Часы - Каннингем Майкл (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Я сейчас ее приведу, — говорит Джулия.
— Необязательно. Все нормально.
— Нет, серьезно. Она просто курит. Ты же ее знаешь. Покурить для нее — самое первое дело.
— Не затаскивай ее сюда, пожалуйста. Правда. Иди, я тебя отпускаю.
— Нет, я хочу, чтобы вы получше узнали друг друга.
— Мы и так достаточно хорошо знаем друг друга.
— Не бойся, мам. Мэри душка. Она совсем, ну совсем не страшная.
— С чего ты взяла, что я ее боюсь. Вот уж чего нет, того нет.
Джулия понимающе ухмыляется — приводя Клариссу в бешенство, — встряхивает головой и выходит. Кларисса наклоняется к журнальному столику и передвигает вазу на пару сантиметров влево. Ее подмывает спрятать розы! Что же это такое? Ну откуда взялась эта Мэри Кралл?!
Джулия возвращается. Мэри идет следом. Вот она — Мэри-праведная, Мэри-бесстрашная, Мэри-бескомпромиссная, с выбритой головой, на которой начинает проступать черная щетина; в крысиного цвета штанах; с болтающимися, обвислыми грудями (ей, должно быть, за сорок) под поношенным белым топиком. Вот ее тяжелая походка и пронзительно-подозрительный взгляд. Эта парочка — Джулия и Мэри — ассоциируется у Клариссы с образом маленькой девочки, притащившей домой уличного пса: сплошные ребра и желтые зубы — трагическое и неизбежно опасное существо, бесспорно нуждающееся в хорошем уходе, но настолько изголодавшееся, что его уже не могут тронуть никакие проявления любви и щедрости. Он будет есть и есть, без остановки. Он никогда не насытится и никогда не станет вполне домашним.
— Здравствуйте, Мэри, — говорит Кларисса.
— Здрасьте, Кларисса.
Она пересекает комнату и пожимает Клариссе руку. Рука у Мэри маленькая, сильная и — неожиданно — нежная.
— Как поживаете? — спрашивает Мэри.
— Хорошо, спасибо. А вы?
Мэри передергивает плечами. А как, по-вашему, я должна поживать, как вообще можно поживать в этом мире?! Такая простенькая ловушка, а Кларисса все-таки попалась. Она думает о розах. Интересно, кто их срезает? Может быть, заставляют детей?! Может быть, семьи приезжают на плантации еще до рассвета и не разгибаясь трудятся дни напролет — спины ноют, пальцы кровоточат?
— В магазин собрались? — спрашивает Кларисса не без злорадства в голосе.
— Нам нужны новые ботинки, — сообщает Джулия. — А то эти с Мэри уже просто сваливаются.
— Ненавижу ходить по магазинам, — говорит Мэри, и на ее лице мелькает тень виноватой ухмылки. — Это такая потеря времени.
— Короче, мы сегодня идем за ботинками, — обрывает ее Джулия. — Точка.
Клариссина дочь, эта удивительная, яркая девочка напоминает сейчас бодрую жену, помогающую мужу разделаться с бытовыми проблемами. Несколько мелких поправок, и она вполне бы могла сойти за девушку пятидесятых.
— В одиночку мне с этим просто не справиться, — сообщает Мэри Клариссе. — Полицейских со слезоточивым газом я не боюсь, а вот от продавцов предпочитаю держаться подальше.
Потрясенная Кларисса понимает, что Мэри на свой лад старается понравиться.
— Ну, не такие уж они и страшные, — говорит она.
— Когда я захожу в магазины и вижу все это дерьмо, всю эту, с позволения сказать, продукцию, все эти товары, всю эту рекламу, которая вопит со всех сторон: купи-купи-купи-купи, и ко мне подходит какая-нибудь размалеванная длинноволосая девка и спрашивает: «Вам помочь?» — единственное, чего мне хочется, так это крикнуть: «Сука, да ты самой себе помочь не можешь!»
— Мм, — отзывается Кларисса, — это серьезно.
— Пойдем, Мэри, — говорит Джулия.
— Береги ее, — обращается Кларисса к Джулии. Дура, думает Мэри Кралл. Самовлюбленная ведьма.
Нет, поправляет она сама себя. Кларисса Воган не враг. Она просто обманутая. Она искренне верит, что, соблюдая определенные правила, будешь жить не хуже мужчин. Она купила этот билет. Она не виновата. И все же Мэри хочется схватить Клариссу за грудки и крикнуть: «Ты что же, всерьез думаешь, что во время облавы на „отклонившихся“ тебя обойдут? Ты что, правда такая идиотка?»
— Пока, мам, — говорит Джулия.
— Рюкзак не забудь, — напоминает Кларисса.
— Да-да, — смеется Джулия и снимает с вешалки ярко-оранжевый рюкзак из синтетической ткани, одну из тех вещей, которые, казалось бы, совсем ей не подходят.
Интересно, чем же все-таки ее не устроило кольцо?
Джулия поворачивается, и на какое-то мгновение Кларисса и Мэри оказываются лицом к лицу. Дура, думает Мэри, из последних сил стараясь сохранить если не снисходительность, то самообладание. А впрочем, пошла эта Кларисса к чертовой матери. Все-таки нет ничего отвратительней педерастов и лесбиянок старой школы, одетых по последней моде, буржуазных до мозга костей, живущих как муж с женой. Лучше быть откровенным придурком, лучше быть Джоном, трахающим Уэйна, чем расфуфыренной мразью с респектабельной должностью.
Дешевка, думает Кларисса. Тебе удалось обмануть мою дочь, но я стреляный воробей, и меня на мякине не проведешь. Конечно, если долго шуметь, постепенно соберется толпа — просто посмотреть, что происходит. Так люди устроены. Но если тебе нечего им предложить, то вскоре они разойдутся. Ты ничуть не лучше ненавистных тебе мужиков, такая же агрессивная и тщеславная, и ничего у тебя не выйдет.
— Ладно, — говорит Джулия. — Пошли.
— Не забудь о приеме, — напоминает Кларисса. — В пять.
— Я помню, — отвечает Джулия и забрасывает на плечо свой ярко— оранжевый рюкзачок, заставляя Клариссу и Мэри пережить одинаковое болезненно— острое чувство обожания и восхищения ее бодрой и добродушной уверенностью в своих силах, в том, что впереди целая жизнь.
— До скорого, — говорит Кларисса.
Все— таки она неисправимо банальна. Она -женщина, придающая слишком большое значение светским раутам. Простит ли ее Джулия когда-нибудь?
— Счастливо, — бросает Мэри и следом за Джулией выходит в холл.
Ну откуда, скажите на милость, взялась эта Мэри Кралл?! Зачем абсолютно «прямой» Джулии эта роль приспешницы? Неужели ей до сих пор настолько не хватает отца?
Мэри позволяет себе немного отстать. Она смотрит на широкую грациозную спину Джулии и идеально симметричные луны ее ягодиц. Мэри испытывает желание и еще что-то более тонкое и болезненное. Вид Джулии возбуждает в ней эротический патриотизм, как если бы Джулия была той далекой страной, где она когда-то родилась и откуда ее выслали.
— Пошли, — весело зовет Джулия, оглянувшись поверх оранжевого рюкзака. Мэри медлит. Ей кажется, что она никогда не видела ничего прекраснее. Если бы ты меня полюбила, думает она, я бы сделала все что угодно. Понимаешь? Все что угодно.
— Пошли, — повторяет Джулия, и Мэри в отчаянье, в агонии (Джулия не любит ее, во всяком случае, не любит ее так, как ей бы хотелось, и никогда не полюбит) бросается вслед за ней — покупать новые ботинки.
Миссис Вульф
Ванесса с детьми уехала обратно в Чарлстон. Загадочно-веселая Нелли, — неужели это следствие ее вынужденной поездки в Лондон, неужели она так смакует эту вопиющую несправедливость? — напевая, готовит внизу ужин. Леонард пишет в своем кабинете; дрозд лежит на травяном ложе, устланном розами. Вирджиния стоит у окна в гостиной, глядя на сгущающиеся сумерки.
Обычный закат обычного дня. На неосвещенном столе в ее комнате — страницы нового романа, с которым у нее связано столько надежд и который, как она опасается (она практически в этом уверена), получится слабым и схематичным, лишенным живого чувства, пустым. Прошло всего несколько часов, а от блаженства, которое она испытала, сидя на кухне с Ванессой, не осталось и следа, как будто его и не было. Сейчас она чувствует только одно: тошнотворный запах вареной говядины (и ей придется ее есть под бдительным надзором Леонарда). Скоро в доме начнут бить часы; ее лицо все четче и четче проступает в оконном стекле; в чернильно-синем воздухе сияют бледно-лимонные фонари. Этого довольно, пытается убедить она саму себя. Мирная жизнь, дом, где ее ждет ночное чтение, сон, потом работа. На деревьях дрожат желтые отсветы фонарей.
