Рассказы - Лимонов Эдуард Вениаминович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
«Спасибо, Эдвард, – улыбнулся он. – Очень жаль, что я не могу пойти с вами, но я слишком устал за прошедшую неделю. Я нуждаюсь в хорошем сне. И мои ноги…» На все еще шумном во втором часу ночи Бродвее, около пересечения его с 8-й улицей, пьяная Леля, вытягиваясь вверх к высокому Тьерри, опять стала требовать, чтобы он тщательно вымылся, перед тем как лечь в ее постель.
«Хватит пиздеть про свою неприкосновенную постель, – прервал ее я. – Лучше объясни ему, какой ключ открывает какой замок, и пусть идет. Он спит на ходу от усталости. Не будь буржуазной занудой…»
Мы пошли. Я и Элиз впереди, в руке у Элиз пластиковый мешок с галлоновой бутылью номер два, в которой еще было приблизительно на четверть белого вина. Пройдя блок и вдруг обнаружив, что Лели рядом с нами нет, мы оглянулись и увидели ее присевшей прямо на Бродвее на корточки. Штаны были сдвинуты у нее на колени, голый зад лоснился в луче бродвейскою фонаря. Она писала.
«Еб ее бога мать! – выругался я. – Совсем с ума сошла!»
«Она всегда так делает, когда напьется, – равнодушно констатировала Элиз. – Она тогда писает часто и где придется. У нее тогда недержание мочи». Мы пошли дальше, я, стараясь не думать о Леле. Сзади раздавались ее крики, требующие, чтобы мы ее дождались:
«Бляди! Подождите же! Суки!»
«Ты что, не можешь потерпеть? – сказал я Леле зло, когда она догнала нас. – Или, по крайней мере, отойти за угол?!»
«Не будь ханжой, Лимонов!» – пьяно крикнула Леля.
«Если тебя кто-нибудь попытается выебать в следующий раз, когда ты вот так присядешь со своей жопой, я за тебя заступаться не буду!» – объявил он ей очень зло. Мало того, что они меня тащили туда, куда я не хотел идти, так я еще должен был любоваться на их физиологические отправления.
Остаток дороги до дома Алекса в Сохо мы про шагали в молчании, изредка прерываемом несложными вопросами Элиз, обращенными ко мне, и руганью спотыкающейся время от времени на хуевых мостовых Сохо Лели… Из хромированного, с зеркалом в потолке, необычайно роскошного для Сохо элевейтора мы вышли прямо на Алекса Американского.
«Здорово, Лимон, еб твою мать!» – Кривая улыбочка была на губах моего друга. Он с силой сжал мою ладонь и, притянув меня к себе, обнял. «Еб твою мать» прозвучало как ласка. Алекс обнял и скользко поцеловал меня. От него пахнуло потом и духами «Экипаж».
Он очень изменился. Коротенькая шерстка прикрывала его крутую крепкую голову. Раньше волосы были парижские, эстетские, длинные. Из-под белой тишотки без рукавов белыми круглыми мешками выпирали плечи. Он набрал веса и сил. Неизменные кавалерийского типа сапоги и черные узкие деми-джинсы дополняли его костюм.
«Здоровый стал, как зверь. Накачался!» – объявил я, оглядев Алекса. Он не только накачался, но и шрамов у Алекса прибавилось. В дополнение к старым шрамам на руках и не так давно появившемуся шраму, пересекающему лицо (такой шрам мог иметь его папа-кавалерист при взятии Берлина или другого враждебного города, – сабельный), даже плечи Алекса теперь были украшены шрамами. Злые языки утверждали, что Алекс режется сам, при помощи бритвы. Мне всегда было ясно, что Алекс – личность странная, но именно это меня в нем и привлекало.
«Гири тягаем…» – объяснил за Алекса причину его тугих мешочных плечей стоящий за Алексом казак. Кроме адъютанта-казака, вместе с Алексом в мастерской проживал и адъютант-грузин. «Ну что, пизда? – Алекс взял пьяную Лелю за шею и притянул к себе. – Опять напилась?» – Притянуть Лелю к себе легко, потому что маленького роста блондинка ничего не весит. Они поцеловались. Другой рукой Алекс схватил Элиз и притянул ее к себе с другой стороны, так что вино в бутыли резко булькнуло.
По лакированному паркету мимо широкой винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, мы прошли к столу, вокруг которого эта банда, очевидно, помещалась до нашего прихода. Казак, обтерев предварительно полотенцем, поставил перед нами разнообразные сосуды. У них было пиво, я сказал, что буду пить пиво, потому передо мной поставили немецкую пивную кружку красивого цветного стекла.
«Ну что, Лимон, бля… Как живешь?» – сказал Алекс, дотянувшись до моего плеча со своего высокого массивного кресла во главе стола. Стул, на котором сидел я, тоже был высокий, старинный и красивый, другие стулья были красивые, эстет Алекс привез их из парижской квартиры, но кресло было одно, для босса.
«Важный стал, Лимон, сука…» – сказал Алекс и, потрепав меня по шее, вдруг схватил мою левую руку и больно выкрутил ее.
«Оставь руку! – как можно спокойнее сказал я. – Не то получишь любой из этих бутылей по голове, – указал я на стол, на котором в беспорядке стояли бутыли, банки пива, массивные кружки, бронзовые подсвечники. Сказав „бутылей“, я имел в виду бронзовый подсвечник, И руку он мою не отпускал, было больно, я добавил: – Обижусь!»
Он меня знает, он знает, что если я что-то говорю, то я имею это в виду. Он отпустил руку и, обняв за шею, поцеловал меня.
«Ты что, Лимон, я же тебя люблю. Ты мой единственный друг».
«Совсем охуел, Алекс?! – сказал я, потирая левую руку. – Ты что такой дикий…»
«Страна такая, Лимон… – хулигански улыбнулся он. – Не обижайся, ты же знаешь, как я тебя люблю. Ты для меня как брат. Ты брат мой! – закончил он поэтически. – Давай выпьем!» – И стукнул с размаху крепко своей пивной кружкой о мою пивную кружку.
«Видишь, как живу! – обвел он рукой мастерскую. – Там наверху еще один этаж, – он указал на винтовую лестницу, как раз за моей спиной. – Там спальни». – От вездесущих русских сплетников, сеть их охватывает все материки и даже острова мира вплоть до Новой Зеландии, я знал, что Алекс дошел до такой жизни, что вынужден будто бы совсем на днях отказаться от второго этажа и стаскивает все вещи на оставшийся. Но я ничего Алексу не сказал. Я Алекса всегда любил странною любовью, я гордился его псевдорусской широтой, его безумием человека, неизвестно зачем, исключительно из пижонства истратившего множество денег на всех и каждого. Было бы бестактно указать ему на надвигающуюся его бедность. «Леля, сообщившая мне по секрету, что Алекс занимал у нее деньги на еду, поступила нехорошо», – подумал я.
На другом конце стола, пытаясь налить себе в бокал вина, Леля не сумела удержать галлоновую бутыль в равновесии и, задев ею о бокал, выплеснула содержимое бутыли на стол и на свои светло-оливкового цвета брюки.
«Еб твою мать! – выругалась Леля. – Ни одного джентльмена вокруг!»
«Пизда дурная…» – прокомментировал Алекс. Сидевший рядом с Лелей казак оглушительно захохотал. Невероятно широкая под клетчатой рубашкой грудь его заколыхалась.
«Я ж тебя люблю, Лельчик!» – воскликнул казак и, выйдя в кухню, вернулся с кучей бумажных салфеток. Торопясь, мы сообща разбросали салфетки по столу. Леля, брезгливо приподнявшись в мокрых брюках, дотянулась до бутыли и, взяв ее обеими руками, некоторое время пила из бутыли вино, шумно взглатывая.
«Штаны-то сними, посыпь солью, а то пятна останутся, – посоветовал ей казак. – Я тебе какой-нибудь халат дам». – Вдвоем, покачиваясь, они ушли наверх.
«Смотрите там у меня, не ебаться! – строго закричал им вслед босс Алекс. И опять, обратив свое внимание на меня, спросил: – Ну как живешь, Лимон, с лягушатниками?»
«Тихо живу, – сказал я. – Пишу себе. Еще одну книгу написал».
«Во Франции нечего делать творческому человеку», – убежденно объявил Алекс.
«Париж красивый?» – вдруг спросил доселе скромно сидевший в самом дальнем углу стола грузин.
«В жопу там в Париже ебут таких, как ты, Шалва… – незло, но насмешливо сказал Алекс. – Лимон, хочешь его выебать? Он, кажется, по тому же самому делу, что и ты, – захохотал Алекс. – Пойдите, пойдите на второй этаж, там на всех места хватит… Идите, мальчики…»
Алекс знал по меньшей мере одну из моих жен, но почему-то упорно продолжает держать меня за гомосексуалиста. На людях. Я никогда особенно не возражаю, после выхода моей книги «Это я – Эдичка» многие в мировом русском комьюнити считают меня гомосексуалистом. Однажды, я был как раз в обществе Алекса в тот вечер, мне пришлось дать по морде наглецу, подошедшему к нашему столику, назвавшему меня грязным педерастом. В русском ресторане в Бруклине. Я сам шучу по поводу своего гомосексуализма направо и налево. Но не Алексу, по секрету рассказавшему мне как-то, как его еще пятнадцатилетним мальчиком совратил отец-настоятель в русском монастыре, меня на эту тему подъебывать.