Планета шампуня - Коупленд Дуглас (бесплатные серии книг TXT) 📗

Но я был моложе в те дни, когда чистился здешним завсегдатаем. Теперь я уже, считай, староват тусоваться там с утра до вечера, да, по правде, от центра осталась такая ерунда, что тусоваться-то, собственно, негде. Сегодня куда ни глянь, только и видишь что на ладан дышащие обувные магазины, закрытые пиццерии, забитые фанерой телефонные ряды, закрытые на засов спортивные отделы. Тропические растения в галерее пожухли, усохли, как на карикатурных рисунках. Бутик «Св.Яппи», где я в четыре встречаюсь с Анной-Луизой, как и большинство бутиков в центре, забит фанерой. И опять же, как многие другие магазины здесь, «Св.Яппи» стал жертвой пожара, а возможно, и поджога; из-за фанерных щитов 4x8 футов наружу высовываются угольно-черные «пальцы»; электричество в этом крыле отключено. В конце крыла прозябает в темноте один из главных центров притяжения бывшего царства торговли — «Страна еды».

Приунывшая молодежь стойко бродит тут и там, пытаясь сохранять полузабытое ощущение изобилия, но откуда ему взяться в этом постторговом мире намертво застывших эскалаторов и пустых прилавков. Одеваться в черное, как я замечаю, снова входит в моду.

В нескольких магазинах дела по-прежнему идут бойко — коммерческий успех прямо пропорционален бесполезности предлагаемых товаров. В «Куку-видео» не протолкнуться. В «Гнездышко для влюбленных»™ народ валит толпой. «Планета шампуня»™ явно возбуждает интерес и на отсутствие посетителей не жалуется. «Страна компьютерных чудес»™ расширяет территориальные владения за счет отжившего свое книжного магазина по соседству. Аркада компьютерных игр укомплектована под завязку, как и раньше, и весь пол там усыпан обертками от «Веселых щенят» и смятыми прозрачными пластиковыми коробочками и палочками для еды, которые выдают в закутке под вывеской «Острые ощущения — терияки!»™ [23] — ответвлении одного из двух еще со скрипом действующих здесь форпостов общепита. Данс-миксы, созданные, скорее всего, чтобы сопровождать показы мод и составленные из последних британских хитовых синглов, жарят из динамиков нон-стоп. Уходить отсюда не хочется. Перед соблазном аркады с играми невозможно устоять, как перед соблазном позволить себе звонить по международному телефону, зная, что по счетам платить придется предкам.

Я люблю наш торговый центр. Всегда любил. Очень важно, чтобы твой торговый центр был здоров и полок сил. В эпицентре торговли людей интересует только одно — удержаться на как можно более современном уровне, последовательно избавляясь от прошлого и мечтательно предвкушая иное, праздничное, сказочное будущее. Как подумаешь, сколько всего удивительного можно купить… Достаточно ли ярко сверкает новый товар? Видишь ли ты в нем свое отражение? Будем надеяться, все это сделано из чудо-материалов, какого-нибудь «люсита» или «кевлара», которых в изученной нами вселенной вы не сыщете нигде, кроме как на Земле. Как же нам повезло жить тогда, когда мы живем!

В прежние времена, доторговоцентровые, доисторические, если бы вам вдруг взбрело в голову глянуть, скажем, на яблоко, пришлось бы потерпеть с этим до августа. А раньше ни-ни, забудь и думать. Теперь же яблоки у нас круглый год, и это здорово!

Мне кажется, Стефани и Моник ощущают в торговых центрах то же, что и я, хотя сегодня они, вероятно, разочарованы — с покупками в «Риджкресте» сейчас не разбежишься, но нынешнее запустение мне даже на руку, потому что при таком раскладе им, наверно, скорее здесь наскучит и они скорее уедут и перестанут осложнять мне жизнь.

— Эх, кого я пытаюсь водить за нос? — говорю я. — Вы ведь, небось, засыпаете от скуки? Не думайте только, что это нормальный американский торговый центр. Это полнейшая ерунда. Приехали бы вы сюда в прошлом году — в одной только «Галерее моды» было шесть обувных магазинов на выбор.

— Нет-нет. Нам нравится здесь, в «Риджкресте». Очень интересно. Правда, Моник?

— О oui, ошш—ень забавно, ошш-ень футуристи-шшно.

Ватага разнузданных скейтборд-мальцов с гиканьем несется по гулкому служебному проходу и со всего маху врезается в обугленную стену прямо перед нашим носом. Полудетскигии маленькими черными башмаками они дубасят по фанерным щитам, прикрывающим стеклянную витрину, издают победные кличи и потрясают кулачками в лыжных перчатках, к каждому пальцу которых намертво приклеены магнитные стикеры, содранные с товаров на полках. Мальцы-удальцы снова что-то орут и всей толпой срываются на досках вниз по ступенькам неподвижного эскалатора и оттуда на давно растаявший, оцепеневший, всеми забытый каток, присыпанный окурками и пластиковыми стаканчиками из-под кока-колы, которые сбрасывают на него с верхних торговых галерей. Весь этот эпизод заставляет меня вспомнить об известной пророческой шутке. Третья мировая война будет вестись с помощью атомного оружия, четвертая мировая — с помощью камней и палок. Но когда случилась третья мировая? Сдается мне, она была невидимой, и сейчас мы уже вступили в следующую, четвертую. Должно же быть какое-то объяснение тому, что происходит с нашим торговым центром!

— Тайлер! Бабетки! — Мы оборачиваемся и видим Дейзи и Мюррея с охапками отпечатанных на лазерном принтере крупным жирным шрифтом агитационных стикеров кампании протеста против использования в одежде натурального меха и против капканов на диких животных, которая проходит под лозунгом «А ты пробовал отгрызть себе стопу?». — Пошли, поможете нам с Дейзи бороться за мирное сосуществование зоологических видов!

Я спрашиваю Мюррея, вправду ли он считает, что Ланкастер — то самое место, где надо устраивать кампанию протеста против использования натурального меха, а потом все мы, не сговариваясь, начинаем двигаться в сторону вывески «Острые ощущения — терияки!»™.

— Э-э, вообще-то, если честно, мы пока ни одной одежки из натурального меха не обнаружили, но не беда — будем искать. Зато если найдем, обклеим ее всю как есть этими стикерами. Мы и скейтборд-пацанам на всякий случай всучили пачку. Они тоже обещали подсобить, если что.

Пока Мюррей разглагольствует, я вижу, как гикающие шалопаи на противоположной от нас галерее уже вовсю лепят «А ты пробовал отгрызть себе стопу?» на замазанные черным витрины, на фанерные щиты и на прозябающую в забвении современную скульптуру в «саду скульптур».

— Мюррей, познакомься, это Стефани, а это Моник.

— Халло.

— Халло.

— Привет. Дейзи много о вас рассказывает, бабетки. Дать вам стикер?

Бабетки (с новым прозвищем вас!) вежливо отказываются. Несколько минут мы оживленно беседуем за диетической кока-колой и огуречными рулетками. Моник вскоре от нас откалывается — у нее свидание с миллионером, которого она подцепила накануне вечером. Зовут миллионера Кирк. Стефани желает в одиночку прокатиться на чудо-авто. Дейзи и Мюррей намерены отправиться в супермаркет в центр города — охотиться за шубами и выискивать на прилавках «шкуропродукты» (не спрашивайте, что это такое). Я, как уже было сказано, в четыре встречаюсь с Анной-Луизой.

— Мы с Дейзи решили объявить себя по отношению друг к другу независимыми государствами, — говорит Мюррей, просто чтобы заполнить паузу. — Полная свобода и суверенитет.

— Мы будем сами себе государства. Объявим себя безъядерными зонами.

Французские бабетки — что значит наследственность, врожденный бюрократический инстинкт! — тут же встают на дыбы:

— А как же правительство?!

— Правительство? — пожимает плечами Дейзи. — Мое настроение — вот все мое правительство.

Бабетки вдруг делаются сверхсерьезными.

— Разве можно понимать свою свободу так фривольно, как понимаете все вы? — возмущенно спрашивает Стефани. — Разве можно так беспардонно обращаться с демократией?

— Слышь-ка, принцесса Стефани, — встревает Мюррей, — как я успел заметить, словом «демократия» почему-то начинают жонглировать тогда, когда замышляют поприжать права личности.

— По слухам, в городе Вашингтоне не только свободу торговли защищают, — добавляет Дейзи.