она. — Солдат, сержант, друзья… Обо мне ты подумал? Ведь я женщина, неужели ты этого не можешь понять? Я устала в одиночестве жить, я боюсь потерять тебя. Во имя нашей любви, заклинаю, не возвращайся туда, умоляю, пожалей меня. Позвони в Москву.
Он грустно посмотрел на нее, притянув к себе, нежно поцеловал ее глаза.
— Наташа, милая, я люблю тебя. Если бы ты знала, как ты мне дорога, мне хочется быть с тобой, но я обязан вернуться к своим, не хочу, чтобы меня мучила совесть, что ради карьеры я бросил боевых друзей. Ты немного потерпи, скоро нас выведут.
Шел 1986 год, впереди были долгие годы изнурительной войны. Отпуск Русин вместе с женой провел на Черном море. От гостиницы и курортных услуг они отказались, решили пожить, от людской суеты подальше. Они разбили палатку. Первые дни он почти не вылезал из воды.
Наташа, наблюдая за мужем, словно впервые ощущала его духовный мир, его мужскую преданность. Ее мучила совесть за свое прошлое. Однажды она попыталась рассказать ему об этом, но он строго посмотрел на нее и твердо произнес:
— Не мучай себя. Ничего не было. Главное — мы вместе, и я счастлив, что ты любишь меня. Жизнь — не гладкая дорога. Идешь и не знаешь, что тебя ждет за поворотом.
Однажды ночью Наташа проснулась. Володи рядом не было, она выглянула из палатки. Он сидел на берегу моря. Накинув халат, она подошла к нему, села рядом. Он, словно не видя ее, продолжал задумчиво смотреть на море. Наташа, поеживаясь от ночной прохлады, прижалась к мужу.
