Бегущий за ветром - Хоссейни Халед (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
В конце мая 1985 года я успешно сдал все экзамены и зачеты в колледже (что достойно удивления, ведь на занятиях у меня не шла из головы Сорая).
Настало лето. Как-то в воскресенье мы с Бабой сидели за прилавком, усиленно обмахиваясь газетами. Несмотря на жару, народу было полно, и, хотя едва перевалило за двенадцать, мы уже успели наторговать долларов на сто шестьдесят.
Я встал и потянулся.
– Пойду схожу за кока-колой. Тебе принести?
– Да, пожалуйста. Только поосторожнее там.
– Ты о чем, Баба?
– Я тебе не какой-нибудь ахмак, так что не придуривайся.
– Не понимаю, о чем ты.
– Помни, – наставил на меня палец Баба, – этот человек – пуштун до мозга костей. Для него главное – нанг и намус.
Честь и гордость. Да, они в крови у каждого пуштуна. Особенно если речь идет о добром имени жены. Или дочери.
– Я только хотел принести нам попить.
– В общем, не заставляй меня краснеть, вот и все, что я хотел сказать.
– О господи, Баба. Я не дам тебе повода. Отец молча закурил и опять стал обмахиваться.
Я прошел мимо киоска с закусками и напитками и свернул в ряд, где торговали футболками. За каких-то пять долларов тебе на майке оттиснут изображение Иисуса, Элвиса или Джима Моррисона. А захочешь, и всех троих сразу. Где-то неподалеку играли уличные музыканты, над толкучкой разносился запах маринованных овощей и жарящегося на углях мяса.
У лотка, где торговали маринованными фруктами, как всегда, стоял серый микроавтобус Тахери. Она была одна. Книга в руках. Белое летнее платье ниже колен. Босоножки. Волосы зачесаны в пучок. Я честно хотел пройти мимо. Не помню, как очутился у самого их прилавка. Только глаз с Сораи я уже не сводил.
Она оторвала взгляд от книги.
– Салям, – произнес я. – Извините за беспокойство.
– Салям.
– Простите, генерал-сагиб здесь сегодня? Уши у меня пылали. В глаза девушке я не смотрел.
– Он отошел вон в том направлении, – показала она вправо. Браслет скользнул по руке – серебро на оливковом фоне.
– Передайте ему, пожалуйста, что я заходил засвидетельствовать свое почтение.
– Хорошо.
– Спасибо. Ах да, меня зовут Амир. Просто чтобы вы знали, кто заходил… оказать знаки уважения.
– Спасибо.
Я откашлялся.
– Мне пора. Извините за беспокойство.
– Вы меня ничуть не побеспокоили.
– Это хорошо. – Я поклонился и попытался улыбнуться. – Мне пора. (По-моему, я уже это говорил). Хода хафез.
– Хода хафез.
Я сделал шаг в сторону и опять повернулся к ней:
– Можно поинтересоваться, что за книгу вы читаете?
Само вырвалось. У меня и смелости бы не хватило.
Она заморгала.
У меня перехватило дыхание. Мне вдруг почудилось, что весь афганский рынок затих и, полон любопытства, с приоткрытыми ртами уставился сейчас на нас.
В чем причина?
А в том, что, пока я не заговорил про книгу, те несколько слов, которые мы сказали друг другу, были не более чем данью вежливости. Ну спрашивает один мужчина про другого, что здесь такого? Но я задал ей лишний вопрос, и, если она ответит, значит… мы разговариваем друг с другом. Я – моджарад, холостой мужчина, и она – незамужняя женщина. Да еще с прошлым, вот ведь как. Еще чуть-чуть – и будет о чем посплетничать. И осуждать будут ее, а не меня – такие вот в Афганистане двойные стандарты. Сплетники никогда не скажут: «Видели? Он остановился, чтобы поговорить с ней». Вместо этого прозвучит: «Ва-а-а-а-й! Видели? Она в него так и вцепилась! Какой позор».
По афганским понятиям мой вопрос был дерзостью – я показал, что она мне небезразлична.
Но чем я рисковал? Только уязвленным самолюбием, не репутацией. А язвы заживают.
Ну, что она скажет в ответ на мое нахальство?
Она показала мне обложку. «Грозовой перевал».
– Читали?
Я кивнул. Сердце у меня так и колотилось. Даже в ушах звенело.
– Это грустная история.
– Из грустных историй вырастают хорошие книги, – возразила она.
– Это так.
– Я слышала, вы пишете?
Откуда она узнала? Неужели отец разболтал? С чего бы? Наверное, она сама его спросила. Нет, чушь. Сыновья с отцами могут свободно говорить о женщинах. Но ни одна порядочная афганская девушка не станет расспрашивать отца ни о каком молодом человеке. Да и сам отец – особенно пуштун, для которого нанг и намус всегда на первом месте, – не будет обсуждать с дочерью достоинства моджарада, разве что парень попросил ее руки. И не сам попросил, а, как полагается, через отца.
– Не хотите ли прочитать какой-нибудь мой рассказ? – услышал я собственный голос.
– С удовольствием.
В ее словах я почувствовал неловкость и смущение. Она даже глаза отвела в сторону. Не дай бог, генерал где-то неподалеку. Что он скажет, если увидит, как долго я разговариваю с его дочкой?
– Обязательно занесу вам как-нибудь, – радостно выпалил я.
И тут рядом с Сораей появилась дама, которую я видел с ней раньше. В руках у дамы была пластиковая сумка с фруктами.
Оглядев нас обоих, женщина улыбнулась:
– Амир-джан, как я рада вас видеть. Я Джамиля, мама Сораи-джан.
Ее негустые рыжие волосы – на голове кое-где просвечивала кожа – сверкали на солнце, маленькие зеленые глаза прятались в складках круглого полного лица, коротенькие пальцы смахивали на сосиски, на груди покоился золотой Аллах, цепочка охватывала полную шею.
– Салям, Хала-джан, – смущенно произнес я. Надо же, она меня знает, а я ее – нет.
– Как поживает ваш батюшка?
– С ним все хорошо, спасибо.
– Ваш дедушка был Гази-сагиб, судья. Так вот, его дядя приходился двоюродным братом моему деду. Можно сказать, мы родственники.
Она улыбнулась, показав золотые зубы. Уголок рта у нее был опущен. Бгаза смотрели то на меня, то на Сораю.
Я как-то спросил Бабу, почему дочка генерала Тахери до сих пор не замужем. Нет женихов, ответил отец. Подходящих женихов, добавил он. Но больше Баба ничего не сказал – он прекрасно знал, что молодая женщина может не выйти замуж из-за одних только пустых сплетен. Афганские женихи, особенно из уважаемых семей, – порода нежная и переменчивая. Шепоток тут, намек там – и готово, жених расправляет крылышки и улетает прочь. Так что свадьбы шли своим чередом, а Сорае все никто не пел «аэста боро», никто не раскрашивал ей кулачки хной и не держал Коран над головой, и никто не танцевал с ней, кроме отца, лично генерала Тахери.
И вот передо мной ее мать – с нетерпеливой кривой улыбкой и плохо скрытой надеждой в глазах. Под тяжестью ответственности впору согнуться. А все потому, что в генетической лотерее мне суждено было родиться мужчиной.
Если в глазах генерала никогда ничего нельзя было прочитать, то по его жене сразу было видно: в этом отношении она мне не враг.
– Присаживайтесь, Амир-джан, – сказала Джамиля. – Сорая, подай ему стул, девочка. И помой персик. Они такие сладкие и свежие.
– Нет, благодарю вас, – ответил я. – Мне уже пора идти. Отец ждет.
– Да что вы? – Ханум Тахери явно понравилось, что я вежливо отказался от приглашения. – Тогда хоть возьмите с собой парочку. – Она кинула в бумажный пакет несколько киви и пару персиков и вручила мне. – Передайте отцу мой салям. И заходите к нам почаще.
– Непременно. Благодарю вас, Хала-джан. Краем глаза я заметил, что Сорая отвернулась.
– Я-то думал, ты пошел за кока-колой, – протянул Баба, принимая от меня пакет с фруктами. Взгляд у него был серьезный и игривый вместе. Я забормотал что-то в свое оправдание, но Баба впился зубами в персик и остановил меня движением руки: – Не нужно никаких объяснений, Амир. Просто помни, что я тебе сказал.
Ночью мне грезились солнечные зайчики, танцующие в глазах Сораи, и нежные впадинки возле ключицы. Снова и снова я прокручивал в голове наш разговор. Какие она произнесла слова? «Я слышала, вы пишете» или «Я слышала, вы писатель»? Ворочаясь с боку на бок с открытыми глазами, я с ужасом думал о предстоящих шести бесконечных днях ильды. Ведь я увижу ее вновь только в воскресенье.