«...Расстрелять!» - Покровский Александр Михайлович (книги бесплатно без txt) 📗
Ну, канесна!
Центральный пост. Народу полно. Дежурный по кораблю, вахта, кто-то постоянно заходит-выходит.
По центральному без дела шляется старпом. Вид у него задумчивый – будто инопланетяне посетили.
Внезапно дежурному захотелось поменять портупею; висюльки перетерлись давным-давно – того и гляди, пистоль уронишь, ныряй за ним потом в трюм. Дежурный вытаскивает пистолет, кладет его перед собой и, нагнувшись, лезет под стол, в сейф: там портупеи.
Старпом подходит, берет пистолет, передергивает, вытаскивает обойму и ищет в центральном мишень, находит одного разгильдяя, целит в него и говорит:
– Петров, кутина мама, вот шлепнул бы тебя на месте, не глядя, вот, была бы моя воля, кокнул бы.
С этими словами старпом отводит пистолет в сторону и нажимает. Выстрел! Пуля начинает гулять по центральному: вжик, вжик – и уходит в обшивку. Все сразу на полу с влажнеющими штанами.
Стоймя один старпом. Он просто затвердел. Выстрел для него полнейшая неожиданность: он не может постичь, он же выдернул обойму!
То, что он сначала передернул, а потом выдернул, до него не доходит.
– Где «артиллерист»?!! – орет он, приходя в себя. «Артиллерист» – командир БЧ-2 – уже здесь, прибежал на выстрел.
Старпом ему:
– Почему у вас пистолет стреляет?!!
Командир БЧ-2, все сразу поняв, но с природным дефектом дикции:
– Хы-ы, «у вас», ну, канесна, теперь Бе-Те-два, канес-на! Сами передергивают орузие, а теперь Бе-Те-два, ка-несна!
– Кусков! Едрена корень! Я вас не спрашиваю! Я спрашиваю: почему пистолет стреляет?!
– Ну, канесна, теперь – Кусков, теперь, канесна! Как орузие передергивать, так меня не пригласили, а теперь – канесна! По-игра-али они-и… наигрались.
– Кусков! Б л я х а м у х а! Я в а м ч т о? Я вас не спрашиваю! Я вас спрашиваю: почему…
– Ну-у, канес-сна! Те-пе-рь, канес-сна! Спасибо, сто не кокнули никого, а то б тозе был – Кус-ков!
– К у с к о в!!! М а м у в к л о ч ь я!!! Я! Вам! Говорю! Я вас не спрашиваю! Я вас спрашиваю!
– Ну-у, канес-сна!
– Кусков!!! – визжит старпом, из него брызжет слюной.
– К У С К О В!!! К У С К О В!!! – визжит он и топает ногами, – К У С К О В!!! К У С К О В!!!
Больше он ничего сказать не может: замкнуло на корпус.
Кускову объявили строгий выговор.
Враги
Зам сидел в кают-компании на обеде и жевал. У него жевало все: уши, глаза, ноздри, растопыренная челка, ну и рот, само собой. Неприступно и торжественно. Даже во время жевания он умудрялся сохранять выражение высокой себестоимости всей проделанной работы.
Напротив него, на своем обычном месте, сидел помощник командира по кличке «Поручик Ржевский» – грязная скотина, матерщинник и бабник.
Зам старался не смотреть на помощника, особенно на его сальные волосы, губы и воротничок кремовой рубашки. Это не добавляло аппетита.
Зам был фантастически, до неприличия брезглив. Следы вестового на стакане с чаем могли вызвать у него судороги.
Помощник внимательно изучал лицо жующего зама сквозь полузакрытые веки. Они были старые враги.
«Зам младше на три года и уже капитан 3-го ранга. Им что – четыре года, и уже человек, а у нас – пять лет – и еще говно. Замуууля. Великий наш. Рот закрыл – мат-часть в исходное. Изрек – и в койку. Х-х-хорек твой папа».
Помощник подавил вздох и заковырял в тарелке. Его только что отодрали нещадно-площадно. Вот эта довольная рожа напротив: «Конспекты первоисточников… ваше полное отсутствие… порядок на камбузе… а ваш Атахад-жаев опять в лагуне ноги мыл…» – и все при личном составе, курвеныш.
Увы, помощника просто раздирало от желания нагадить заму. Он, правда, еще не знал, как.
Рядом из щели вылез огромный, жирный, блестящий таракан и зашевелил антеннами.
Помощник улыбнулся внутренностями, покосился на зама, лживо вздохнул и со словами: «Куда у нас только доктор смотрит?» – потянувшись, проткнул его вилкой.
Зам, секунду назад жевавший безмятежно, испытал такой толчок, что у него чуть глаза не вышибло.
Помощник быстро сунул таракана в рот и сочно зажевал.
Зам забился головенкой, засвистал фистулой, вскочил, наткнулся на вестового, с треском ударился о переборку и побежал, пуская во все стороны тонкую струю сквозь закупоренные губы, и скоро, захлебываясь, упал в буфетной в раковину и начал страстно ей все объяснять.
Ни в одну политинформацию зам не вложил еще столько огня.
Помощник, все слыша, подумал неторопливо: «Вот как вредно столько жрать», – достал изо рта все еще живого таракана, щелчком отправил его в угол, сказав: «Чуть не съел, хороняку». – Ковырнул в зубах, обсосал и довольный завозился в тарелке.
На сегодня крупных дел больше не было.
«…Расстрелять!»
Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных мух, судьба считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н., замшелый майор, чувствовал себя как-то печально, как, может быть, чувствует себя отслужившая картофельная ботва.
Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги – все говорило о том, что ему пора: либо удавиться, либо демобилизоваться. Но демобилизация, неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни одного шага, и дни тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные шаровой краской, и капали, капали в побитое темечко.
Комендант давно был существом круглым, но все еще мечтал, и все его мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный подол ее величества мадам демобилизации.
Дверь – в нее, конечно же, постучали – открылась как раз в тот момент, когда все мечты коменданта все еще были на подоле, и комендант, очнувшись и оглянувшись на своего помощника, молодого лейтенанта, стоящего тут же, вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.
– Прошу разрешения, – в двери возник заношенный старший лейтенант, который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, – вот, товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор…
Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся он не пять минут, а десять.
– Пьешь? А, воин-созидатель? – комендант, тоскливо скуксившись, уставился воину в лоб, туда, где, по его разумению, должны были быть явные признаки среднего образования.
«Скотинизм», – подумал комендант насчет того, что ему не давали демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную телефонную трубку: слуховые чашечки ее были так стерты, как будто комендант владел деревянными ушами.
– Москва? Министра обороны… да, подожду… Помощник коменданта – свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант – со страхом удивился, – так бывает с людьми, к которым на лавочку, после обеда, когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на самый краешек подсаживается умалишенный.
– Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, докладывает майор Носотыкин… Да, товарищ маршал, да! Как я уже и докладывал. Пьет!.. Да… Каждый день… Прошу разрешения… Есть… Есть расстрелять… По месту жительства сообщим… Прошу разрешения приступить… Есть…
Комендант положил трубку.
– Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она… Так… фамилия, имя, отчество, год и место рождения… домашний адрес… национальность… партийность… Так, где у нас план расстрела?
Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, вытащил оттуда пистолет, передернул его и положил рядом.
Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, а верхней – гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый мозг, и по каплям наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.
– …Так… планируемое мероприятие – расстрел… участники… так, место – плац, наглядное пособие – пистолет Макарова, шестнадцать патронов… руководитель – я… исполнитель… Помощник! Слышь, лейтенант, сегодня твоя очередь. Привыкай к нашим боевым будням! Расстреляешь этого, я уже договорился. Распишись вот здесь. Привести в исполнение. Когда шлепнешь его…
