история одного безумия (СИ) - Трещев Юрий (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
Но можно ли доверять молве…
В колыбели близнецы ласкали и укачивали друг друга…
Мальчик умер в семь лет, девочка выжила… узнала о трагизме жизни и власти судьбы безжалостной и беспощадной…»
* * *
«Кто эта дева в платье невесты?.. и кто Бенедикт, ее отец или любовник?..» — шел и вопрошал Марк…
Он не сводил глаз с девы в платье невесты…
«Прошлой ночью во сне я уже видел ее в пустыне среди дюн и барханов…
Она танцевала в окружении жутких женоподобных порождений, которые приставали ко мне… ласкались, лизали мне ноги, пах…
Я не могу понять этих снов… они и в детстве преследовали меня…
До 13 лет я блуждал в лабиринте кошмаров, пока не наткнулся на портного… я играл в его мистериях, оттененных безумием, в которых смерть и любовь были неразделимы… у меня была роль жертвы…
Помню, я запел, наполнил возвышенным голосом весь дом тети, часть комнат которого она сдавала постояльцам… казалось, голос изливался из меня сам по себе… он был чистым, прозрачным и радостным…
Я пел о любви…
Об этом же пели и птицы… подпевал и полковник… он жил этажом ниже…
Полковник немного рассказал мне о себе, не знаю точно, сколько, ведь он не все помнил после контузии…
Он говорил, что помнить все о войне нельзя… можно сойти с ума…
Тетя находила полковника странным… впрочем, как и портного, говорила, что он заимствовал у нее некоторые художественные приемы, такие как, многозначительность и повторение…
Портной шил платья невестам и писал трактаты, он был помешан на философии… однако он сочинял и драмы… в одной из драм он изобразил себя богом и вступил в связь со смертной женщиной… я думаю, что этой женщиной была тетя…
Умерла тетя относительно молодой…
Полковник любил тетю… он не смог пережить ее смерть, повесился…
Не раз я видел полковника и после смерти…
Он появлялся в своей комнате… комната пустовала… никто не решался поселиться в ней…
Помню, он сидел в темноте, пил красное вино и что-то писал…
Он мог заглядывать в будущее…
События, которые он описывал, исполнялись с завидной регулярностью…»
* * *
«В 30 лет Бенедикт был не просто известен, но и любим женщинами… он называл их гетерами и грациями… иногда менадами и одалисками…
Как и я, Бенедикт был сиротой… его мать тронулась умом, а отца убили… помню, от него веяло злобой…
Мальчика отдали на воспитание сумасшедшему монаху, предсказывающему судьбы людей…
Монах был расстрига, его извергли из сана…
В 7 лет Бенедикт нашел монаха висящим в петле между небом и землей… в посмертной записке, написанной каракулями, монах описал конец света, правда, расплывчато и противоречиво… со следами чьих-то исправлений и добавлений…
По всей видимости, монаху помогли повеситься…
В подлинности этой записки возникали сомнения, поражал ее стиль, слишком величавый, тем не менее, дело было закрыто в виду отсутствия состава преступления…
Смерть и моего воспитателя была делом сложным и запутанным…
Он был богословом, переводил с греческого тексты, в которых описывалась жизнь бога, и прояснялся смысл его крестных мук…
Богослов воспитывал не только меня, но и двух девочек, сирот…
Увидев богослова в петле, девочки в ужасе завопили благим матом…
Помню, Бенедикт пытался оживить богослова… он уже воображал себя богом…
Богослов оставил записку… и не одну… сплел целую гирлянду с добавлениями и исправлениями, которые свивались в сложный узор…
Молва говорила, что богослову помогли покончить с собой… мол, не сам он просунул голову в петлю…
В записке богослов описывал свою несчастную влюбленность к девочкам, имевшую, однако, последствия… обе родили близнецов…
В конце записки богослов отказывался от неба и бога…
«Нет никакого рая… есть только преисподняя, которую называют черной дырой и расположена она на севере неба…
Не хочу жить там, не умирая… какая в этом радость?.. ни снов, ни слов, ни дыхания… вокруг только тьма… и ее жертвы, стоят, ждут… чего?..
Что делать мне, возомнившему себя богом?.. кого спасать?.. лучше от всего отстраниться, ничего не чувствовать… жить в одиночестве властно, непреклонно, что-то творить, не мечтая… и будь что будет…
И так из века в век… до полной темноты всех небес…
Как в темноте свежо, просторно… дна нет… и верха нет… нет и середины…
Вокруг только тьма…
Святой дух блуждает в ней, отдаваясь ей, млея от ее ласк…
Какая ни какая, но жизнь есть и в темноте черной дыры…
Но вот встало солнце… и жизнь воспряла, потянулась к солнцу…
Птицы запели, выводя ноту за нотой…
Отозвался и прибой…
Мелодия звучала тихо, осторожно, порождая отзвуки, трепет, страх…»
Записка кончалась многоточиями…
Богослов пленил меня… мне казалось, навсегда… и в ничтожество ему не впасть никогда, будь он даже по колено в грязи… по грудь… по горло…
Меня влекло к нему в минуты томления, надлома, уныния, загоняющего в тупик…
Он говорил, рассыпал слова как дары…
Иногда я вспоминаю его лицо в петле… его пустые глаза… и высунутый и постепенно чернеющий язык… жуть…
Может быть, поэтому свои первые семь лет я назвал пустыми…
Вторые семь лет были отголосками и отражениями эпизодов первых семи лет…
Я ждал, когда во мне проснется гений…
Движущими силами третьего семилетия были женщины…
В четвертом семилетии мне предстояло пережить нашествие грязи, которое предсказал дядя Бенедикта… он от бога был наделен даром провидения…
Предузнал он и войну с собаками…
Помню, я спал и во сне услышал стук в дверь… явился мне псеглавец с иконы и заговорил голосом дяди как бы по вдохновению:
«Запри дверь, чтобы не вошли собаки…» — что я и сделал… и проснулся… и нашел дверь открытой…
В тот же день я видел дядю Бенедикта на площади у театра в окружении собак, которые смотрели на него с благостным умильно доверчивым выражением… они видели в нем псеглавца, бога…
Он трепал загривки собак и прислушивался к оратору, который говорил о рае…
Райское блаженство мило и желанно всем, но, увы… жизнь скоротечна и исполнена опасностей…
Дядя Бенедикта еще не раз являлся мне, то в обличье воина, то в обличье монаха…»
* * *
«Сполох молнии ослепил… гром потряс небо…
Начался ливень, превративший улицы города в реки…
Стихия потопа колебала стены домов, сотрясала здания до основания…
Люди метались по площади, запутывались в оборванных стихией проводах, из комков которых сыпались искры…
До крыш уже доходила пенная зыбь с телами живых и утопленников…
Толпу, собравшуюся на площади в ожидании конца света, охватил ужас… одни выли и стонали хором, впавши в безумие… другие прыгали в воду, пытаясь спастись, и полнили пучину телами утопленников…»
«Ушла гроза…
Гром едва громыхал в отдалении, чуть слышалось эхо в ущельях…
Ливень иссох… молнии еще блистали, но беззвучно… они вспыхивали, мелькали пугливо в облаках и быстро гасли….
Поток воды и грязи, спустившийся с гор, напавший на город, как вор, ослаб…
Люди на площади стояли и пели плачи, смешивая слезы с молитвами, жаловались на небо…
Помню, меня охватило подозрение… не сон ли это?..
Происходящее на площади напоминало призрачное сновидение, а его участники виделись неясными смутными тенями из царства мертвых в одежде из праха и пыли…
Ужас наводило происходящее…
Помню, простирая руки, пожилая женщина подошла к Бенедикту… пала на колени перед ним…
— Встань, женщина, поищи бога… я не бог… смутился твой разум… — сказал Бенедикт и сокрылся в толпе горожан…
Но женщина не отстала, она шла за ним и вопила что-то в слезах и в отчаянии…
