Кол Будды - Белов Руслан Альбертович (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Парень не слушал, он смотрел на прилавок. Кристалла эпидота на нем не было. Продавец выглядел матросским братишкой, выпившим месячную норму компота.
– Где камень?! – подался к нему собиратель амулетов.
– Он не продается.
– Такая корова нужна самому, – засмеялся Смирнов, округляя "о".
Парень оперся о прилавок мускулистыми руками
– Он лежал на прилавке, и, значит, продавался.
– Мой камень, – потупился продавец. – Хочу продаю, хочу снимаю с продажи.
– А, может, ты просто хочешь его на себе проверить? Я тебе это устрою.
– Что проверить? Я вас не понимаю.
– Скоро поймешь, – выцедил парень и, бросив на прилавок деньги за аммонит, пошел вон. Уже у двери он обернулся и сделал Смирнову знак следовать за ним.
17.
– А что это ты так расстроился? – спросил Смирнов, когда они расселись в черном "Мерседесе" Олега (так назвался парень, оказавшийся отнюдь не чеченцем, а болгарином по отцу и русским по матери). – Этих эпидотов на Памире и других районах, схожих с ним в геологическом отношении, хоть пруд пруди. У меня их как-то целое ведро было, но все раздарил.
Олег посмотрел недоуменно:
– Ты же говорил, что они превращают крупные неприятности в мелкие?
– Ну и что?
Смирнов не врубился в суть вопроса, он думал, что неплохо было бы посидеть в каком-нибудь уютном ресторанчике в богатом районе Анапы.
– Как что? Если ты не заливаешь, то получается, что на Памире нет крупных неприятностей.
– Почему нет? Конечно, есть. Понимаешь, если от любого множества неприятностей отсечь самые крупные, то в оставшемся множестве все равно останутся неприятности, которые будут неприятнее других… Все относительно, понимаешь.
Парень не понимал.
– Ну, представь, что из Анапы вывезли всех жуликов. И тогда в городе все равно останутся нечестные люди. Ферштейн, майн херц?
– Ты мне зубы не заговаривай, дорогой. Превращает нихилит крупные неприятности в мелкие или нет?
– Конечно, превращает. Клянусь. Только это надо знать.
– Как это?
– Понимаешь, если ты знаешь, что этот камень превращает крупные неприятности в мелкие, то между вами образуется обратная связь, и вы начинаете работать в паре. Камень своим волшебным естеством помогает тебе не умереть от множественных переломов, а ты своим биомагнитным полем помогаешь камню это сделать. Все просто, как море в Гаграх – союз живого и мертвого рождает жизнь, как минус с плюсом рождает минус.
– Жизнь ты сравниваешь с минусом?
– Лично у меня она с минусом, так получилось. А если у тебя с плюсом, то нихилит тебе не поможет, факт.
Олег попытался задуматься, но вспомнил слова гадалки, почти дословно вспомнил:
"Очень скоро увидишь ты ниточку, и она приведет тебя к особенной жизни, особенной и чудесной. Поезд, в котором ты мчишься, замрет как приколотая бабочка, ты выскочишь из него, выскочишь и окажешься в окружающем мире серединкой.
Глаза его осветились надеждой.
"Есть контакт! – возликовал Смирнов, поняв, что "клиент" клюнул. – На арифметике купился! А я ведь экспромтом выдал, то есть с божьей помощью".
Олег продолжал осмысливаться "Смерть – это плюс, жизнь – это минус?!!". Внутренне согласившись, кивнул и, посмотрев доброжелательно, предложил:
– Ну, что, едем в ресторан?
– Как хочешь, – пожал плечами Смирнов. – Ресторан, так ресторан.
18.
Сели они на одной из центральных улиц Анапы в уютном кафе. Олег заказал пива и шашлыков. Когда официант ушел, опустил плечи на спинку кресла и, сунув руки в карманы брюк, принялся разглядывать Смирнова.
– Слушай, а зачем тебе эти амулеты с аммонитами? – спросил тот, выдержав паузу. – Ты что, в себе не уверен? Парень вроде крепкий, деловой независимый… Тебе все должно быть побоку.
– Да так… Собираю я их. Один, вот он, на мне, – показал, вынув из пазухи бронзовую узорчатую бляху. – Купил его полгода назад в Ташкенте на Алайском рынке. Продавец Аллахом клялся, что он охраняет от обмана. И правда, – усмехнулся, – как только на шею его повесил, так обмануть никого не могу, хоть плачь.
Лицо его резко смялось, он сорвал бляху и отчаянным движением бросил в толпу, рекой заполнявшую улицу.
– Да, вижу – смурно тебе жить, – сочувственно покивал Смирнов, искоса рассматривая флуктуации людского моря в области падения амулета. – Что, бизнес опасный?
– Да нет… Не особо.
– А почему амулеты с талисманами собираешь?
Разговор прервался – принесли пива и шашлыки. Отпив полкружки, Олег протянул Смирнову самую аппетитную шпажку, сам взялся за другую. Заговорил, тягуче посмотрев в глаза, лишь после того, как официант унес опустевшее блюдо и тарелки:
– Ты спрашивал, почему я собираю амулеты с талисманами…
Что-то было такое в его взгляде, не то, чтобы не человеческое, напротив, чисто человеческое, но такое, чего нет в глазах беззаботного курортно-туристического люда, заполняющего пляжи от Адлера до Туапсе, и Смирнову захотелось на море, и вообще в Крым, подальше.
– Ну да, спрашивал… – ответил он, отведя глаза на беззаботный курортно-туристический люд.
– Все это из-за младшего брата. Богдана… Когда он погиб, я все понял…
– Что ты понял?
– Что он должен, обязан был погибнуть. И что ни один человек не смог бы его спасти. Только то, что выше человека…
– Бог?
– Бог, Сатана, дэвы… И амулеты, призывающие их к лояльности.
– Понятно…
Они помолчали. Смирнов скучал с людьми, отягощенными гипертрофированным отношением к мистике и прочим оккультным культурам. Однако уходить из кафе ему не хотелось, и он реанимировал разговор:
– Так что там у тебя с братом вышло?
– Он был на три года младше. Я катал его коляску, кормил с ложечки, чинил игрушки, укачивал, играл… А когда он подрос…
Олега замолк на полуслове, какое-то живое воспоминание без остатка растворило его в прошлом, и Смирнов, посидев пару минут в одиночестве, засобирался:
– Ну ладно, я вижу тебе тяжело рассказывать. Извини, что напомнил о личной драме. Знаешь, я завтра собираюсь перебраться в Крым и мне пора идти. Кое-что прикупить надо, собраться…
– Да успеешь… Хочешь выпить?
– Вина бы некислого выпил. Только немного, – усмехнулся, – литр-полтора, а то я пьянею.
Олег подозвал официанта. Смирнов выбрал "Мерло".
Выпив стакан, – вино оказалось неплохим, – он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот откинулся на спинку стула и проговорил, пристально глядя в глаза:
– Когда Богдану, – так звали брата, – было два года, я учил его плавать, и он чуть не утонул. Его вытащил человек, проходивший мимо.
– А почему не ты? Перепугался?
– Да… Когда он ушел под воду, я окаменел, не мог кричать.
– Понятно… пятилетний мальчик – это пятилетний мальчик. И что дальше?
– Когда ему было четыре, а мне семь, я из "ТТ" попал ему в грудь, в правую сторону. Пуля прошла насквозь, но, слава богу, все обошлось…
– Ты что, стрелял в него?!
– Нет. Точнее, стрелял, но не в него. Я нашел пистолет и стал с ним играть, а он в смежной комнате смотрел с отцом видак, какой-то боевик. Когда в нем началась стрельба, и Богдан закричал: "Папа, я боюсь!", я автоматически выстрелил в стену, уверенный, что пистолет не заряжен.
– Тебе, конечно, всыпали?
– Отец здорово разозлился – счел, что пистолет зарядил я, но… но ничего не было. Я так кричал, что меня отправили в больницу вместе с братом.
– И чем все кончилось?
– Год назад мы поехали с Богданом по делам в Краснодар. Я сидел за рулем. И посередине пути налетел на столб, налетел из-за машины, выскочившей со встречной полосы. Богдан погиб мгновенно…
– А ты не получил ни царапины…
– Да.
– И после этого решил, что брат должен был погибнуть, и потому погиб?
– Да. Смерть охотилась за ним, а она редко проигрывает.
