Восток есть Восток - Бойл Т. Корагессан (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Саксби смотрел на Эберкорна, дожидавшегося ответа, но видел перед собой отца, человека упрямого и глубоко несчастного. Несчастным он стал после того, как годы добровольной ссылки на север не принесли ему лавров Рокфеллера, Моргана или Гарримана. Вначале Марион так и бурлил энтузиазмом. Когда Саксби было шесть, семь, восемь, отец представлялся ему эдаким смерчем, великаном, кем-то вроде Пикоса Билла.
Отец был раскросневшийся лицом над обеденным столом и твидовыми плечами, на которых отлично ездить верхом. Он любил поезда и непонятные шутки. «Саксби, видишь вон ту псину?» — часто говорил отец звучным голосом южного плантатора, показывая на какую-нибудь овчарку или гончую, резвившуюся на лужайке. Сын кивал. «Она из Огайо». Саксби много раз слышал эту шутку, но понять ее так и не мог, а потому всякий раз спрашивал: «Откуда ты знаешь?» Тогда Марион тоном профессора ветеринарных наук отвечал: «Потому что под хвостом у нее буква „О“.
В конце концов отец заперся от всего мира в дальних покоях своего бело-серого викторианского особняка, выходившего окнами на Гудзон. Перед этим, последним этапом он часами бродил по комнатам с нехорошим блеском в глазах и громогласно заявлял — в любом обществе и множество раз на дню, — что «п…ец он и есть п…ец». Такую он избрал себе формулу. Допустим, сидит за столом, в окружении гостей, потом вдруг оторвется от тарелки с супом, окинет присутствующих хитрым взглядом, хлопнет в ладоши. «Знаете, что я вам скажу. — Сделает паузу, чтобы посмотреть в глаза Септиме. — П…ец он и есть п…ец. Такие дела».
Ну вот, а потом, когда жена с сыном отправились за покупками, а горничная ушла домой, Марион заперся от всего мира в дальней комнате; с собой он прихватил бутылку с бурдой, которую его завод производил для алкашей нашей великой страны, и такое количество секонала, что им можно было бы усыпить на месяц весь директорский совет компании.
Саксби тогда было девять лет. Хотя Септима родилась на Юге, в Мейконе, да и колледж окончила там же, в Мариетте, она не пожелала возвращаться в большой пустой дом на Тьюпело и предпочла остаться в большом пустом доме на Гудзоне. Охваченная горестным недоумением, Септима вновь обратилась к поэзии, некогда бывшей романтическим бастионом ее юности. Там она и нашла утешение. Шесть месяцев спустя мать и сын вернулись на остров. Так возник «Танатопсис-хаус» —
«Танатопсис», храм искусства, воздвигнутый из пепла покойного Мариона. Три года Саксби жил с матерью, но затем она отослала мальчика на север, в Гротон, потому что образование, которое могла дать местная школа, годилось «только для голодранцев и черномазых». За Гротоном последовала череда колледжей, учение в коих растянулось на годы. Потом — привольная жизнь в Калифорнии, еще одном оплоте янки. Ничего удивительного, что Саксби говорил не по-южному, а как чужак. Да, он был местным, безо всяких сомнений, но как бы на полставки.
В общем, долгая история. Чтобы не вдаваться в подробности, Саксби выкатил глаза и тягуче, нараспев зарокотал:
— Эта-а, масса Эбакон, чевой-то вы пряма. Ей-богу, не пойму. Тутошние мы.
Эберкорн фыркнул. — Ничего. Здорово у вас получается.
Он завинтил колпачок ручки, сунул ее в карман рубашки и произнес целый спич о том, что никогда в жизни не совершал морских прогулок у джорджий-ских берегов и не будет ли Саксби возражать, если он напросится в спутники, тем более что яхта готова к отплытию и все такое.
Саксби изучающе посмотрел на Детлефа: тяжелый подбородок, белоснежные зубы, тусклого оттенка кожа, подкрашенные волосы. Пожал плечами.
— Почему бы и нет? После чего врубил двигатель.
Первая неделя августа была неторопливой, шелковистой и сладостной. Саксби погрузился в объятья родного дома, Рут, матери бездумно и естественно, словно подчиняясь зову природы. Каждый вечер он допоздна засиживался с Рут — накачивался коктейлями, ужинал с поэтами, художниками и скульпторами, слушал вполуха декламацию стихов или чтение прозы, думая о своем; болтал о пустяках с завсегдатаями бильярдной. К ночи липкая, надоедливая жара немного спадала, со стороны океана чуть веяло прохладой. Утром Саксби долго спал, пока еще не очень припекало. Завтракал с Септимой, созерцая прекрасный и все еще безжизненный аквариум. Вторая половина дня была занята рыбной ловлей, плаванием и нырянием. Потом приходил вечер — снова Рут, снова все сначала.
Наблюдать за Рут было одно удовольствие. Она работала: коктейли, ужин, изменчивая атмосфера бильярдной — Рут была в своей стихии, ловкая и коварная, как профессиональный политик или диверсант. У нее находилось время перекинуться парой слов или пошутить с каждым, от неприступной Лоры Гробиан до компанейского Таламуса, причем о мелкой рыбешке Рут тоже не забывала. Она просто потрясала — когда бы Саксби ни взглянул на нее, Рут все время находилась в режиме диалога: жестикулирует, поджимает губки, приподнимает бровь, многозначительно кивает. Только что пила коктейль в обществе Питера Ансерайна и двух его тощих приспешников и вот уже оказалась на противоположном конце гостиной, рядом с Кларой Кляйншмидт — обе хохочут-заливаются, прямо слезы на глазах. По дороге успела подмигнуть Сэнди, Регине, Бобу Пенику и, конечно, Саксби. Уж о нем-то она всегда помнила, в какой бы ажитации ни пребывала: такой взгляд кинет, что искры летят.
И вдруг наступает час коктейлей, а ее нет. Саксби стоял с бокалом в руках, стараясь быть остроумным и обаятельным, но сам все поглядывал по сторонам — где же Рут. Она появилась только во время ужина, тихонечко села рядом. Запыхалась, глаза от возбуждения широко раскрыты.
— Что случилось? — спросил Саксби. Она взяла его за руку, чмокнула в щеку, ни на миг не прекращая кивать, подмигивать и улыбаться прочим, сидевшим за столом.
— Ничего. Просто заработалась. У меня получается что-то потрясающее. Это будет лучшая из моих вещей.
— Здорово, — искренне порадовался за нее Саксби. и Рут положила в рот кусочек телятины.
— Слушай, — сказала она. — Можешь завтра съездить со мной в Дариен? Мне нужно кое-что купить.
— Конечно. Она откусывала мясо ровными острыми зубками.
— Чего-нибудь пожевать во время работы — печенье, сыр и так далее. Знаешь, — искоса взглянула на него Рут, — там просыпается зверский аппетит.
Аппетит. Понятно, никаких проблем. Саксби зашептал ей на ухо, они поцеловались. Ее губы отдавали телятиной, а все вокруг смотрели.
В конце недели Саксби отправился в новую экспедицию, на сей раз в надежде вплотную приступить к осуществлению своего проекта — ждать больше было нельзя. Предстояло найти и поймать одну редчайшую, почти легендарную рыбку, которая принесет ему славу и богатство. Впрочем, богатство у него уже было, стало быть, речь шла о славе — высечь свое имя на скрижалях истории аквариумистики. Рут сопровождать его не пожелала. Сказала, в другой раз. Слишком уж хорошо у нее идет работа, поток вдохновения, боится спугнуть. О, она будет скучать, хоть Саксби уезжает всего на сутки, и непременно составит ему компанию в следующий раз. Это она обещала твердо.
Полдня, а потом еще и утро после ночевки Саксби провел на реке Окефеноки. Палило солнце, одолевали насекомые, а он закидывал сеть, тянул невод, ставил переметы. Чего только не наловил — окуней-пиратов, золотистых гольянов, иглоносных сарганов, болотных шнырков, родниковых кижучей. Только той, что искал, не было. Обидно, конечно, но не смертельно. Признавать поражение было рано. Разумеется, Саксби надеялся, что ему повезет с первого раза, но настроен был реалистически — придется устроить еще сотню вылазок на болота, прочесать их частой гребенкой, и лишь тогда, возможно, улыбнется удача. В конце концов, Ахав белого кита тоже не один день ловил. Время Саксби провел неплохо: приятно было прокатиться на машине, побыть денек среди девственной природы, даже ночь, проведенная в одиночестве в мотеле, не испортила настроения — по телевизору передавали бейсбольный матч с «Атлантскими храбрецами>>.
