Дорога в рай (Рассказы) - Даль Роальд (список книг .txt) 📗

    Он указал в конец улицы.

    – Большое вам спасибо. Пойду поговорю с хозяином лодки.

    – Он еще мальчиком был, - продолжал, старик, - а лодку уже имел. У него белая лодка с голубой полосой по всей корме.

    Он снова улыбнулся.

    – Но я не думаю, что он сейчас в доме. А жена его там. Анна, наверное, там, с Антониной Ангелу. В доме они.

    – Еще раз спасибо. Пойду поговорю с его женой.

    Летчик поднялся и пошел было по улице, однако старик окликнул его:

    – Inglese.

    Летчик обернулся.

    – Когда будешь разговаривать с женой Йоанниса... когда будешь разговаривать с Анной... не забудь кое-что.

    Он умолк, подбирая слова. Его голос уже не был невыразительным, и он смотрел летчику прямо в глаза.

    – Его дочь была в доме, когда пришли Germanoi. Вот это ты должен помнить.

    Летчик стоял на дороге и ждал.

    – Мария. Ее зовут Мария.

    – Я запомню, - ответил летчик. - Мне жаль.

    Он отвернулся и стал спускаться вниз, направляясь к дому с красными окнами. Подойдя к дому, он постучался и стал ждать. Потом постучался снова и еще подождал. Послышался звук шагов, и дверь раскрылась.

    В доме было темно, и он смог разглядеть только черноволосую женщину, с такими же черными, как волосы, глазами. Она смотрела на летчика, который стоял на солнце.

    – Здравствуйте, - произнес он. - Я Inglese.

    Она не пошевелилась.

    – Я ищу Йоанниса Спиракиса. Говорят, у него есть лодка.

    Она по-прежнему стояла не шевелясь.

    – Он в доме?

    – Нет.

    – Может, его жена здесь? Она, наверное, знает, где он.

    Сначала ответа не было. Затем женщина отступила на шаг и распахнула дверь.

    – Входи, Inglesus.

    Она провела его по коридору в заднюю комнату. В комнате было темно, потому что в окнах не было стекол - только куски картона. Но он увидел старую женщину, которая сидела на скамье, положив руки на стол. Она была совсем крошечной, точно маленький ребенок, а лицо ее напоминало скомканный кусок оберточной бумаги.

    – Кто это? - спросила она резким голосом.

    Первая женщина сказала:

    – Это Inglesus. Он ищет твоего мужа, потому что ему нужна лодка.

    – Здравствуй, Inglesus, - сказала старая женщина.

    Переступив порог, летчик остановился в дверях. Первая женщина стояла возле окна, опустив руки.

    Старая женщина спросила:

    – Где Germanoi?

    Казалось, ее голосу было тесно в тщедушном теле.

    – Сейчас где-то около Ламии.

    – Ламия.

    Она кивнула.

    – Скоро они будут здесь. Может, уже завтра будут здесь. Но мне все равно. Слышишь, Inglesus, все равно.

    Она подалась вперед. Голос ее зазвучал еще резче.

    – Ничего нового не произойдет, когда они придут. Они уже были здесь. Каждый день они здесь. Являются каждый день и бросают бомбы - бах, бах, бах. Закроешь глаза, потом откроешь их, поднимешься, выйдешь на улицу, а от домов одна пыль... да и от людей тоже.

    Она умолкла и быстро задышала.

    – Сколько человек ты убил, Inglesus?

    Летчик оперся рукой о дверь, снимая тяжесть с больной ноги.

    – Сколько-то убил, - тихо произнес он.

    – Сколько?

    – Сколько смог. Мы не можем вести подсчет.

    – Убивай их всех, - спокойно сказала она. - Иди и убивай каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка. Слышишь меня, Inglesus? Ты должен их всех убить.

    Кусок оберточной бумаги сделался еще меньше.

    – Сама я убью первого же, который мне попадется.

    Она помолчала.

    – А потом, Inglesus, потом его семье сообщат, что он мертв.

    Летчик ничего не сказал. Она посмотрела на него и заговорила другим голосом:

    – Что тебе нужно, Inglesus?

    – Что касается Germanoi, то мне жаль. Мало что в наших силах.

    – Да, - ответила она, - я понимаю. Но что тебе нужно?

    – Я ищу Йоанниса. Я бы хотел взять его лодку.

    – Йоаннис, - тихо произнесла она, - его здесь нет. Он вышел.

    Неожиданно она оттолкнула скамью, поднялась на ноги и вышла из комнаты.

    – Идем, - сказала она.

    Он пошел следом за ней по коридору к входной двери. Теперь она казалась еще меньше, чем когда сидела. Она быстро дошла до двери и открыла ее. Когда она оказалась на солнце, он впервые увидел, насколько она старая.

    У нее не было губ. Вокруг рта была такая же морщинистая кожа, как и на всем лице. Она прищурилась от солнца и посмотрела в сторону дороги.

    – Вон он, - сказала она. - Это он и есть.

    И она показала на старика, который сидел возле поилки.

    Летчик посмотрел на него. Потом повернулся, чтобы сказать что-то старухе, но она уже исчезла в доме.

Они никогда не станут взрослыми

    Мы сидели вдвоем возле ангара на деревянных ящиках.

    Был полдень. Солнце стояло высоко в небе и шпарило, как огонь. Жара была страшная. Горячий воздух с каждым вдохом обжигал легкие, поэтому мы старались дышать быстро, почти не разжимая губ; так было легче. Солнце жарило нам плечи, спины, пот просачивался сквозь поры, струился по шее, груди и ниже к животу и собирался там, где брюки были туго перетянуты ремнем. Он все-таки просачивался и под ремень, где и собиралась влага, что причиняло большое неудобство; было такое ощущение, будто в этом месте покалывает.

    Два наших "харрикейна" стояли всего лишь в нескольких ярдах от нас. У них обоих был тот исполненный терпения и самоуверенности вид, который характерен для истребителей, когда двигатель не работает. Тонкая черная взлетная полоса спускалась к пляжу и морю. Черная поверхность полосы и белый песок по ее сторонам, сквозь который пробивалась трава, блестели и сверкали на солнце. Знойное марево висело над аэродромом.

    Старик посмотрел на часы.

    – Пора бы уже и вернуться, - сказал он.

    Мы оба были готовы к вылету и сидели в ожидании приказа. Старик поджал под себя ноги, убрав их с горячей земли.

    – Пора бы уже и вернуться, - повторил он.

    Прошло уже два с половиной часа с того времени, когда Киль улетел, и, конечно, ему давно уже пора было бы вернуться. Я посмотрел на небо и прислушался. Возле топливозаправщика громко разговаривали техники, и было слышно, как волны накатываются на берег, самолета же было не видно, не слышно. Мы еще немного молча посидели.

    – Похоже, ему не повезло, - сказал я.

    – Да, - ответил Старик. - Выходит, что так.

    Старик поднялся и засунул руки в карманы своих шорт цвета хаки. Я тоже встал. Мы смотрели в северном направлении, где было чистое небо, и при этом переминались с ноги на ногу, потому что гудрон был мягкий и горячий.

    – Как звали эту девчонку? - спросил Старик, не поворачивая головы.

    – Никки, - ответил я.

    Не вынимая рук из карманов, старик снова сел на деревянный ящик и стал рассматривать землю между ног. Старик был самым старшим по возрасту летчиком в нашей эскадрилье; ему было двадцать семь. У него была копна рыжих волос, которые он никогда не расчесывал. Лицо его было бледным, хотя он и провел столько времени на солнце, и все покрыто веснушками. Рот был широкий, а губы плотно сжаты. Он не был высок ростом, но под рубашкой цвета хаки были широкие и мускулистые плечи, как у борца. Человек он был тихий.

    – Может, все и обойдется, - сказал он, поглядев на небо. - И кстати, хотел бы я посмотреть на француза, которому по зубам Киль.

    Мы находились в Палестине и воевали с французами в Сирии. Мы стояли в Хайфе, и тремя часами раньше Старик, Киль и я приготовились к вылету. Киль вылетел в ответ на срочную просьбу военных моряков, которые позвонили и сказали, что из гавани Бейрута выходят два французских эсминца. Пожалуйста, вылетайте немедленно и посмотрите, куда они направились, попросили военные моряки. Просто подлетите к побережью, осмотритесь и быстро возвращайтесь, а потом сообщите нам, куда они направляются.