Гроб хрустальный. Версия 2.0 - Кузнецов Сергей Юрьевич (электронная книга TXT) 📗
– И вот он пробует ковшом водку и говорит: "За это нас и не любят!"
– Ну да, – без улыбки говорит Шаневич. – Он должен был прибавить: "Но поэтому мы и выжили".
Я возвращаюсь в гостиную. Ося курит в коридоре, Бен и Катя куда-то исчезли, Снежаны тоже не видно.
– Хорошая вечеринка, – говорит Глеб.
– Обычная, – отвечаю я, – у нас такие – каждый месяц.
Из ванны доносится сдавленный кашель. Открываю дверь, вижу Нюру: согнувшись, она блюет над раковиной.
– Теплой воды, – командую я, – и раскрой рот пошире, сейчас я тебе помогу.
С моим-то алкогольным опытом – и не помочь человеку в такой ситуации!
Через десять минут мы с Глебом выводим ослабевшую Нюру в прихожую – и натыкаемся на двух милиционеров, застывших у самой двери.
– Кто хозяин? – спрашивает один.
– Илья, – кричу я, – к тебе пришли.
Милиционеры неприязненно осматривают прихожую, заглядывают в кабинет Шаневича и в гостиную. Дверь офиса закрыта, к тому же ее загораживают Глеб с Нюрой.
– Все, все, уже закончили, – добродушно говорит Шаневич, – простите, не заметили, уже одиннадцать, но вы видите, гости разошлись, так что, может, вы присядете…
– Присядем потом, – сумрачно отвечает милиционер, – а вас мы попросим на минутку выйти с нами.
На площадке между этажами в луже крови лежит Снежана. Похоже, у нее так никогда и не будет детей – как и у меня.
17
Все высыпали из квартиры и столпились на лестнице. Кружевная резинка виднелась из-под задравшейся юбки. Глеб вспомнил: Снежана говорила, что никогда не носит трусов, захотел одернуть юбку, но понял – менты не подпустят к трупу. Нож – рукоятка замотана изолентой, – валялся в луже крови. На стене, прямо над неподвижным телом, кто-то неумело и поспешно нарисовал кровью несколько черточек.
Это был Танин иероглиф.
Глеб оперся на перила и посмотрел вниз, в лестничный проем. Отчетливо, до головокружения, он почувствовал: Снежана умерла – и почему-то снова подумал о Тане. Они ведь не переписывались, даже ее е-мэйл он давно забыл, так что, может, она тоже мертва – никого из общих знакомых он не видел, вполне мог и не узнать.
Внизу один из ментов спрашивал женщину из нижней квартиры, зачем она перевернула труп. Сухонькая седая старуха отвечала громко, на весь подъезд:
– Молодой человек! Если бы каждый раз, когда я видела раненого, я бы ждала появления милиции, вас бы тут вовсе не было!
– Что вы имеете в виду? – чуть слышно спросил мент.
– В каком году родился? – парировала старушка. – Отец или дед на фронте были?
– Дед был, – ответил мент и добавил: – Под Сталинградом погиб. Тебя, видать, на него не нашлось.
Дед Глеба тоже погиб под Сталинградом. Возможно, мертвые деды знали друг друга, может, их останки перемешались в одной братской могиле.
Глеб вернулся в квартиру. В прихожей стояли Настя и Луганов. Бледная Нюра Степановна, держась за косяк, замерла в дверях кабинета Шаневича. Следом за Глебом вошли Ося и Бен с Катей.
– Какой кошмар, какой кошмар, – повторял Бен, на время утратив улыбку и бодрый голос. Катя держала его за руку и чуть заметно гладила по плечу. Ося неприязненно покосился на Луганова и отвернулся, а вошедший в прихожую Антон спросил:
– Водка еще осталась? – и, пройдя в комнату, быстро налил рюмку.
Остальные последовали за ним. Двое ментов замыкали шествие: разложив на столе бумаги, они переписали собравшихся. Все молчали, и лишь когда за милиционерами закрылась дверь, заговорили: зачем она выходила?… кто же это сделал?… в собственный день рождения… какой ужас… видимо, время ей пришло… какая глупая смерть… Слова казались Глебу лишенными смысла, стертыми: он столько раз слышал их в кино или читал в книгах. Снова навалилась тоска, захотелось уйти, но остаться одному будет невыносимо.
Каштановые волосы до плеч, серые глаза, черный лак ногтей сквозь паутинку чулка.
– Да, отец, – тихо сказал Арсен Шаневичу, – хрен ты теперь узнаешь, кто такая Марусина.
Глеб вздрогнул. И тут же вспомнил валявшийся на ступенях нож – изолента на рукоятке, Глеб его столько раз видел на кухне у Шаневича. Этим ножом убили Снежану. Но раз было убийство – значит, был и убийца. Человек, который взял нож здесь, в квартире, вышел следом за Снежаной и убил. Железные законы логики подсказывали, что сделал это кто-то из людей, несколько часов назад поздравлявших Снежану с днем рождения. Кто-то из нас.
Настя плакала, прижимаясь к Луганову, тот опирался на стол, словно пытаясь от нее отстраниться. Его черный наряд казался траурным. Антон стоял рядом, в руке – недопитая рюмка. Нюра Степановна сидела в кресле – бледное, почти зеленое лицо. Чуть в стороне беседовали Шаневич и Арсен. Возле стола Катя, Бен, Ося и Андрей говорили, перебивая друг друга.
Все выглядели потрясенными и потерянными. Только что Глеб с математической ясностью осознал: один из них полчаса назад убил Снежану.
– Она так и не набрала своих семи гномов, – сказал Андрей.
– Каких гномов? – обернулся Антон.
– Ну, – сказал Бен, – у нее игра была. Она же была Сноубол, Белоснежка.
– Я всегда говорил, что Дисней убивает, – заметил Ося. – Как табак.
– Очень смешно, – буркнул Андрей.
Один из них – убийца, думал Глеб. Когда я видел Снежану в последний раз живой, все остальные уже ушли. Последними – Шварцер с Муфасой. Мог ли кто-то спрятаться на лестнице? Нет, исключено – лифт не работает, его бы заметили. Да и уходили толпой, трудно отстать. Значит – один из нас.
В школе Глеб любил разгадывать в "Науке и жизни" детективные истории: приводятся показания всех подозреваемых и говорится, например, что каждый из них дважды говорит правду, а один раз врет. Путем нехитрых логических операций выяснялось: возможен только один ответ. Глеб неожиданно взбодрился. Так он когда-то собирался на экзамен, каждой клеткой мозга ощущая свою готовность. Перед ним снова была логическая задача.
Итак, Арсен и Шаневич все время были на кухне. Антон, кажется, тоже ушел на кухню вместе со мной. В квартире оставались Ося, Андрей, Бен, Катя, Настя, Луганов и Нюра. Или Нюра уже блевала в ванной? Не помню. Так или иначе – от шести до десяти человек. Думай, Глеб, думай.
И чем больше он сосредотачивался на мысли об убийце, тем бледнее становился образ Снежаны, задранная юбка, иероглиф, написанный кровью на грязной стене подъезда, перекрашенные волосы, черный лак ногтей, паутинка чулка.
Глеб прошел на кухню и стал рыться в мойке, проверяя, не мог ли он перепутать нож. Ножа нигде не было. Сомнений не оставалось.
– Чего ты ищешь? – спросил за его спиной Антон.
– Нож.
– А это был ваш нож?
– Вроде да, – ответил Глеб, хотя минутой раньше вовсе не собирался об этом рассказывать.
– И ты думаешь, – сказал Антон, закуривая, – ее убил кто-то из здешних?
Глеб кивнул.
– А ты так не думай, – сказал Антон. – Я понимаю, ты меня о совете не просишь, но тем не менее. У меня просто был на эту тему довольно неприятный опыт.
– В смысле? – не понял Глеб.
– Когда-то я тоже оказался свидетелем убийства и зачем-то полез его расследовать.
– И что?
– В результате еще три трупа. А я, между прочим, до сих пор не уверен, что все угадал правильно.
– Трупы-то откуда?
– Поубивали они там все друг друга… года два назад дело было, как раз самый разгар всего этого дурного галлюциноза.
Глеб кивнул, на этот раз – привычно.
– Ну, – сказал он, – раз есть убийство, значит, есть убийца. Было бы несправедливо, если бы Снежана так и осталась…
– Она так и останется, – ответил Антон. – Поверь мне, она не оживет.
– Я не это имел в виду…
– Я понимаю. Ты имел в виду воздаяние. По мне, лучше на карму положиться.
– Понимаешь, – вдруг горячо заговорил Глеб, – есть еще одна вещь. Этот иероглиф на стене. Я накануне его нарисовал, когда мы со Снежаной были в "Рози О'Грэдис" – и теперь чувствую, будто накликал. Ты не знаешь, кстати, что он означает? – Глеб быстро чиркнул испачканной в салате вилкой по грязной поверхности стола:
