Люди, лодки, море - Покровский Александр Михайлович (мир книг TXT) 📗
Спящих подводников отлично помню. Особенно изматывали короткие выходы после автономки. Нас так гоняли. Не успели прийти – назад, жаба! И – вверх-вниз, погружение-всплытие. Рваные режимы. Самые тяжкие для организма.
Только он, бедный, настроился на долгое существование в искусственном воздухе, как его на свежий воздух, и обменные процессы будто бичом подстегнули.
Схватил свежего – опять под воду. Входишь в море в центральный, а там все спят: боцман на рулях, старпом в кресле, все вахтенные – как в сказке о Спящей красавице. Кому-то надо было, чтоб люди были вконец замордованы, чтоб даже пискнуть не могли. Как на галере.
А теперь я вот что расскажу:
До 1975 года в автономках было принято меняться вахтами. То есть, сначала ты стоишь месяц в первой смене. А потом – месяц во второй. Слава Богу, на нашем экипаже такого никогда не было. Но мы плавали только с 1977 года. Оказывается, человеку нельзя ничего менять. Он существо биоритмичное. Цикл его биоритма – 24 часа. Что это означает? На лодке нельзя стоять трехсменную вахту, биоритмы летят к чертям. А полетев в указанном направлении, они тащат за собой всю нервную деятельность. У подводничков возникает тяжелейший стресс – дисинхроноз (невроз: нарушение сна, вспыльчивость, агрессивность, депрессия, подавленность), и ни о каком «бдительном несении вахты» вообще речи не может идти. Это уже не человек – это сомнамбула, и что эта сомнамбула сделает, никому не известно. Можно, конечно, потом винить во всей авариях личный состав, что наши проектные бюро, всякие «рубины» и ВПК, и делают, но, ребята, у вас под водой ходят сумасшедшие. А вы им – «мероприятия по укреплению воинской дисциплины». Дорогие мои, четырехсменка должна быть на корабле. Повторю для бюро проектантов, ГШ ВМФ, правительства, министра обороны, президента (никого не забыл?): ЧЕТЫРЕХСМЕНКА!
Что это значит? Это значит, что не дай Бог вам стоять в море, под водой в сутки более 6 часов. 24 часа делятся на 4 смены. И не приведи Господь их менять. Нарушение биоритмов у подводников приводит к тому, что после 30 лет их биологический возраст превышает паспортный на 5–7 лет. Десятилетнее использование человека в таком режиме приводит к тому, что у совершенно нормальных людей развиваются шизофренические симптомы. Они то проявляются, то пропадают. Во время их проявлений человек за свои действия не отвечает. НИКАК. И проявиться они могу КОГДА УГОДНО! И КАК УГОДНО!
У человека меняется температура тела. При заступлении на вахту она – 35 градусов! Повторюсь – 35 градусов! Это значит, что человек минимум час после заступления – спит. Он приходит на боевой пост, а его знобит, ему холодно, он морщится, пытается согреться (отсюда наш вечный черный чай на вахте).
Помните нашу поговорку: «Подняли, а разбудить забыли?» Так это не поговорка. Это жизнь. А в конце вахты температура 37.4, 37.8. О чем это говорит? Организм компенсирует первоначальное снижение.
Что случается через 10 лет подводной жизни? Температура в любое время дня и ночи может быть 36 градусов, а может быть и 35.2. Что это? Организму теперь «начхать» на вахту, «бдительность» и «дисциплину». Он спасается. При пониженной температуре он лучше отдыхает.
Гиподинамия.
Теперь о ней. То, что мы там почти не движемся, приводит к тому, что не заряжается подкорка головного мозга. Оказывается, мышечные сокращения заряжают ее, как конденсатор. Результат – хороший сон. Нет заряда – плохой сон. Человек вообще никак не может проснуться. То есть, спит он плохо, но встать не может. И это годами.
И что теперь? Можно с утра до вечера проверять несение вахты в корме. А потом как ахнет – и будет у вас «Комсомолец». Можно сидеть часами по тревоге в первом отсеке, а потом как даст – и будет вам «Курск».
У меня годами была гиподинамия. И вот что удивительно: организм запомнил и теперь все время требует от меня гипердвижений. Отсюда и мой вечный бег – лучше всего я чувствую себя на бегу, отсюда и поднятие неимоверных тяжестей, отсюда и супервыносливость – я могу бежать и плыть часами. Организм боится, что я опять вернусь к гиподинамии.
Ребята, хочется сказать, господа хорошие, проектанты, ВПК, ГШ, министр обороны, дорогой президент (никого не забыл?), человек устроен просто, он миллионами лет привыкал к 24-часовому циклу. Он не самый надежный ваш болт и двигатель. Он вообще не надежен. Изначально. Он хрупок. Уникален. Он живой. Еще раз – ЖИ-ВОЙ! И автономность у него примерно 60 суток (и этот срок еще неплохо было бы исследовать), после чего нужен отдых – 75 суток (и не рядом с железом в отсеке, а с семьей на юге).
И вот тогда, когда вы все это дали человеку, а он взял и утопил вам корабль, и можно будет говорить о том, что он утопил его по халатности, а если этого нет – увы вам!
Кстати, в институте медико-биологических проблем в Москве, на Хорошевском шоссе, все, что я только что сказал, прекрасно знают. Исследовали уже все это. На космонавтах.
***
В английском торговом флоте принято следующее: есть закон, по которому, если ты пробыл в море на корабле (на надводном, не на подводном) более двух месяцев, то получаешь поражение в правах. Мало того, не имеешь права расписываться на банковских документах. Твоя подпись должна быть заверена неплавающим родственником. Не отсюда ли ярость пиратов? Пираты были сумасшедшими и совсем не боялись смерти, поэтому с ними так трудно было воевать.
Вы знаете, согласиться с тем, что самое современное оружие может быть передано в руки людей с временным помутнением рассудка, всегда трудно. Сделали бомбу и отдали ее в «желтый дом». А там ходит стая и каждый про себя думает: вот бы нажать.
Конечно, все это тяжело принять, но принять придется. У людей едет крыша. И если в случае с космонавтами это почему-то является очевидным, то подводник считается чем-то априори неломающимся. А он и не ломается, он только некоторое время не может отвечать за свои действия. Представьте себе: Атлантика, переход, вы с море суток десять и вы – вахтенный в последнем кормовом отсеке, вы один, ночью, а вокруг никого, только редкие загорания лампочки каштана, и рядом с вами никого, потому что вы – вахтенный на два кормовых отсека. Через какое время вас потянет что-то сделать руками? Сразу. Вам надо отвлечься от давящего одиночества. Результат – «Комсомолец».
Вспомните, сколько раз вместо ЛОХа – локальный химический огнегаситель – в отсек по пожару давали ВВД. Совершенно нормальные люди от стресса путали совершенно не похожие друг на друга клапаны. Мало того, они были уверены, что подают ЛОХ.
***
У меня в рассказиках есть про технику. Не любит она нервных, верно. У меня мичман был суетливый, хороший специалист, но пессимист и мандражила жуткий. Запускаем К-3, а он рядом канючит: «Не запустится. Я же знаю, что не запустится». И верно, К-3 при нем не запускалась, или все шло с таким перекосом. Техника нервных подводников очень не любит. У них все в руках ломается, не запускается, не работает. Потом я начал запускать все без него.
А ты знаешь, что летчики не матерятся? В воздухе особенно. Машина летать отказывается. Потому и не матерятся.
Химики разные бывают. Я сейчас не хочу говорить о том, кто и на каких лодках работает больше, а кто-то меньше. Да, на «стратегах» штурману, к примеру, полегче живется, чем на «многоцелевых».
А химик везде химик. Конечно, можно все пустить на самотек и жить при 1.5 % углекислого газа. Ничего страшного не произойдет. И многие химики у нас так и ходили. Но я старался. А на меня глядя – и мои мичмана. Дело первично, остальное – вторично. Подчиненные же проявляют свои лучшие качества, если ты в свое дело душу вкладываешь. Это же не скрыть. Видно. Ты у них как на ладони.
И вот мы придумали. У меня в походе углекислый газ вообще не мерился. Его было так мало, что приборы не брали. Показывали 0 процентов или 0.1. На пятом году службы я вдруг понял, что наши любимые УРМы (углекислотный регенератор морской) могут работать как черти, и их потенциальную мощность мы сразу сажаем на 60–70 процентов.
