Дживз уходит на каникулы - Вудхаус Пэлем Грэнвил (книги серии онлайн txt) 📗
ГЛАВА 17
Услышав эти слова, я так и подпрыгнул. Я был потрясен до глубины души, как любой племянник на моем месте. Если ваша родная тетя лезет из кожи вон, лишь бы уберечь свою крестницу от лап нью-йоркского плейбоя, и вот она узнает, что все напрасно, кому как не мне, родному сыну ее покойного родного брата, пожалеть ее?
— Ты уверена? — переспросил я. — Кто тебе сказал?
— Она же и сказала.
— Сама?
— Да. Она прибежала ко мне, вся кудрявая от счастья и проблеяла, как она счастлива, ну как же она счастлива, дорогая миссис Траверс. Ну какая же дура, а. Я чуть не прибила ее этой лопаткой. Я всегда считала ее глупее булочки, но по-моему, ее даже забыли положить в духовку.
— Но как же это могло случиться?
— Ведь ее пес тоже свалился в воду?
— Да, он был одним из нас. Но при чем здесь это?
— Уилберт бросился в воду и спас его.
— Эта псина прекрасно доплыла бы сама. Если не австралийским кролем, то по-собачьи.
— Но разве объяснишь это этой тупоголовой Филлис. Для нее если бы не Уилберт Крим, ее собака была бы утопленник. И теперь она выходит за него замуж.
— Но разве выходят замуж только за то, что ты спас чью-то таксу?
— Выходят, такие как она выходят.
— Мне это кажется странным.
— Еще бы не казалось. Но факт. Я насмотрелась таких девушек, как Филлис Миллз. Ты же помнишь, целых четыре года я была владелицей и главным редактором женского еженедельника. (Моя тетушка имела в виду журнал «Будуар Миледи»: как-то я написал для его рубрики «Мужья и братья» один материал под названием «Что носят хорошо одетые мужчины». Сам же журнал недавно перекупил какой-то простофиля, чему дядюшка Том был несказанно рад, так как все четыре года тетушка подсовывала ему чеки для оплаты.)
Я не думаю, что ты был нашим постоянным читателем. Так вот, для сведения, в каждом нашем номере мы публиковали по одному короткому рассказу, в которых почти всегда герой завоевывал сердце девушки тем, что спасал или ее собачку, или кошечку, или канарейку или еще какую-нибудь тварь, которую она держала в доме. Конечно, эти рассказы писала не Филлис, но она именно так устроен ее ум. Произнося слово «ум», — продолжила тетушка, — я имею в виду ту четверть чайной ложки ума, которую можно найти у нее, и то только если пробурить глубокую скважину. Бедная Джейн!…
— Кто-кто?
— Так звали ее мать. Джейн Милз.
— Ну да, конечно. ты говорила, что она была твоей лучшей подругой.
— Самой лучшей. И она всегда говорила мне: «Далия, дорогуша, если я отброшу копыта первая, ради бога, присмотри за Филлис, не дай бог, она выйдет за какого-нибудь проходимца. У нее хватит ума. Молоденькие девушки вечно влюбляются в негодяев». Тут она имела в виду своего первого мужа, который был отъявленным негодяем и мучил ее до того счастливого дня, когда, под большим градусом, он вошел в Темзу и был таков. «Не дай ей бог повторить моей ошибки», — говорила мне она, а я ей отвечала: «Джейн, ты можешь на меня положиться». А видишь как получилось.
Я пытался успокоить ее.
— Ты не должная винить в этом себя.
— Нет, это моя вина.
— Ты совершенно неправа.
— Но это я пригласила к себе в дом Уилберта Крима.
— Ты поступил как любящая жена дядюшки Тома.
— Да еще впустила Апджона, а он все время подталкивал ее к этому.
— Вот уж кто виноват точно, так это он.
— И я тоже.
— Если бы не его дурное влияние, мы бы сохранили нашу Филлис незамужней. «Стыдись, Апджон!» — вот что я бы сказал ему.
— И я пойду и скажу ему это. Ух, найти бы мне сейчас этого Апджона!
— Нет ничего проще. Он в кабинете дядюшки Тома.
При этих словах тетушка заметно оживилась.
— Ах так? — Она запрокинула голову и набрав полные легкие воздуха, издала клич: «АПДЖОН!» — так орет пастух, созывая домой стада с влажных пастбищ, омываемых Ди [Река, бассейн Ирландского моря.], и я должен был предупредить ее.
— Тетушка, не забывай про свое давление.
— К черту мое давление. АПДЖОН!
Он появился в проеме французского окна, взгляд его был холоден и суров, столь же холоден и суров, каким он был много лет назад в Мэлверне, в его собственном кабинете, где я был частым гостем, правда против собственной воли.
— Кто так ужасно шумит? Ах, это вы, Далия.
— Да, я.
— Вы хотите меня видеть?
— Да, я хотела вас видеть, и очень жаль, что я вижу вас не с переломанным хребтом или с парой сломанных ног и лицом, изъеденным проказой!
— Но дорогая Далия!…
— Я вам никакая не дорогая, вы разбудили во мне зверя. Вы разговаривали с Филлис?
— Она только что ушла от меня.
— Она вам рассказала?
— Что Уилберт Крим сделал ей предложение? Конечно.
— Надеюсь, вы довольны?
— Разумеется.
— Конечно! Я не сомневаюсь, что вы только рады будете, если эта глупая девчонка выскочит замуж за человека, который скандалит по ночным клубам, ворует серебряные ложки, который уже трижды разведен и который, если верить прогнозам, закончит свою жизнь в Син-Син [Тюрьма Оссининг, в Нью-Йорке.], если прежде на него не заявит свои права психушка. Вот вам Прекрасный Принц!
— Я вас не понимаю.
— Потому что ты дурак!
— Та-ак… — произнес Апджон, и в его голосе послышались угрожающие нотки. Манера моей тетушки, явно лишенная гостеприимства, явно начинала сердить его. Казалось, еще немного и он заставить ее десять раз написать в тетради: «Я буду хорошей девочкой» или, того хуже, выпорет ее за провинность.
— Неплохая партия для дочери Джейн — стать женой Вилли с Бродвея!
— Вилли с Бродвея?
— Ведь его так называют в кругах, в которых он вращается. И теперь он введет туда Филлис: «А это моя новая телка», — скажет он и проведет с ней краткий курс обучения приколам, а когда или если — у них появятся дети, они буду сажать их на колени и рассказывать сказки про кошельки чужих дядь и теть. И во всем этом будете виноваты вы, Обри Апджон!
Мне не нравилось, что события принимают такой оборот. С одной стороны, я с восхищением слушал спектакль, который закатила моя тетушка, но с другой стороны я видел, как подергивается верхняя губа Апджона, а это значит что последует наказание и он предвкушает это. По своему личному опыту я знал, что дела моей тетушки плохи.
И я оказался прав.
— Если вы позволите, то хочу заметить, дорогая Далия, — сказал он, — мы с вами не понимаем друг друга. У вас создалось впечатление, будто Филлис выходит замуж за младшего брата Уилберта — Уилфреда, действительно молодого повесу, который принес своим родителям много горя и которого действительно зовут Вилли с Бродвея. И этот Уилфред трижды портил жизнь своим трем женам. Но что касается Уилберта, то, насколько мне известно, никто не может сказать о нем ни одного плохого слова. Я мало знаю таких молодых людей, которые пользуются столь большим уважением. Он состоит на кафедре одного из самых крупных американских университетов, и он приехал в Англию, чтобы провести здесь свой отпуск. У себя же дома он преподает романские языки".
Остановите меня, если я повторяюсь, возможно я уже вам рассказывал этот случай. Было это, когда я учился в Оксфорде. Стою я как-то летом не берегу реки и болтаю со знакомой девушкой, уже и сам не помню о чем. Как вдруг раздается лай и я вижу, что в мою сторону бежит огромная собака, типа собаки Баскервиллей, с явным намерением покусать меня. Очевидно, по ее мнению, все особи семейства Вустеров подлежат истреблению. И я начал уже было молиться богу и размышлять о бренности своих фланелевых штанов (ценой 30 фунтов стерлингов), как моя собеседница, подпустив пса поближе, открыла вдруг перед самым его носом цветной японский зонтик, на что обалдевшая собака проделала в воздухе три обратных кульбита и помчалась прочь. А теперь, чтобы понять остроту настоящего момента, поставьте мою тетушку на место этой собаки и уберите кульбиты. Позже тетушка рассказал мне, что ее реакция на слова Апджона по силой своей могла сравниться с тем ощущением молодости, когда однажды летом на охоте она ехала верхом на лошади через вспаханное поле, шел дождь, а лошадь впереди идущего вдруг взбрыкнула, швырнув ей в лицо три фунта чистейшей грязи. Бедная моя тетушка чуть не подавилась ею, как бульдог, который пытается сожрать слишком большой кусок вырезки.
