Петрович - Зайончковский Олег Викторович (читать хорошую книгу txt) 📗
Дворец культуры начали строительством за много лет до рождения Петровича. Грандиозное здание его было очень похоже на древнегреческий храм, так что не исключено, что проектировался он в эпоху античности. Однако к тому времени, когда ровесники его, древние храмы, пришли уже в упадок, Дворец культуры еще только продолжали воздвигать. Много минуло архитектурных эпох; каждый следующий этаж Дворца выкладывало новое поколение строителей, и чертежи, по которым они работали, давно пожелтели, словно старые манускрипты. Поколение за поколением трудились строители, но трудились с ленцой, понимая, что строят не для себя, а на радость будущим поколениям. Вообще строительство было, так сказать, вулканического типа, то есть, подобно вулкану, большую часть времени находилось в спячке. В некоторые годы число кирпичей, уложенных в дворцовые стены, не превышало количества выпавших или украденных. В эти летаргические годы стройплощадка порастала густым бурьяном, а все огромное здание — с гулкими пустыми залами, с бесконечными коридорами и многочисленными таинственными «шхерами» — здание это переходило, по убеждению многих, под власть темных сил. Здесь были такие закоулки, куда даже сторожа с берданками не хаживали в одиночку. Мальчишки наведывались во Дворец в поисках острых ощущений и часто их находили на свою голову. Выбор имелся богатый: свалиться откуда-нибудь, больно ободравшись, или, став жертвой облавы, быть препровожденным за ухо домой, или, наступив в темноте на спящего бомжа, обделаться с перепуга. Но страшнее всего было, совсем заблудившись в дворцовых лабиринтах, угодить в какую-нибудь темную бетонную западню. Случись такое, мальчишке ничего не останется, кроме как, срывая голос, безнадежно звать на помощь, царапать ногтями бетон… и в итоге умереть от истощения. А годы спустя кто-то найдет его иссохшие останки и принесет родителям… Но все эти возможности предоставлялись мальчишкам в летаргические годы, когда стройка спала. Сегодня же у Дворца культуры снова зазвучали мужественные голоса дизельных двигателей, гром железа и звонкий человеческий мат.
Для Петровича это была несомненная удача. Ноги сами понесли его на шум строительства, так что ему приходилось даже сдерживать себя, чтобы не перейти на неприличный поскок.
Чтобы хоть как-то отграничить мир уже сотворенный от хаоса созидания и пресечь воровство, стройплощадка обнесена была высоким забором из досок. Сейчас ворота в нем были раскрыты, но войти в них или выйти имел право далеко не всякий. Пыхтя и мучаясь от тесноты, через ворота протискивались в обе стороны огромные самосвалы; между ними ловко прошмыгивали люди в изгвазданных спецовках — новое поколение строителей уже проторило маршрут до ближайшего гастронома. Петрович понимал: сунувшись в ворота, он будет немедленно изобличен как посторонний и выдворен без церемоний. Но он и не собирался идти через ворота, — по правую руку от них, не далее тридцати метров, в заборе имелся лаз, слишком узкий для самосвала, но вполне пригодный для худого мальчишеского тела.
Наверное, не бывает на свете такого дощатого забора, чтобы хоть одна доска в нем не отставала. Прореха в заборе — это путь нелегала: в одну сторону это путь в неизведанный мир, в обратную — путь к спасению. Помня об этом, Петрович, просочившись на стройплощадку, счел за благо не удаляться от своего лаза, пока хорошенько не осмотрится.
А картина, открывшаяся глазу, впечатляла. В пыли и выхлопном чаду ворочались, кряхтели и взвизгивали машины. Там бульдозер клацал гусеницами, словно танк, — то задирая нос, то кланяясь, он ползал, срезая верхний мозолисто-черствый слой почвы. А там экскаватор, обливаясь черным масляным потом, рылся у земли в животе, — он доставал ковшом и складывал в кучу ее бурые влажные потроха. Экскаватор был так увлечен, что, казалось, рисковал свалиться в собственную яму. К нему опасливо подползали задом неуклюжие, громоздкие самосвалы-КрАЗы. Экскаватор щедро накладывал землю в подставленные кузова; КрАЗы вздрагивали и приседали, принимая свои многотонные порции, а потом, рыча и тужась, в клубах кто черного, кто голубого выхлопа отчаливали, освобождая место следующим. Переваливаясь на просевших рессорах, просыпая через борта излишки земли и выворачивая дыбом подстеленные бетонные плиты, КрАЗы с великим трудом выбирались со стройплощадки. И уже с улицы слышно было, как они, став на прочный асфальт, победно ревели и, будто сглатывая, раз за разом переключали скорости.
Но вот один из самосвалов, уже груженый, вместо того чтобы выехать за ворота, вдруг остановился — прямо напротив Петровича. Водитель, ударив плечом свою дверцу, открыл ее, спустил ноги на подножку и, недолго думая, спрыгнул с машины. Ступив на землю, он потянулся, огляделся… и обнаружил Петровича, прижавшегося к забору. Петрович приготовился дать деру, но водитель, повернувшись, шагнул к переднему колесу КрАЗа и с видимым удовольствием стал справлять на него малую нужду. Сделав дело, он передернул плечами и, даже не взглянув на Петровича, подался куда-то в сторону рабочих бытовок.
Так Петрович остался с машиной один на один. Незаглушенный, КрАЗ, подрагивая, бормотал что-то про себя и время от времени громко фыркал. Он был живой, и Петровича неодолимо влекло к нему — как живого к живому. Просто нельзя было удержаться от желания подобраться поближе к этому огромному существу, чтобы ощутить в его теле могучую пульсацию дизельной жизни. Между топливным баком КрАЗа и первым рядом задних колес, вздувшихся от непомерного груза, чернело широкое дыхало выхлопной трубы, — Петрович приставил к трубе ладошку и ощутил упругие толчки выхлопных газов. Рука быстро покрылась черными крапинами копоти; Петрович отнял ее и понюхал: запах был кисловатый, острый, возбуждающе-приятный.
Водитель появился неожиданно. Он увидел Петровича, и во рту его задвигалась папироса — эту папиросу он держал одними вытянутыми губами, что придавало его лицу пугающее щучье выражение.
— Стой! — Водитель крикнул, потому что Петрович мгновенно порхнул к спасительному лазу. — Стой, дурила, чего испугался?
