Ящик водки. Том 3 - Кох Альфред Рейнгольдович (читать книги регистрация TXT) 📗
— С рождения.
— А взрослым? Какая процедура?
— Присяга.
— Вот именно! Присяга! Типа «я больше не принадлежу ни к каким нациям и думать об их интересах не буду никогда…» Отчего бы и нам точно так же не поставить вопрос с национальной безопасностью? Но для этого — я это тебе в начале беседы как бы в шутку сказал — надо сперва дать формулировку: что же такое есть национальная безопасность?
— Можно я тебе скажу одну вещь? Мы в свое время — в 93-м с переходом на 94-й — сидели и составляли список, Виктор Глухих тогда был председателем Комитета по оборонным отраслям промышленности. И мы с его чиновниками сидели и составляли списки — чего нельзя приватизировать. И очень быстро, знаешь, прекратились всякие завывания по национальной безопасности. Потому что грань между тем, что можно и чего нельзя, — она очень тонкая. И все в результате совершалось в результате административных торгов. Вот Балтийский завод, цех, который производил винты для бесшумных подводных лодок, подвергнутые обструкции КОМКОНом, — приватизировали, и он сейчас прекрасно работает. Ракетоносец «Петр Великий» спустили на воду… А заводик, который производил катера с деревянными транцами — чтоб мины их не улавливали, — запретили приватизировать. Маленький заводик, там всего-то 25 человек работает или около того, — потому что национальная безопасность. Ну, запродали б мы этот завод, и что — он перестал бы работать? Много чего мы тогда продали, и все это работает. А много и таких заводов, которые умерли — несмотря на то, что мы запретили их приватизацию в интересах национальной безопасности. Особенно это касается НИИ в оборонных отраслях. Вот я и говорю: кто же способен определить, соответствует ли то или иное действие национальной безопасности? Что, например, важнее для безопасности нации: чтобы сохранилась невостребованная рынком какая— Нибудь оборонная технология и для этого запретить приватизацию завода даже ценой потери 90 процентов рабочих мест на нем, или продать его и сохранить места, а технологию оставить в документах до лучших времен?
— Продолжу тем не менее ответ на твой вопрос. Американцы определили, что национальность определяется паспортом. Если у тебя паспорт американский, то, стало быть, ты американец.
— Во-первых, ты продолжаешь отвечать не на мой, а на свой вопрос. Я вопроса про национальность не задавал. Я задавал вопрос про национальную безопасность. Это ты решил, что без ответа на твой вопрос нельзя ответить на мой. А я просто не спорю с тобой, потому что мне лень. Во-вторых, если ты хочешь на тему национальности поговорить, то что ж… Давай… Кстати, а знаешь, как в Российской империи определялась национальность?
— По вероисповеданию — а что, тоже зрелый подход! Никто не смотрит, узкоглазый ты или черножопый. Дал клятву верности стране — и вперед. А если кто в Америке держится за свое происхождение и именно его ставит на первое место — нет вопросов! Пожалуйте в резервацию и ходите там в перьях и пляшите в них перед туристами, за деньги причем…
— Вам даже разрешат казино открыть!
— Да! И сидите там. А если вы кого-то попрекнете национальностью, то вам так вломят, что мало не покажется. Так вот американцы сперва определили, что такое национальность, и только после — что такое национальная безопасность. Одно дело — родоплеменная безопасность (это у нас родоплеменной строй и феодализм), и совсем другое — национальная. Один русский, другой татарин, хотя у нас паспорта одинаковые…
— Так кто определяет, что опасно, что безопасно?
— Как кто? Ну вот кто определил, что надо разбомбить Югославию и Ирак?
— Клинтон и Буш.
— Ну вот, стало быть, они и определяют.
— Ага, президент.
— Ну. Президент. И у нас вон президент одного выгнал, другого посадил…
— А это соответствует национальной безопасности, что посадил и выгнал?
— Ты понимаешь, мы начинаем обсуждать национальную безопасность, притом что у нас в стране феодализм и не определено, что такое национальность. Мы скатываемся на уровень Жирика и Рогозина.
— А я хочу узнать, что такое национальная безопасность.
— Это никак невозможно узнать. Когда у нас 48 процентов населения не любит евреев и 80 процентов — черных. (Это данные опросов общественного мнения.) То есть у нас национальность понимается как принадлежность к какому-то роду-племени. Ты, типа, какого рода-племени? Это не фигура речи, не оговорка и не отговорка. Это четкая формулировка. И человек отвечает: «Я такой-то, сын такого-то…» Типа, ибн Хоттаб. Отчество — это ж надо! Это откровенная ссылка на свою племенную принадлежность… Вот наш уровень. А с национальностью нам еще рано решать вопрос…
Вот ты, Алик, меня попрекаешь, что я шпаргалки приношу на беседы, что, типа, это лишнее, мол, раз мы чего не вспомним, то, значит, оно несущественно. А ну, вот давай вспомни без моей шпаргалки, что было в 94-м общественно значимого!
— В 94-м? Кончилась чековая приватизация, как я уже говорил. И Чубайс перестал командовать приватизацией и стал вице-премьером по экономике. А также началась первая чеченская война. Больше ничего важного не было.
— А теперь я, если не возражаешь, зачту тебе некоторые пункты своей шпаргалки. Первый выход НТВ на четвертом канале. Умер Евгений Леонов. Госдума приняла постановление об амнистии участникам бунтов в августе 91-го и октябре 93-го. Ну как?
— Неплохо. Амнистия — важное событие!
— Договор об общественном согласии и освобождение по амнистии членов ГКЧП. И принятие в Кремле Договора об общественном согласии, смешно — почему-то на два года. До выборов, что ли?
— ГКЧП… А Варенников отказался от амнистии. И доказал в суде свою невиновность, между прочим. Соответственно и все другие члены ГКЧП не нуждались в амнистии…
— Но — обосрались!
— Обосрались? Или надоело на допросы ходить? Кто в тюрьме, кто под подпиской. Обыски, очные ставки, слежка, нервотрепка. На фига? Берешь спокойненько амнистию — и дело в шляпе. Я их очень хорошо понимаю. Сам знаешь.
— Ну, что тут сказать. Ты, видимо, не готов был отдать жизнь, а Варенников за Родину — готов был. А ведь он, кстати, и сейчас жив-здоров!
— При чем тут Родина? Это на войне он за Родину воевал, а не в суде. Да, кстати! Он член блока «Родина», депутат Госдумы. Теперь они все пересрались, и, похоже, Варенников теперь уже жизнь отдавать будет за «Родину» в кавычках, т.е. за Глазьева против Рогозина. Два молодых ловкача запутали старика окончательно…
— Все равно. В суде он честь свою отстаивал! Вот так поступают офицеры! Да!
— Возьми интервью у него!
— А что? Хорошая идея.
— Он же был знаменосец Победы! Он флаг нес в сорок пятом по Красной площади, когда гитлеровские знамена кидали к Мавзолею.
— Надо, да, надо… Следующий пункт нашей программы: венчание в Иерусалиме Пугачевой и Киркорова.
— Издевательство.
— Хорошо. И еще: возвращение в Россию… кого? Через двадцать лет после отъезда? Угадай!
— Ну, кого?
— Солженицына А. И.
— Неплохо, неплохо…
— А скандал с «МММ»?
— Что, уже начался?
— А то. Еще: умер Рождественский Роберт. Ну, допустим… И вот еще: окончание вывода войск из Латвии, Германии и Польши. И введение их, как будто тех же самых войск, в Чечню — это символично! Должна же армия решать какие-то масштабные задачи. Нечего делать — откопайте траншею и потом закопайте. Или траву покрасьте.
— «Прощай, Германия, прощай, / Мы вместе едем в родный край…» Марш был. Я ж рядом с Белорусским вокзалом жил, они оттуда шли и пели… 9 Мая, как сейчас помню.
— Выступление Ельцина в ООН с призывом о защите прав русскоязычного населения на постсоветском пространстве.
— Не нашло отклика.
— А! Падение курса рубля на торгах ММВБ до пяти тысяч — чтоб не соврать, с 3081 рубля за доллар. Черный вторник номер один. И того же 17 октября — убийство Холодова Дмитрия из «МК».
— А ты его знал?
— Нет. Но как сейчас помню — лечу я из Парижа и, поскольку на «Аэрофлоте», жадно набираю русских газет. И на первой полосе «МК», на черном жутком траурном фоне, Холодов наряду с падением рубля. Мне и так невесело, из теплой страны в октябре лететь в московскую слякоть да в разруху — Москва тогда была далеко не та, что сегодня…
