Теннисные мячики небес - Фрай Стивен (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Гордон, услышав это, удивился:
– Я полагал, что в Англии существует система общественного здравоохранения.
– Система общественного здравоохранения? – фыркнул Пит. – Жди, как же…
О господи, опять он за свое, подумала Порция. Гордон мог бы уже и понять, что таких вопросов Питу лучше не задавать. Теперь его ничем не остановишь.
Но нет, Пит только еще разводил пары, когда сверху спустилась Хиллари – спросить, какую одежду он намеревается взять в поездку, которую она пышно именовала «путешествием в Северную Ирландию в поисках фактов».
Порцию всегда удивляло, что мать – такая ярая, если почитать ее книги или послушать, беззаветная феминистка – в повседневной жизни тратит кучу времени на то, чтобы обслуживать нужды Пита, все до единой. С самого детства Порция не видела, чтобы отец поднял с пола, не говоря уже – постирал, хотя бы носок. Хиллари готовила ему еду, следила за его одеждой, укладывала его чемоданы, и Порция ни разу не слышала от нее ни единой жалобы. Если все мужчины и вправду насильники, о чем Хиллари писала множество раз, непонятно, почему их нужно обслуживать так, точно они магараджи.
Пока Пит с Хиллари спорили о том, какой именно гардероб позволит ему выглядеть на улицах Западного Белфаста уверенным в себе, основательным и в доску своим, Гордон предложил Порции пойти куда-нибудь прогуляться.
– Ладно, – согласилась она, – давай сходим в «Фласк». Тебе там понравится.
– А это что, какой-нибудь парк?
– Паб. Тебе понравится.
Где находится «Харчевня Фласк», Гордон отлично знал и без Порции, поскольку уже бывал там дважды с Руфусом Кейдом. Однако ему хотелось, чтобы Порция получила удовольствие, познакомив его с этим заведением. Он давно уже обнаружил, что чем более беспомощным и несмышленым выглядит, тем сильнее ей нравится. Ничего нового. Большинство знакомых Гордону девушек были точь-в-точь такими же.
– Только, ребятки, вернитесь до одиннадцати, – попросила Хиллари, – чтобы успеть попрощаться с Питом.
Они выходили из комнаты, когда в дверь громко позвонили, и сердце Порции слегка подпрыгнуло. Она уже научилась не впадать в волнение при каждом дверном или телефонном звонке, но ведь рано или поздно должен же раздаться тот звонок. Никогда же не знаешь…
– Посмотрите, кто там, – крикнул Пит. – Если ничего важного, нас нет дома.
Они уже спускались по лестнице, и тут входную дверь сотряс жуткий удар – в нее словно врезался грузовик. Затем последовал удар еще более громкий, такой, что содрогнулось все здание. От третьего дверь сорвалась с петель и с грохотом рухнула, круша плитки пола. В проем ввалились трое в противогазах и бронежилетах.
И в ту же секунду из гостиной наверху донесся мелодичный звон разбиваемого стекла, а за ним – громкое шипение баллонов со слезоточивым газом и полные ужаса крики Пита и Хиллари.
Доктор Малло был человек простой. Очень простой. Жизнь он воспринимал рационально, не эмпирически. Горизонты его мира были строго ограничены, и это, считал он, приносило ему куда больше счастья, чем выпало подавляющему большинству его ближних Молодой англичанин, к примеру, сидевший сейчас перед ним, был доктору нисколько не интересен. Будучи опытным психиатром, доктор, разумеется, без особых усилий распознал в нем скрытую напряженность, эмоциональную сублимацию и признаки эротической пристыженности, однако серьезного внимания и изучения заслуживали лишь документы и деньги, лежащие перед доктором на столе. Откуда этот человек, откуда у него деньги, какими полномочиями наделяют его предъявленные им документы и каковы причины его нервозности – все это были вопросы, задаваться которыми мог лишь эмпирик или, еще того хуже, психолог. Единственные же вопросы, которые считал достойными рассмотрения доктор Малло, были те, что касались подлинности и количества денег плюс надежности и серьезности намерений их подателя.
– Этих средств, – сказал доктор Малло, – хватит на год лечения. Правда, при нынешней слабости фунта сумма, которую вы мне выдали, занижена, с сожалением должен заметить, примерно на процент с четвертью.
Оливер Дельфт извлек из кармана толстую пачку двадцатифунтовых банкнот.
– Случай серьезный, – подчеркнул он. – Необходимые суммы будут поступать в банк, который вы нам назовете, ежегодно или, если желаете, ежеквартально. Надеюсь, такая процедура вас устроит? К сожалению, моей семье, как вам, несомненно, известно, не в первый раз приходится прибегать к вашим услугам.
– Порой проблемы такого рода коренятся в глубинах генетической наследственности, – пояснил Малло, наблюдая за тем, как молодой человек отсчитывает деньги и выкладывает их на стол. – Достаточно, сто сорок фунтов, это на пятнадцать больше, чем требуется. Будьте любезны, распишитесь вот здесь и здесь. Сдачу могу предложить в долларах США или в швейцарских франках.
Оливер вернул пачку денег в карман и взял протянутую ему авторучку.
– В долларах, если вас не затруднит.
– Я заметил, что вы не указали имени вашего несчастного брата.
– Боюсь, вам еще предстоит обнаружить, что имен у него слишком много, – с сокрушенной улыбкой отозвался Оливер. – В прошлом году он был законным наследником всего состояния Гетти. Этой версии он придерживался больше полугода – почти рекорд. В другие времена он был, дайте припомнить… тайным любовником Маргарет Тэтчер, злосчастным сиротой, палестинцем, занимающимся контрабандой оружия, членом датской королевской семьи, – в общем, что ни придумай, он уже все попробовал.
– Да что вы? – промурлыкал доктор. – А теперь?
– Вернулся в политику. Считает себя сыном члена английского кабинета министров по фамилии Маддстоун. Отзывается только на имя Эд. Или Нед? Трудно сказать, как долго это протянется. Все, разумеется, почерпнуто из газет. Настоящего молодого Маддстоуна два дня назад похитили террористы. Вы, наверное, читали об этом?
Малло не ответил.
– Как бы там ни было, – продолжал Оливер, – такова его теперешняя мания. Грустно, конечно, расставаться с парнем, но, боюсь, дальше нам с ним просто не справиться. Он молод, очень крепок и может иногда впадать в страшное буйство. Он уже навлек на семью кошмарные неприятности. Делал вещи совершенно непростительные. По виду его ничего такого не скажешь, но ведь это, насколько я понимаю, не редкость.
– Да, действительно.
– Я слышал также, что мании подобного рода, как правило, не поддаются лечению. И зачастую оказываются чрезвычайно устойчивыми.
– Да, порою это, к сожалению, так – почти не помню примеров, чтобы пациенты поправлялись быстро. Однако, если отмечается некоторое улучшение…
– Думаю, с нашим больным это маловероятно, – перебил Оливер. – Впрочем, если семейные обстоятельства изменятся и мы найдем кого-то, кто согласится дать ему еще один шанс, мы, разумеется, свяжемся с вами по обычным каналам. В противном случае…
– В противном случае, сэр, вы можете быть уверены, что он получит уход и лечение самого высшего качества. В случае же его кончины…
– Он очень дорог мне, и я не сомневаюсь, что вы и ваш персонал приложите все усилия, чтобы он прожил как можно более долгую и, по возможности, счастливую жизнь. Отец и дядюшки заверили меня, что в этом отношении на вас можно положиться.
– Естественно, естественно, – подтвердил доктор. – Наша диета и принятая у нас система физических упражнений отвечают самым высоким стандартам. Вас, несомненно, порадует также серьезность, с которой мы относимся к вопросам гигиены, безопасности и здоровья наших пациентов. Кроме всего прочего, за нами строго следят соответствующие власти. У нас есть больные, без забот прожившие с нами больше тридцати лет. Трое из них были помещены сюда вашим, э-э, дедом.
– Вы увидите, что общество других людей и разговоры с ними сильно возбуждают моего несчастного родственника, – сказал, вставая, Оливер. – Подпитывают его заблуждения. Возможно, самое лучшее – это держать его в одиночестве, пока он как следует не успокоится. Нужно, чтобы его воспоминания о прошлом поблекли.
