Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред (е книги .txt) 📗
Теперь Мильт взял Тэффи за другое запястье и начал рисовать на нем женский торс.
— Вот тебе история о Джине Лоллобриджиде и ките, — говорил Мильт, набрасывая огромные груди. Тэффи глупо хихикала. — Давным–давно Джина Лоллобриджида шла вдоль морского побережья солнечной Италии, как вдруг появился огромный кит, приподнял свою шляпу и говорит: «Леди, а вы не думали когда–нибудь заняться шоу–бизнесом? Посмотрим правде в глаза: с этакой фигуркой вы понапрасну теряете время».
— Хватит, — сказала Сьюзан.
Мильт сделал паузу.
— Сейчас я нарисую на ней волшебный свитер, — сказал он. — Так что все будет в порядке, не беспокойся.
— Хватит, — повторила она.
— Волшебный свитер — штука важная, — сказал он, но рисовать пере стал. — Дальше в той истории, — обратился он к Тэффи, — говорится об оптовых закупках нижнего белья, а это тебе будет неинтересно. — К разочарованию девочки, он выпустил ее руку.
— Ручку–открывалку она может оставить себе, — сказала Сьюзан таким тоном, который подразумевал, что она пришла к этому решению как к разумному компромиссу.
— Прекрасно, — сказал Мильт, вручая вещицу Тэффи.
— Что надо сказать? — спросила Сьюзан.
— Что мир чертовски холоден и низок, когда не можешь радовать детей, — сказал Мильт.
— Я не тебя имею в виду, — сказала Сьюзан. — Я имею в виду Тэффи — что надо сказать, когда кто–то что–нибудь тебе дарит?
Захлебываясь и глупо улыбаясь, та выдавила из себя:
— Спасибо.
— Спасибо, дядя Ламки, — сказал Мильт.
— Спасибо, дядя Ламки, — эхом отозвалась она, а потом спрыгнула на пол и бросилась из гостиной обратно в коридор. Сьюзан пошла за ней в ее спальню, чтобы уложить ее в кровать и укрыть.
Мильт и Брюс остались наедине.
— Прелестная малышка, — приглушенным голосом сказал Мильт.
— Да, — сказал он.
— Не находите, что она похожа на Сьюзан?
До сих пор он об этом не думал.
— Немного, — сказал он.
— Никогда не понимал, что можно говорить детям, а чего нельзя, — пожаловался Мильт. — Когда–то дал обет избегать с ними морализаторства, но, возможно, перегибаю палку в другом направлении.
— Меня об этом спрашивать бесполезно, — сказал Брюс. — Я вообще в детях ничего не понимаю.
— Я люблю детей, — сказал Мильт. — Всегда их жалею. Когда ты так мал, то никому не можешь противостоять. Кроме тех, кто еще меньше. А это не многого стоит. — Он потер подбородок и оглядел гостиную, мебель и книги. — А она неплохо устроилась. Подумать только, я никогда здесь раньше не бывал. У нее уютно.
Брюс кивнул.
Вернувшись в комнату, Сьюзан сообщила:
— Она спрашивала, почему от тебя так смешно пахнет. Я сказала ей, что ты съел что–то очень странное, чего у нас не подают.
— Почему ты так сказала? — спросил Мильт.
— Не хотела говорить ей, что пил пиво.
— Это не пиво. Я не пил пива. Я вообще ничего не пил.
— Знаю, что пил, — сказала Сьюзан. — Заметила, когда только вошел. И лицо у тебя так и горит.
Лицо у него вспыхнуло еще сильнее.
— Я серьезно, ничего я не пил. — Он поднялся на ноги. — У меня давление поднялось. Надо принять резерпин. — Сунув руку в карман, он вынул пилюлю, завернутую в папиросную бумагу. — Чтобы понизить давление.
Они оба молчали, дивясь его поведению.
— Все так подозрительны в нашем мире, — сказал Мильт. — Нет больше взаимного доверия. И это называется христианской цивилизацией. Дети врут о своем возрасте, женщины обвиняют тебя в том, чего ты не делал.
Он, казалось, не на шутку рассердился.
— Не принимайте близко к сердцу, — сказал Брюс.
— Надеюсь, когда эта малышка вырастет, — сказал Мильт, — то будет жить в лучшем обществе. — Он двинулся к двери. — Ладно, — проговорил он угрюмо, — увижусь с вами обоими, когда снова буду здесь проезжать.
Открывая перед ним дверь, Сьюзан сказала:
— Не сердись. Я тебя просто дразнила.
Он спокойно взглянул ей в лицо.
— Я не держу на тебя зла. — Он обменялся рукопожатием с ней, а потом с Брюсом. — Просто это меня угнетает, вот и все. — Он обратился к Брюсу: — Где вы остановились? Я загляну к вам, когда вернусь.
— Он еще не устроился, — сказала Сьюзан.
— Это плохо, — заметил Мильт. — Чертовски тяжело устраиваться в новом городе. Надеюсь, вам удастся найти славное место. Во всяком случае, я всегда смогу найти вас в «Копировальных услугах».
Он пожелал им доброй ночи, после чего за ним закрылась дверь.
— Думаю, я должна была сказать ему, — сказала Сьюзан.
— Ты правильно сделала, — сказал он. Но это его беспокоило.
— Я не хотела, чтобы ты брал это на себя. Думаешь, он вернется, чтобы проверить? Может, у него возникло подозрение насчет нас? По–моему, это не имеет значения. Он здесь бывает всего несколько раз в год. Думаю, он все еще испытывает ко мне интерес, а это заставляет его ревновать.
— Может, и так, — сказал он. Но, по его мнению, Мильт просто страдал от одиночества и искал компанию.
— Если бы мы устроили все это по закону, — сказала Сьюзан, — то могли бы избежать таких ситуаций. Иначе они будут возникать снова и снова. Тебе надо подумать о своей почте… и разве ты не должен сообщить на призывной пункт свой постоянный адрес? А водительские права? Миллион деталей. Даже налоговые декларации, которые я должна заполнять как твоя нанимательница.
Моя нанимательница, подумал он. Это верно.
— Это недостаточная причина, чтобы жениться, — сказал он.
Она бросила на него резкий взгляд.
— Никто этого и не утверждал. Но мне не нравится говорить людям неправду. Из–за этого я чувствую неудобство. Я знаю, что мы не делаем ничего дурного, но если нам придется лгать, то это будет чуть ли не признанием вины.
— Я же не против, — сказал он.
— Жениться на мне?
— Да, — сказал он.
Они оба задумались об этом.
Заперев дом и погасив свет, они укрылись в ее спальне, как было до приезда Мильта Ламки. Довольно долгое время ничто не мешало им наслаждаться друг другом. Но совершенно неожиданно, без какого–либо звука или предупреждения, дверь спальни распахнулась. Сьюзан голая выпрыгнула из постели. В дверном проеме стояла Тэффи.
— Я ее потеряла, — прогундосила она. — Она упала, и я не могу ее найти.
Сьюзан, тусклая и сглаженная в темноте, подхватила дочку с пола и вынесла из комнаты. «Найдешь ее завтра», — услышал он, пока с колотящимся сердцем лежал в кровати под сбившимся одеялом. Раздались еще какие–то приглушенные фразы, произнесенные Сьюзан и ее дочерью, потом звук закрывающейся двери. Сьюзан мягкими шагами прошла обратно и вернулась в постель. Тело у нее было холодным, она дрожала и прижималась к Брюсу.
— Черт бы побрал этого Мильта Ламки вместе с его ручкой–открывалкой, — сказала она. — Тэффи уронила ее с кровати, она уснула, держа ее в руке. Измазала чернилами или чем–то там еще всю подушку.
— Как она меня напугала, — сказал он.
Она все сильнее прижималась к нему худым и холодным телом. Обвила его руками.
— Ну и ночка, — сказала она. — Не беспокойся. Она была такой сонной, что едва понимала, что делает. Не думаю, чтобы она заметила, что ты здесь.
Но и после этого он продолжал испытывать дискомфорт.
— Я все понимаю, — говорила Сьюзан, лежа рядом с ним. — Это расстраивает. И ты не привык, чтобы рядом был ребенок. А вот я — да. Я учила детей. Это для меня вторая натура, думать, как думают они. Ради бога, не проецируй на восьмилетнего ребенка своих взрослых чувств. Она ничего не видела, кроме меня; это моя комната, и она знает, что я здесь. Ребенок есть ребенок.
Он попытался вообразить себя в этом возрасте. Входящим в спальню родителей. Сцена оставалась смутной.
— Может, оно и так, — согласился он.
— Я все время была замужем, сколько она живет на свете, — сказала Сьюзан. — Даже если бы она тебя здесь заметила, это показалось бы ей естественным. Мужчина есть мужчина. Для такого маленького ребенка.
Но он знал, что все пойдет либо так, либо этак. Либо он съедет отсюда и найдет себе какую–нибудь квартиру, либо пройдет через все и женится на ней. Она тоже это понимала.
