Планета шампуня - Коупленд Дуглас (бесплатные серии книг TXT) 📗
— Я открыла потрясающий способ доставать мисс Францию, — говорит Анна-Луиза.
Сейчас вечер, мы с ней сидим в ее обшарпанной кухоньке с деревянными шкафчиками и мусолим события вчерашнего дня.
— Говорить как бы с аристократической картавостью. Это мы с Марком изобрели по чистой случайности. Нужно просто все «р» менять на «г»: Чгезвычайно гада познакомиться с вами, мисс Фганс! Она чует, что над ней прикалываются, но в чем фокус, не улавливает. Вот и ерзает, как на иголках. Любо-дорого смотреть.
— Очень благородно с твоей стороны, Анна-Луиза, с таким радушием принимать у себя гостя из далекой страны. Так и чувствуется стремление всемерно содействовать установлению межкультурной гармонии в мире.
— Ты это мне, Тайлер Джонсон? Лучше не трогай меня! Я-то, дура, надела вчера к ужину свое лучшее платье ради этой еврошушеры, а знаешь ли ты, какой она мне задала вопросик? Как я одеваюсь по особым случаям! Курица безмозглая. Ты-то в кухне был, варганил свои фирменные «начос», которые, как ты, конечно, заметил, ни та, ни другая мисс Франс за весь вечер даже для вида не попробовали.
Хм-мм. У Анны-Луизы должно сложиться впечатление, что в таких вещах я целиком и полностью с ней заодно.
— Да-да, а главное, она будто и не сомневается, что фигура у нее лучше всех.
Насколько мне известно, Стефани и Моник болтаются по городу, «открывая для себя Дикий Запад» и на все сто пользуясь банковской карточкой «Лионского кредита», выписанной на имя папа. Все мои попытки дозвониться до Стефани, пока она была еще во Франции, как назло, заканчивались тем, что я попадал на ее автоответчик. На сегодняшний день Анне-Луизе известно только, что Стефани и Моник — приятельницы Киви, для меня же они не более чем случайные знакомые.
Вынося свой суровый вердикт двум французским фифам, Анна-Луиза одновременно вымешивает тесто для черничного пирога, от центра к краям, от центра к краям. А я грею руки над ее газовой плитой. Руки закоченели, потому что я нечаянно захлопнул себя в холоднющем тамбуре, который в доме Анны-Луизы отделяет входную дверь от жилого пространства. Не знаю, куда я задевал ключ от внутренней двери, где-то посеял, словом, мне пришлось целый час клацать зубами от холода, воображая себя космонавтом, который оказался отрезанным от основного блока корабля, запертым в шлюзовой камере, — как в фильме «2001: Космическая одиссея». Анна-Луиза еще не вернулась из бассейна, и кому из жильцов я ни звонил — «Человеку, у которого 100 зверей и ни одного телевизора», сестрам-нищенкам, — никто не откликнулся.
В конце концов выручил меня все-таки старикан. Он, как всегда, катил за собой свою тележку, на этот раз груженную пивом. В благодарность я помог ему подняться по лестнице, и когда он отпер дверь в свою квартиру, штук десять, не меньше, беззвучных, подрагивающих от любопытства, звериных головенок высунулись наружу и снова исчезли внутри, совсем как усики насекомого. Я хотел было сам сунуть голову внутрь — поглазеть на зверинец, особенно на прудик с карпами, вмонтированный прямо в пол, о котором мне рассказывала Анна-Луиза, но меня скупо поблагодарили (Ну все, проваливай!) и захлопнули перед носом дверь. Тут я услышал, что вернулась Анна-Луиза. (Ты уверена, что у этого типа, наверху, дома пруд с карпами? — Уверена. Сама видела мельком, когда заходила на минутку отдать посылку)
Анна-Луиза месит тесто.
— Марк втюрился, — докладываю я. — Он весь вечер терся возле Моник.
— Марк ребенок! — отмахивается Анна-Луиза. — Дейзи что о них думает?
— Дейзи думает, что им не хватает политкорректности. Они носят натуральный мех и не видят смысла в общественных протестах. Дейзи смотрит по «Си-эн-эн» передачи про серьезные студенческие бунты в Париже и не может представить себе, чтобы тамошняя молодежь в свободное от развлечений время не рвалась бы штурмовать Елисейские поля, вооружившись гранатами, огнеметами, прокламациями и лексановыми щитами. — Я отрываю комочек теста. — Но с другой стороны, Дейзи считает, что у них можно позаимствовать много ценных идей по части моды.
Похоже, говорить сейчас с Анной-Луизой о моде — все равно что сыпать ей соль на рану; гардеробчик Стефани и Моник заставил ее чувствовать себя деревенской простушкой.
— Ясно. Ну а Джасмин? Джасмин они нравятся?
— Нравятся? Да Джасмин все нравятся. А вообще, на нее действительно произвело впечатление — на всех произвело, — сколько они успели узнать про Ланкастер. Ты-то уже ушла, не слышала, а они стали выкладывать нам такие факты, о которых мы сами понятия не имеем: где можно сделать аборт, сколько у нас в регионе производится сельхозпродукции, как зовут депутата от нашего округа, где самый дешевый ресторан с мексиканской кухней, на каких именно изотопах специализировался наш Завод… В Европе умеют делать толковые путеводители.
— А зачем им это? Они решили сюда переехать, что ли? — Она с силой бьет кулаками в тесто.
— Не-а. Еще несколько дней, не больше. Как я тебе и говорил. Открывают для себя Дикий Запад.
— Им что, больше делать нечего? Они нигде не учатся? Не понимаю.
— Стефани и Моник ничего делать не нужно. Они богатые. Вернее, их родители. Насчет учебы я тоже не уверен. Я даже думаю, что богачи в Европе учатся отдельно от всех прочих. А может, они вообще бросили учебу. Я в этом не разбираюсь.
— Значит, у вас в доме они жить не захотели? Что ж так — не тянет на дворец, домишко-то? — Она прекращает месить. — Прости, занесло.
Я не в том положении, чтобы позволить себе обидеться. Неизвестно, какие меня могут ждать последствия.
— Они выбрали «Старого плута», пансион с завтраком, на бульваре Ван Флита. Рядом с торговым центром.
— Хм-мм. И где же они сегодня коротают вечер?
— В «Ковбойском баре».
— В «Ковбойском баре»? Надеюсь, они при своей «амуниции». Самое гнусное заведение на шоссе. Вся местная гнусь туда сползается.
Под «амуницией» подразумевается внушительный набор средств самозащиты, закупленных Моник и Стефани в Сиэтле перед дальней дорогой в Ланкастер: две здоровые косметички, под завязку набитые газовыми баллончиками, тихуанскими шипованными кастетами, нательной сигнализацией и «электропушками».
— В путеводителе сказано, что в «Ковбойском баре» проводится аттракцион «Скачки на диком бычке». Им охота посмотреть «родео».
— И ты отпустил их одних? Кто же придет им на выручку, если что?
— Сами так захотели. «Больше местного колорита».
— Хм-мм.
Я, как видно невооруженным глазом, опутан паутиной недомолвок, полуправд и просто лжи. Нет, я так и не признался — ни Джасмин, ни Дейзи — в своих отношениях со Стефани. По крайней мере, им не надо ничего скрывать от Анны-Луизы.
В то же самое время Стефани ведь тоже никто ничего не объяснил про Анну-Луизу, хотя она сама в три микродоли секунды просекла, что к чему. А теперь Стефани — закамуфлированная реактивная ракета, готовая в любой момент сорваться с подвижной пусковой установки, кочующей по всему Ланкастеру; она под столом трет ногой мою ногу, она полностью переключает внимание Марка на себя, отваживая его от Анны-Луизы, с которой она держится неуловимо-покровительственно, отчего та чувствует себя жалкой нищей провинциалкой.
Короче говоря, вчерашняя сцена — это было для меня уже слишком. Я чуть умом не двинулся: видеть Анну-Луизу и Стефани, обеих сразу, в одной комнате — это как барахтаться в вихревом потоке, где время, пространство, все всмятку… Если две планеты размером с Землю поместить рядом на расстоянии, скажем, всего в какую-нибудь милю, то в этом узком пространстве их гравитации друг друга аннулируют. И если вас поместить в этот самый промежуток, вы зависнете в невесомости.
Ну а сегодня у меня такое чувство, будто я сидел себе в некой комнате, в тишине и покое, и вдруг крылатая ракета «Томагавк» с диким ревом влетает в одно окно и вылетает в другое — все в десятитысячную долю секунды. Да, сейчас в комнате у меня снова тихо, но я никогда уже не смогу чувствовать себя здесь в полной безопасности.