Любовный недуг - Мастретта Анхелес (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Эмилия, тебе непременно нужно то и дело дотрагиваться до Даниэля в присутствии Ахиллеса Сердана? – спросила однажды Милагрос Вейтиа свою племянницу, отведя ее в уголок, чтобы не мешать тем, кто обсуждал, хватит ли сторонников, чтобы встать в оцепление вдоль железнодорожных путей.
– Абсолютно необходимо, – ответила ей Эмилия.
– Почему? – не унималась Милагрос.
– Потому что в присутствии этого человека начинаешь чувствовать себя немного странно, грустно, что ли. Когда я хочу избавиться от этого чувства, мне нужно прикоснуться к Даниэлю.
– А как часто тебе нужно избавляться от этого чувства?
– Да буквально каждую секунду, тетя, – заверила ее Эмилия с мимолетной загадочной улыбкой.
XII
В следующий вторник, вечером, прибыл Мадеро. Целая толпа встречала его на станции, приветствуя криками и заряжая демократическим пылом на этой самой крупной демонстрации антиперевыборных сил в городе.
Волной этой толпы Эмилию оторвало от руки Даниэля. Она даже не попыталась удержаться. Она поцеловала его прямо посреди улицы долгим поцелуем, чтобы запомнить вкус его языка. Потом без единого упрека отпустила его. Когда толпа сомкнулась за его спиной, она повернулась, чтобы найти утешение в глазах и на груди Диего Саури.
– Хочешь кофе? – спросил Диего, обнимая ее за талию и чувствуя себя бесполезным как никогда.
– Пойдем на митинг, – сказала Эмилия с улыбкой.
Как и полагали с самого начала, власти не дали разрешения на проведение публичной демонстрации. Поэтому погоня, случившаяся несколькими днями раньше, во время раздачи листовок в квартале Сантьяго, сослужила свою службу; так как в результате был организован подпольный митинг, на который собралось столько народу, что вскоре после его начала любой мог бы сказать, что в данном случае слово подпольеимеет значение «шумное веселье».
Речей было несколько, участников, впавших в эйфорию, – множество, жалоб и проклятий – хоть отбавляй. Как только Мадеро произнес последнее слово, Эмилия и ее отец отправились домой пешком, неторопливо и почти в полном молчании. Диего не хотел своими жалобами о политике мешать дочери грустить, а Эмилия решила, что отец, наблюдавший ее душевные муки, не должен вдобавок еще и слышать о них. Только когда они переступили порог гостиной и Диего встретился взглядом с глазами Хосефы, в которых был немой вопрос, требующий немедленного ответа, он позволил себе поделиться своей досадой.
– Какой ужас! – сказал он, падая в кресло. – С этим человеком мы попадем в такую переделку, из которой даже он сам так легко не выпутается. Он не знает, чего хочет. У него сплошные добрые намерения, намеки и благородные цели. В то время как людей сажают только за то, что они с восторгом произносят его имя, этот господин не хочет испортить отношения с Церковью, с бедными, с богатыми, с проститутками и с дамами Сан-Висенте. Какая гнусная речь! Мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Ты преувеличиваешь, – сказала Хосефа, которая предпочла остаться дома, чтобы не вцепиться в лицо Даниэля, когда тот будет уезжать.
– А ты что скажешь, дочка?
– То же самое, – ответила усталая и сонная Эмилия.
– Но она так говорит от ревности, а я – объективно, – сказал Диего Саури.
– Вот еще! Ничего и не от ревности. По мне, так Даниэль может сопровождать любого коротышку на собрание любой комиссии, клуба или секты, какой только захочет, – сказала Эмилия, падая рядом с отцом.
– К тебе приходила Соль, – сообщила Хосефа, стараясь отвлечь ее. – Она сияет как медный грош.
– Она наконец-то освободится от своей матери, – объяснил Диего.
– И от отца, – добавила Эмилия, в шутку покусывая за щеку своего.
– Ты к ней не зайдешь? – спросила Хосефа. – Она выходит замуж на следующей неделе, а ты ее совсем забыла.
– Я вышла замуж на прошлой неделе, а ее тоже со мной не было. Свадьба – это дело двоих, мама.
– Не всегда, доченька, – ответила Хосефа.
– Ты бы хотела, чтобы я вышла замуж, как Соль? – спросила Эмилия, вставая и подходя к ней.
– Не знаю, – сказала Хосефа, перекусывая нитку на своей вышивке.
– Конечно, тебе бы хотелось! А почему ты не берешь ножницы? – спросила Эмилия, протягивая ей маленькие ножницы, лежавшие у нее на коленях, о которых она, казалось, забыла.
– Потому что я полная идиотка! – ответила ей Хосефа.
– Идиот этот господин Мадеро, который общается с духами, а сам разжигает пожар, – подхватил Диего.
– Ты не можешь сменить тему? Я не хочу снова отстаивать умеренную позицию Мадеро. Я ложусь спать, – пригрозила Хосефа и начала складывать вышиванье.
– О чем тебе хочется поговорить? – спросил ее Диего Саури. – О свадьбах? Ты хочешь услышать от меня, что была права и что мы не должны были разрешать Эмилии любить Даниэля без всяких формальностей, потому что ему вскоре пришлось уезжать? Я тебе этого не скажу, Хосефа моей души. В этой стране скоро начнется война, и невинность девушек не будет волновать даже Святую Деву Гуадалупе.
– Я ложусь в постель, пока ты не начал свою речь о демократии как цивилизующем моменте, – сказала Хосефа, вставая со своего кресла.
Она принялась ходить по комнате в задумчивости и явно чем-то недовольная. Диего наблюдал за ней и, как в былые времена, оказался во власти чар, которыми жена околдовывала его в самый неожиданный момент.
– Не сердитесь, пожалуйста! – попросил он ее. – О чем Вы хотели бы поговорить? О чем Вы мечтаете? Какую звезду Вам достать с неба?
– Не приставай, Диего, – сказала госпожа Саури, уворачиваясь от протянутых к ней рук мужа.
Эмилия, видя эту игру, улыбнулась и почувствовала что-то вроде странного утешения горю ее юной любви, которая была прервана ни с того ни с сего, только успев начаться.
– Завтра я пойду к Соль и помогу ей всем, чем нужно. Обещаю тебе, – сказала она, обнимая свою мать, как будто та была ее дочерью.
Они стояли посреди гостиной, опираясь друг на друга, и казались Диего центром вселенной.
– Вы устали, как две воительницы, – сказал Диего, который не мог оторвать глаз от их объятия. Они были красивыми и стойкими. Одинаковыми и разными. И что ему война, если они рядом с ним?
На следующий день мать и дочь пораньше вышли из дома и отправились к Соль. Шум на втором этаже слышался уже от входной двери. Эмилия и Хосефа вошли в комнату, где тут и там грудами лежало нижнее белье в таком количестве, что женщине не сносить его за всю жизнь, а полотенец, простыней и одеял было столько, что хватило бы целому дому на двадцать лет. В этот момент девушка на выданье стояла на стуле, примеряя платье, вовремя доставленное из Парижа. Но было одно «но» – платье оказалось на два размера больше.
Хосефа подумала, что следовало бы лучше заказать его самой модной портнихе города, вместо того чтобы в последний момент испытать такую досаду, но ничего не сказала, потому что сама ненавидела невоспитанных людей. И, не желая мириться с подобным положением, предложила подогнать его по фигуре Соль. Она попросила булавки и начала подкалывать ими платье с ловкостью модистки. Работа была закончена через полчаса. Тогда Соль спустилась со стула, и Эмилия помогла ей расстегнуть ряд маленьких, обтянутых органзой пуговиц, сбегавших по ее спине, как озноб.
– Ты будешь выглядеть великолепно, – пообещала она и поцеловала Соль, прося прощения за долгое отсутствие.
Соль осталась в корсете на косточках и нижних юбках с оборками.
– Что с тобой случилось? – спросила она Эмилию тихонько, на ухо.
– Я упала в реку, – сказала Эмилия, перебирая свои воспоминания.
Они расчистили себе место на кровати, сплошь усеянной нижним бельем, устроились поудобнее и стали шептаться, пока их матери разглядывали подарки в специально отведенной для этого комнате.
Там, вдоль стен всей огромной комнаты, повесили полки, и все они были заставлены подарками.
– А куда вы поставили мой? – спросила Милагрос Вейтиа вместо приветствия, входя в комнату с видом судьи, намереваясь рассмотреть все, что там было. Она прохаживалась среди серебра, фарфора и хрусталя с таким вызовом, что стеллаж оказался явно в опасности. – Тут посуды на целую армию, – сказала она.
