Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал - Хотинская Нина Осиповна (онлайн книга без .TXT) 📗
Представляешь, какая будет катастрофа, если мой опус выйдет под другой обложкой только потому, что у девушки не было перед глазами розовой бумажки-памятки!
И подумать страшно.
Мне назначено через неделю.
(Ничего, мы дольше ждали.)
Улажены всякие мелочи: отпроситься на полдня с работы (Мишлин, завтра меня не будет!), пристроить детей, и не абы куда, а туда, где им будет хорошо, поставить в известность любимого мужчину:
— Завтра я еду в Париж.
— Зачем?
— По делам.
— Романтическое свидание?
— Вроде того.
— Кто же он?
— Почтальон.
— А-а! Я давно подозревал…
…И встает единственно важный вопрос: что же надеть?
В стиле будущей великой писательницы и безо всяких изысков? Потому что настоящая жизнь не здесь? Не любите меня за большие сиськи, полюбите за бессмертную душу.
В стиле будущей выпекальщицы бестселлеров и непременно с химической завивкой? Потому что настоящая жизнь именно здесь? Не любите меня за талант, полюбите за производительность.
В стиле пожирательницы шикарных мужчин с Левого берега, желающей приступить к трапезе немедленно? Потому что настоящая жизнь — вот она, на вашем столе? Не любите меня за рукопись, полюбите за мою сущность.
Ну-ну, Атала, остынь.
Все-таки у меня сильный стресс, оно и понятно, хотя сегодня явно не тот день, чтобы показывать ножки и терять на ковре чулки. Этот день, несомненно, самый важный в моей скромной жизни, так неужели я все испорчу неотразимым, но совершенно неудобным нарядом?
(О да, мини-мини-юбка — отнюдь не самая удобная одежда!)
Я надену джинсы. Решено. Мои старенькие «501» с десятилетним стажем — потертые швы, stone washed, медные заклепки и красный лейбл на правой ягодице, — давно принявшие мои формы и впитавшие мой запах. Старый друг лучше новых двух.
Но мне чуточку жаль шикарного и элегантного мужчину, который теребит сейчас своими изящными руками мое будущее (издаст? не издаст?), надо признать, джинсы — это все-таки удар ниже пояса.
О-ох! Вот ведь не было заботы…
Ладно, решено. Иду в джинсах, зато в отпадном белье.
Но его же никто не увидит, скажете вы. Ну уж, это вы бросьте, невозможно достичь Высочайшего Положения Издателя, не обладая особым даром распознавать роскошное белье даже там, где его быть не должно.
Не-ет, такой мужчина видит насквозь.
Он сразу отличит визитершу в хлопчатобумажных панталонах до пупа или в застиранных розовых трусиках из супермаркета от той, что носит легкомысленные штучки, заставляющие краснеть женщин (которые за ценой не постояли) и розоветь мужчин (которые за ценой не постоят).
Конечно же, он все видит.
И уж я, смею сказать, оторвалась по полной программе (оторвав два чека от чековой книжки). Я купила комплект: трусики и бюстгальтер — нечто умопомрачительное.
О боже…
Марка — супер, материя — супер, фасон — супер, все из шелка цвета слоновой кости, с кружавчиками ручной работы, произведение искусства трудолюбивых французских кружевниц, нежный, изящный, оригинальный, из тех вещиц, что тают во рту, а не в руках.
Судьба, я готова, встречай.
Глядя в зеркало (черт возьми, в этих бутиках какое-то особенное освещение, при нем вы выглядите стройной и загорелой, наверно, это те же галогеновые лампы, что светят над дохлыми рыбами в супермаркетах для богатых), я сказала себе, впервые с тех пор, как родилась на свет Маргарита:
«Ну что ж, мне совсем не жаль потраченного времени, когда я грызла ногти и покрывалась экземой перед крошечным экраном моего компьютера. Ни капельки! Выматывающая борьба с мандражем и комплексами, мозг, кажется, весь покрылся струпьями, все, что я потеряла или забыла, потому как голова была занята, например, „Диван-кроватью“… я ни о чем не жалею…»
Цену я вам не скажу, это будет, знаете ли, политкорректно, учитывая бридж моего благоверного, страховку за машину, налоги и прочее, а то, боюсь, меня не поймут, но знайте, это нечто несусветное, а, учитывая вес моей покупки, говорить о цене за килограмм не приходится.
Но в конце концов ничто не дается даром, мухи не летят на уксус, а чтобы увидеть свой труд напечатанным, можно чем-то и поступиться, верно?
Итак, прибыли. Вот он, шестой округ Парижа.
Квартал, где писатели встречаются чаще, чем контролеры автостоянок. Средоточие жизни.
У меня мандраж.
Крутит желудок, колет печень, гудят ноги, прошиб пот, а трусики за… франков больно врезались в попу.
Та еще картина.
Я заблудилась, таблички с названием улицы нигде нет, куда ни пойду, всюду сплошные галереи африканского искусства, а все африканские маски на одно лицо. Начинаю тихо ненавидеть Африку со всем ее искусством.
Наконец — слава богу! — нашла.
Меня просят подождать.
Кажется, я сейчас хлопнусь в обморок. Стараюсь дышать, как учили перед родами. Ну все… все… успокоились…
Сиди прямо. Смотри в оба. Когда-нибудь может пригодиться. Вдох. Выдох.
— Вам нехорошо?
— Э-э… нет-нет… все в порядке.
— У Него сейчас переговоры, но вы не беспокойтесь, Он скоро освободится…
— …
— Хотите кофе?
— Нет. Спасибо. (Слушай, детка, ты что, не видишь, что меня сейчас стошнит? Помоги мне, детка, сделай что-нибудь, ну же, пощечину, ведерко, тазик, но-шпу, стакан кока-колы похолоднее… что-нибудь. Умоляю.)
Улыбка. Она выдает мне улыбку.
Так вот что это было на самом деле. Любопытство. Только и всего.
Он просто хотел на меня посмотреть. Увидеть, как я выгляжу. Узнать, на что это похоже.
И все.
Как прошла беседа — рассказывать не буду. В данный момент я лечусь от экземы практически чистым дегтем, и глядя, во что уже превратилась моя когда-то белая ванная, думаю, не стоит подливать масла в огонь. Так что беседу опускаю.
Ну ладно, вот вам несколько деталей: в какой-то момент кот (кому нужны подробности, отсылаю к Люциферу в «Золушке»), наблюдавший, как дергается мышка в его когтистых лапках, от души потешавшийся над ней — «…до чего же она все-таки провинциальна…» — и никуда не спешивший, выдал следующее:
— Послушайте, не стану скрывать, в вашей рукописи есть кое-что небезынтересное и даже определенный стиль, но {следуют пространные рассуждения о пишущих людях вообще и о тяжкой доле издателя в частности)… При нынешнем положении вещей мы не имеем возможности, по причинам, надеюсь, вполне вам понятным, опубликовать ваши рассказы. Однако я намерен пристально следить за вашей дальнейшей работой и обещаю с большим вниманием читать все ваши новые произведения. Вот.
Вот.
Сукин сын.
Я так и села. Разумеется, я и так сидела, но другого слова не подобрать.
Он встает (величаво и непринужденно), идет ко мне, хочет пожать мне руку… Не встретив никакой ответной реакции, хочет подать мне руку… Не встретив никакой ответной реакции, хочет взять меня за руку… Не встретив никакой…
— Что с вами? Полноте… не надо унывать, это, скажу вам, большая редкость, если первую же рукопись принимают к печати. Я, знаете ли, верю в вас. Я чувствую: нам с вами еще предстоят большие дела.
Более того, скажу вам по секрету, я очень на вас рассчитываю.
Не гони колесницу, Бен-Гур. Ты что, не видишь — меня заклинило?
— Послушайте, мне очень жаль. Не знаю, что со мной, но я не могу встать. Просто нет сил. Ужасно глупо.
— С вами часто такое бывает?
— Нет, в первый раз. — Болит что-нибудь?
