Знак Зверя - Ермаков Олег (бесплатные полные книги txt) 📗
— Быстрей! — крикнул лейтенант.
Черепаха оделся, взял ремень с подсумком, клацнул пряжкой.
— Быстрей! Быстрей! — покрикивал лейтенант. Черепаха снял автомат с коечной спинки.
— Быстро!
Одевшиеся солдаты выбегали из палатки и спешили к двум грузовикам. Моторы работали, шоферы курили в кабинах. По двору батареи метались лучи фонариков, комбат звал прапорщика, а тот почему-то не откликался, комбат матерился, по твердой земле сухо стучали подметки и каблуки, звякало железо, от города доносился рев, было темно, тепло. Мимо промчалась машина, полная людей, за ней вторая. Неожиданно из темноты вырвался тягач, он замер перед мраморной стеной, на землю неуклюже соскочил толстый человек в шлемофоне; он прошел мимо грузовиков во двор, сорвал шлемофон и закричал:
— Барщеев!
Это был подполковник Поткин.
— Барщеев!
— Товарищ подполковник?
Поткин резко обернулся и закричал, взмахивая шлемофоном:
— Ты паччему?! До сих пор!.. Быстро!!
Комбат вновь окликнул прапорщика, но ему никто не ответил.
— Да на кой он тебе!!! — закричал подполковник. — Он остается?.. Так... Что? Зачем? Быстро! Вперед!
Возле машинного парка в темноте гудели моторы, лязгали гусеницы, двигались люди, раздавались крики. Все машины были слепы, нигде не вспыхивали желтые круглые огни, — только в кабинах и на башнях иногда красно взрывалась спичка и зажигалась сигарета. К парку прибывали машины с людьми и приходили пешком колонны.
Артиллеристы, приехав, разошлись по своим тягачам.
Корректировщики, лейтенант и Енохов, увешанные оружием и боеприпасами, с переносной радиостанцией и вещмешками, набитыми сухими пайками, отправились к колонне пехотного батальона, — теперь до конца операции они будут с пехотинцами и пойдут с ними в горы и кишлаки, чтобы по рации направлять огонь батареи.
Мухобой и Черепаха полезли на броню своего тягача. Это был командирский тягач, на нем ездил комбат или старший офицер батареи, если комбат уходил на корректировку. Командирский тягач был выше и больше рядовых тягачей, к его корме не цеплялась гаубица, на башне стоял крупнокалиберный пулемет, внутри размещалось множество артиллерийских приборов, три радиостанции, цинковые коробки с патронами, ящики с гранатами, пулеметные кассеты.
Вверху зажегся плафон, Черепаха сел в вертящееся креслице, щелкнул тумблером, и радиостанция вперила в него свои красные глаза. Надев шлемофон и прижав ларингофоны к горлу, он установил связь со всеми тягачами; переключился на полковую частоту и послушал, что здесь. Эфир был набит жесткокрылыми насекомыми, треск и шум прорезал чей-то высокий ожесточенный голос, вызывавший «Чайку».
В два часа ночи заработали моторы всех машин, стоявших в степи между машинным парком и Мраморной, и одна за другой они начали выезжать на дорогу и медленно двигаться мимо офицерских общежитий и штаба, между плацем и тюрьмой, в сторону Западного контрольно-пропускного пункта, и одна за другой проплывали мимо пропускного пункта и поднятого шлагбаума и уходили в потустороннюю ночь. Машины шли не включая фар, и возможные степные шпионы не могли ни подсчитать, сколько танков и бронемашин покинуло полк, ни увидеть, по какой дороге они двинулись; лазутчики могли только чувствовать содрогание земли и слышать рев, рык, лязг и хриплое сопение.
5
Земля еще повернулась, и над горизонтом выкрутился багровый космический огонь. Горизонт опускался, и степь отдалялась от солнца. Свет плыл по земле и небу, сжигая сизые тени и последние хлопья звезд, — и настиг, обдал длинную вереницу машин. Звеня по бетонным плитам гусеницами, колонна быстро шла по широкой трассе.
Колонна шла на юг.
По обе стороны от трассы лежали степи, на краю которых синели маленькие акварельные короны. Над восточными коронами висело солнце, оно всплывало выше, уменьшалось, бледнело и уже пригревало.
Появилась первая встречная машина. Это была бело-желтая «тойота», набитая людьми в чалмах. Она прижалась к обочине и остановилась. Затем на трассе показался грузовик, его кабина была столь ярко и любовно изукрашена письменами, картинками и убрана яркими бумажными и пластмассовыми цветами, что можно было подумать, будто он едет на карнавал или на свадьбу, и в кабине жених и невеста, а кузов полон разнаряженных гостей, но это был обычный гузовик, вез он арбузы.
Трасса была широкой и прямой, вдоль нее тянулась вереница бетонных столбов, некоторые столбы лежали, болтались оборванные провода... А вскоре и дорога неожиданно прервалась — впереди был провалившийся посредине бетонный мост. Под мостом в сухом пыльном русле лежали вперемешку с бетонными кусками несколько искореженных обгоревшх машин. От трассы вниз уходила набитая дорога, — но колонна не свернула на нее, замерла, а по дороге пошли солдаты с двумя овчарками, миноискателями и щупами. Люди соскакивали с брони на бетонку, разминали затекшие ноги, мочились под колеса и гусеницы, а один скорым шагом направился в степь, оглянулся, спустил штаны и сел на корточки. Солдаты закуривали, шли к взорванному мосту, осматривали его, глядели сверху на саперов, переговаривались: видно, давно рвануло, а все никак не отремонтируют, ага, ждут дядю Ваню из-за реки, им бы все под тутом с чилимом валяться, обезьянам этим.
Саперы уже спустились на дно реки и медленно приближались к противоположному берегу.
А сколько тут машин? Вроде три, три? Не разберешь, три? Три кабины, если только под той плитой нет еще одной.
Саперы достигли противоположного берега высохшей реки, двинулись вверх. Овчарки, вывалив влажные красные языки, шли, пронюхивая нагретые толщи пыли, песка, камней. За ними следовали саперы с бесстрастными лицами. Сколько дорог они уже прощупали. Сколько выпотрошили дорог. По ночам им снятся пластиковые желтые «итальянки», увесистые угрюмые фугасы — и они обезвреживают их по всем правилам своей науки. И днем занимаются тем же. Днем и ночью. Привыкли.
Саперы вышли на трассу, осмотрели ее, повернулись к колонне на другом берегу. Лейтенант махнул. По машинам! — закричали в колонне.
Воздух зноился — гнулся и дрожал; иногда далеко в степи всплывала размытая деревня с клочьями зелени; однажды появилась цепочка верблюдов с вьюками. Рядом с дорогой стояли все неживые, как бы гигантской молью побитые кишлаки с усохшими садами, продырявленными башнями, разрушенными стенами. Но вот попался и живой, зеленый, с курами на улочке, с мальчишкой на плоской крыше, с двумя стариками у стены — старики приставили к бровям ладони, заслоняя глаза от солнца, воззрились на колонну.
И вновь потянулись пустые степи.
В три часа колонна остановилась на обед. Солдаты садились в тени танков, тягачей и бронемашин, вспарывали штыками консервные банки, доставали ложки, ели суховатую кашу с крупинками жира и мясными волокнами, прихлебывая холодный чай из фляжек.
В степи напротив колонны чернели кожаные палатки, возле которых стояли полуголые черноволосые дети; чуть поодаль паслись овцы и верблюды. Дети смотрели на солдат. Иногда из какой-либо палатки выходила женщина и тоже глядела на танки и машины. Это были пуштуны, кочевники. Все лето они скитаются по степям Афганистана, заходя в города, чтобы продать на базаре скот и шерсть, войлок, овчину и мясо и купить муки, меда, новую посуду, а осенью вместе с птицами тянутся в теплые края, в Пакистан и Иран, где всю зиму подрабатывают и приторговывают. Кочевники не любят пограничников и чиновников, презирают ремесленников и скверно себя чувствуют в городах и домах с твердыми стенами. Кочевники любят степи, ценят оружие и неуклонно следуют кодексу чести — пуштунвалаю, который требует жертвовать жизнью ради свободы племени, оказывать помощь всякому, кто в ней нуждается, отвечать добром на добро, но за око — вырывать око, беспрекословно подчиняться вождям и уважать старейшин. Нарушивший пуштунвалай может сразу собирать свой скарб и уходить прочь, на нем позорное пятно — ни деньгами, ни кровью, ни временем его не смыть. Мужчины-кочевники никогда не расстаются с оружием, всегда готовы постоять за себя. А кочевницы, в отличие от женщин, ведущих оседлый образ жизни, ни перед кем не прячут лиц. Мужчины пасут отары и охотятся, женщины готовят пищу, ткут ковры, выделывают шкуры. Днем кочевники разбивают лагерь, ночью переходят на другое место. Кочевники — прекрасные воины, заручиться их поддержкой стремятся обе противоборствующие стороны, правительство и мятежники, но кочевники чураются любой зависимости, превыше всего ставя свободу и интересы своего племени.
