Бессмертные - Корда Майкл (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Я не принимал это на свой счет. Джо Кеннеди принадлежал к поколению тех американцев, которые без смущения называют еврея жидом, негра — черномазым, ирландца — ирландишкой (и в данном случае это доказывало, что Джо не вкладывал в эти слова пренебрежительный смысл). Я же был из тех американских евреев, которым было известно высказывание Отто Кана: “Пока еврей с вами в комнате, он — еврей; как только он ушел, он — жид”. Поэтому, в отличие от Бобби, который, сидя в шезлонге, буквально кипел от бессильного гнева, я спокойно реагировал на подобные высказывания Джо.
Я догадывался, что посол выразился так специально, чтобы отомстить Бобби за его неверие в выздоровление Джека; он всегда так обращался со своими детьми. Только в отношении Джека он не позволял себе подобных выходок: Джек должен был баллотироваться в президенты, и, по мнению Джо, его нужно было ограждать от устаревших предрассудков даже в семейном кругу. Джек был свободен от многих предрассудков. Он принимал людей такими, какие они есть, ценил в них красоту, талант, ум; цвет кожи не имел для него никакого значения.
— Не понимаю, почему она хочет выйти замуж за такого человека, — продолжал Джо, все больше воодушевляясь. Думаю, в Миллере Старика прежде всего раздражало не то, что он еврей, а то, что он “красный”.
— Может быть, она любит его, — заметил Бобби.
— Она любит Джека , — оборвал его Джо. — Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.
Некоторое время мы сидели молча. Джо размышлял над человеческими слабостями — насколько мне известно, он мог анализировать свои поступки только в такой форме. Бобби молча пережевывал свое недовольство. Джо посмотрел на часы.
— Где шляется Джек? — спросил он.
— Он, наверное, плохо спал ночью, — ответил Бобби.
— О Боже, уже почти половина десятого! — Сам посол вставал рано и требовал, чтобы никто не опаздывал к завтраку. С этой целью он приказал повесить в каждой комнате своего дома электрические часы, которые показывали бы одно и то же время с точностью до секунды, — чтобы никто не смел объяснить свое опоздание, ссылаясь на часы.
Бобби покачал головой. Он не часто осмеливался перечить отцу, но, когда речь заходила о Джеке, он бросался защищать его, как свирепый, но преданный пес.
— Пусть поспит, — спокойно произнес он.
— Твоя мягкость только вредит Джеку, Бобби. Он не поправится, если будет постоянно жалеть себя.
— Ему нужно время, чтобы поправиться. И время у него есть . До начала серьезной схватки еще целый год.
— Я уже говорил тебе, Бобби. На выборах пятьдесят шестого года Джек баллотироваться не будет.
— Я знаю, — нетерпеливо возразил Бобби. — Но на съезде партии он должен иметь поддержку хотя бы делегации Массачусетса, иначе его будут воспринимать как дилетанта. Ты знаешь, как называют его люди вроде Маккормака? “Сенатор-повеса”, ты только представь!
Я не мог видеть глаза Джо — они были спрятаны за старомодными темными очками с круглыми стеклами в черепаховой оправе, — но лицо его вспыхнуло. Конгрессмен Джон Маккормак был одним из его врагов.
— К черту Маккормака! — злобно выговорил он. — Кто его слушает?
— Очень многие в Массачусетсе.
— Чепуха! Я понимаю, что ты хочешь сделать, Бобби, и я не позволю, слышишь меня? Ты хочешь, чтобы Джек ввязался в борьбу с кучкой бостонских бездельников и проституток от политики, таких, как Берк по прозвищу Луковица и Фредди Блип. Боже мой, и когда только ты усвоишь своей башкой, что он будет бороться за пост президента страны, а не за место в муниципальном совете?
Я понимал, что он всячески старается втянуть меня в этот спор, но меня спасло появление Джека, который наконец-то вышел из дома, ковыляя на костылях. Он был в белых шортах и старой тенниске, худой, как скульптура Джакометти.
Джек осторожно опустился на стул, который был сделан специально для него — с прямой деревянной спинкой и ровным сиденьем, — и стал безучастно смотреть на море, как будто оно находилось где-то далеко-далеко и ему никогда до него не добраться и не искупаться в нем.
— Кажется, здесь был всуе упомянут Берк по прозвищу Луковица? — спросил он, слабо улыбнувшись.
— Я просто наставлял Бобби на путь истинный, — сказал посол и тут же изменил тему разговора. — Как себя чувствует Джеки?
Джек пожал плечами.
— Она еще спит, — коротко ответил он.
Джеки никогда не поднималась рано, когда жила в Палм-Бич или в Хианнисе, или старалась подольше “отдыхать” после обеда. Она не любила участвовать в грубых играх семьи Кеннеди. Ей претили злое соперничество между сестрами Джека и Этель, отстраненная, холодная надменность Розы Кеннеди и вульгарная неделикатность посла, когда он начинал допрашивать ее о беременности. Всем в доме это было известно, и, как правило, ее оставляли в покое. Джеки, как и я, не испытывала страха перед Стариком, и, наверное, поэтому он проявлял к ней больше уважения, чем к остальным своим домочадцам, но она его не любила. Она знала к нему подход, что было неудивительно, ибо Джо во многих отношениях напоминал ее отца, Джека Бувье, которого все называли Черный Джек, — только в Черном Джеке было гораздо больше обаяния, и он совершенно не умел делать деньги; он даже не умел распорядиться тем капиталом, который у него был.
Джо безжалостно насмехался над светскостью Джеки, но не в ее присутствии. Думаю, он решил, что если Джеки не будет поднимать шума из-за многочисленных любовных связей Джека и родит ему наследника, то Джек сделал удачный выбор, женившись на ней. Она благоразумно воздерживалась — во всяком случае, на людях — от обсуждения поведения Джека, и даже Джо понимал, что она делает все возможное, чтобы забеременеть и родить ребенка.
Джек посмотрел на Бобби холодным, тяжелым взглядом, как бы с высоты своего положения старшего брата, приказывая ему молчать.
— Что ж, — начал он, — в мои планы не входит ввязываться в эти идиотские склоки в Массачусетсе.
— Конечно, нет! — Джо посмотрел на часы. — Я свое мнение высказал. И теперь буду наблюдать со стороны, как Джек расправляется с Берком, а Бобби — с профсоюзами.
Бобби бросил угрюмый взгляд на отца.
— Я не собираюсь расправляться с профсоюзами.
— До меня дошли кое-какие слухи. Я ведь живу не на другой планете. Этот парень, Молленхофф, немало рассказал тебе о профсоюзе водителей.
— Возможно, — нехотя согласился Бобби.
— Для Молленхоффа это больной вопрос. Коммунистов в профсоюзе водителей нет — для меня это совершенно ясно. Этот профсоюз сделал гораздо больше, чтобы добиться переизбрания Рузвельта в 1944 году, чем все остальные профсоюзы АФТ и КПП, вместе взятые. А он потом пел им дифирамбы у них на съезде…
Бобби все это знал, но для него это не имело значения.
— Теперь они превратились в настоящих бандитов, — резко произнес он.
Посол умоляюще посмотрел на меня. Я пожал плечами. Я тоже знал, что профсоюз водителей превратился в гнездо вымогателей и бандитов. Бек был беспринципным, тщеславным и самодовольным чудовищем, которого давно пора было поставить на место; из-за своей жадности и самовлюбленности он потерял всякое чувство меры. Хоффа относился к другому типу людей — он был массивный, как те грузовики, на которых ездили члены его профсоюза, злой, проницательный и умел ненавидеть даже сильнее, чем Бобби.
— Этот профсоюз насквозь погряз в коррупции, тут уж ничего не скажешь, — произнес я. — Думаю, Джордж Мини и его окружение будут рады, если водителей выведут на чистую воду, хоть они и любят говорить о профсоюзной солидарности.
— Ты уже все продумал, не так ли? — саркастически заметил Джо.
— Это дело привлечет всеобщее внимание, — вставил Джек. Его голос был усталым.
— Борьба с Беком принесет Джеку много очков, — продолжал я. — И Бобби тоже.
Посол посмотрел на меня, как бы говоря: “Это я уже слышал” , но я знал, что ему глубоко безразлично, какого противника выберет Джек для своего расследования, главное — найти такого противника. Главное — чтобы Джек начал активно действовать и чтобы об этом писала вся пресса в доказательство того, что он жив и здоров. Джо доверял моему чутью, а инстинктам Бобби — еще больше, хотя и спорил с ним о том, должен ли Джек бороться за поддержку организации демократической партии штата Массачусетс.