Небесные всадники - Туглас Фридеберт Юрьевич (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt, .fb2) 📗
Не меняя положения, он приподнял голову. Прямо перед его глазами едва белела в полумраке шея женщины. Откуда-то издалека глядели на него томные глаза. И он опять уронил голову.
Женщина медленно подняла голову и стала перебирать его волосы. Она зарывалась в его кудри и пропускала их между пальцев несильно, но больно подергивая. Это было так удивительно!
Неожиданно экипаж остановился.
Женщина вскочила и вытолкнула Бову. Они очутились в тихом парке перед темной виллой. Подбежали к маленькой потайной дверке, женщина отперла ее крохотным ключиком и втянула Бову в прихожую.
Бледный свет проникал в окна, затененные деревьями. В этом полумраке они поднялись по лестнице, вьющейся между пальмами и скульптурами. Словно дети, держась за руки, они миновали анфиладу полутемных комнат. Женщина остановилась, вытянула руку — и вдруг их залил яркий свет.
Бова в изумлении огляделся.
Это была прекрасная комната. Зеркала покрывали стены с пола до потолка. Белые портьеры в пышных складках скрывали окна. Под потолком тысячью хрустальных огней сверкала люстра.
Женщина подтолкнула Бову ближе к свету, заглянула ему в лицо и попятилась в испуге и удивлении. Потом снова приблизилась, взяла Бову за плечи, повертела его и заговорила. Бова только покачал головой.
Это еще больше изумило женщину. Она упала на софу в подушки, притянув Бову к себе, разглядывала его и смеялась. Иногда она останавливалась, серьезно смотрела на Бову, и опять всплескивала руками, заходясь в смехе.
При этом пальцы ее перебирали крошечные флакончики на туалетном столике. Вот она взяла один из них, отломила тонкую шейку, словно сосульку, и опрокинула содержимое флакона Бове на голову.
В тот же миг его окутал пьянящий аромат, Бова увидел, как этот запах розоватым облаком обволакивает его, и почувствовал, как он дурманит голову. Сквозь это облако все виделось ему в новом свете.
Рядом с собой он видел женщину, ее волосы, уши и серьги в них. Он видел ее изысканный наряд, в складках которого лежали длинные руки в тонких перстнях.
Он взял руку чтобы рассмотреть ее, но пальцы выскользнули у него из ладони. Женщина вскочила и, отступая, все время протягивала руку Бове. Он подошел было, женщина побежала.
Они закружили по комнате. Бова натыкался на стулья, налетал на зеркала, все больше и больше безумея. А женщина бабочкой порхала по комнате, протягивая руки, то одну, то другую и беспрестанно смеясь.
И вдруг на бегу она обронила часть одеяния. Словно летая, заскользила она вокруг стола и обронила другую часть своего туалета. Ее одежды падали тут и там, невесомые и прозрачные, точно вуали. Весь пол был устлан ими.
Все быстрее, быстрее! Вот спали туфельки; она бежала — на одной ноге прозрачный чулок выше колена, другая — босая. Все быстрее, быстрее! Теперь она была, точно те розовые создания, что недавно танцевали в искусственном лесу.
Бове стало жарко, пот побежал из-под волос. На бегу он скинул сюртук, но это не помогло. Как и женщина, принялся он повсюду разбрасывать одежду. Вот и он уже почти раздет.
А женщина порхала, касаясь стен то тут, то там, и свет стал убывать. И только под потолком он еще горел закатной зарницей люстр. В зеркалах мерцала бездонная глубина озер.
Вдруг женщина отогнула тяжелую портьеру и скрылась за ней.
Бове открылась другая комната, которую занимала бескрайняя постель. В розовом полумраке громоздились горы подушек и отороченных кружевами покрывал, суля мягкость и забытье.
Женщина упала в подушки, так что виднелись только ее розовые пальчики. И Бова поймал наконец ее руку, сам ничком упав в кровать, и одни лишь волосы еще подрагивали, словно камыш, в море подушек.
Когда Бова вновь оказался на улице, она была пустынна. На башне били часы. Было холодно и темно.
Он походил без цели, не понимая, где он. Черные стены поднимались вокруг, темные улицы шли одна за другой, рынки сменялись рынками. Потом он обнаружил, что опять стоит возле гигантской триумфальной арки.
Тяжело вздымалась она в гнетущем мраке ночи. Исполинские кони недвижно застыли над каменным сводом, бронзовые мантии зловеще простерлись над темнеющей площадью.
Бова инстинктивно двинулся той же дорогой, которой шел вечером. Вот опять он вышел к лестнице, не спеша, но и не останавливаясь, вошел в темную подворотню.
Он ощущал тупое безучастие и усталость. Ни о чем больше он не думал. Все было теперь безразлично, совершенно безразлично.
Ночь была долгой, как жизнь. За ночь он испытал множество такого, что никогда больше не повторится. Ночь осталась позади, как бокал, выпитый до дна. Все, что впереди, было безразлично.
Был ли он еще пьян? Был ли он пресыщен всем? Возможно.
Он прошел всеми теми улицами, которыми проходил вечером. Это было замысловатое и долгое путешествие по пустым и темным городским окраинам.
Он дошел до порта и остановился у окна. В призрачном полумраке ночи он увидел там свечи и бруски мыла, а между ними початый круг колбасы. Минуту-другую Бова бездумно глядел на него.
А когда обернулся, перед ним стоял незнакомый человек. Воротник его пиджака был поднят, волосы выглядывали из-под шапчонки, а башмаки просили каши.
Ни слова не говоря, он ухватил Бову за шиворот и стал сдирать с него сюртук. Бова не сопротивлялся, он даже сам расстегнул пуговицы. Незнакомец тут же натянул сюртук. Потом забрал шляпу, сравнил со своим картузом, грохнул хриплым смехом и напялил цилиндр на голову. И пошел себе прочь, стуча по мостовой можжевеловой палкой.
Какое-то время Бова смотрел ему вслед. По тому, как уходил незнакомец, Бова признал в нем человека, которому вечером предлагал турецкую монету, а тот еще выбрал другую, получше. Только за ночь он сильнее охрип.
А потом и сам Бова решил уйти.
Не было ему ни страшно, ни жалко. Пусть берут, пусть все забирают. Все было в эту минуту безразлично.
Впереди на небосклоне вспыхнула алая кромка рассвета.
Он опять вышел к конуре у крепостного рва. Ставень был открыт, и старуха уже трудилась. Она развела огонь и смешивала кровь с крупой для нового дня.
На прилавке еще лежал сиротливый круг застывшей колбасы, которая на минуту пробудила в Бове воспоминания. Он купил колбаску, но она была невкусной. Безо всякого удовольствия откусил он пару раз и бросил ее.
Так он вновь подошел к мрачной группе домов. Ему помнилось, что они тут жили. И он начал взбираться по лестнице.
На середине лестницы он стал задыхаться и почувствовал, что кошелек давит на сердце. Он остановился и достал кошелек. Открыл его, нашел там три медяка и тупо рассматривал их в неверном свете оконца, не зная, что они не имеют никакой ценности.
Пока он так стоял, монеты выпали из рук. Позванивая, они перескакивали со ступеньки на ступеньку, обгоняя одна другую, и вдруг разом смолкли. Он попытался отыскать их взглядом, но увидел лишь одну и пошел дальше.
В каморке было по-прежнему сумрачно. Бова сразу же лег, вытянувшись во всю длину. При этом рука его коснулась окоченевшего мертвеца.
А-а, это же дохлятина-турок, которого он вечером придушил. Бова повернулся к нему спиной. Сегодня он никого не боялся. Безразлично, все безразлично.
Хотелось ему только спать. Голова отяжелела, словно свинцом налитая. Спать, только спать…
Он закрыл глаза и сразу погрузился в сон. Кошмарный сон:
Из бездонных глубин Бова поднимался по бесконечным ступеням. Сквозь черные пласты земли вились лестницы с прогибающимися перилами и такими узкими ступеньками, по которым можно было ступать только на носках.
Бова спешил в смертельном страхе, ведь за спиной кто-то жутко и одышливо хрипел: «Не бросай меня! Не бросай меня!»
Уже кровоточили пальцы ног и на руках выступили мозоли, а он все подхлестывал себя.
Наконец он выбрался-таки на поверхность. И оказался на большом базаре, под гигантской триумфальной аркой. Стояла ночь, площадь пустовала.
Но оглянувшись, он увидел, как следом за ним на поверхности появилась черная косматая голова, тошнотворно завывая: «Не бросай меня! Не бросай меня!»
