Неповиновение (Disobedience) (ЛП) - Алдерман Наоми (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Д-р Файнголд сказала бы, что только ты сам можешь освободить себя. Что все мы – властелины своих судеб, и что никто кроме себя самого тебе не поможет. Она бы откинулась назад на своем белом кресле и сказала: «Ронит, из-за чего ты думаешь, что можешь разрешить эту ситуацию? С чего ты взяла, что это твоя ответственность?» И с одной стороны, она права. Нельзя починить чужую жизнь. Но если ты видишь, как кто-то борется с тяжелой ношей, разве можно пройти мимо и не помочь?
Я снова думала о жизни Эсти. И я думала о том, что знаю; это не так уж много, но все же что-то. Я думала о Боге. Я давненько о нем не думала, но сейчас вспомнила Его голос. Удивительно: услышав его, он продолжает звучать в твоем ухе с необъяснимой уверенностью, где бы ты ни был.
Я маршировала по Голдерс Грин, проходя мимо рядом еврейских магазинов. Ох уж этот маленький мирок, который построил здесь мой народ. Кошерные мясные лавки хмурились мне, спрашивая, почему я не попробовала их нарезанную печень, всего за 2,25 фунта стерлингов. Кадровое агентство широко улыбалось, приглашая меня подать заявку на работу в соблюдающей Шаббат компании – зимой по пятницам полдня. Салон Мойше приподнял бровь, увидев мою прическу, и поинтересовался, не хотела бы я что-то как у всех.
Я думала о том, как ужасно жестоко вера в Бога обошлась с этими людьми. Она покоробила и искривила их так, что они больше не признают свои желания, не говоря уже о том, чтобы учиться исполнять их.
Я шла дальше, по Голдерс Грин Роуд, мимо магазинов с бубликами, где кричала и смеялась толпа подростков, мимо продуктовых магазинов и кошерных кафе, в которые мы ходили так часто, что знали меню наизусть. Большинство уже было закрыто, но, подойдя к станции Голдерс Грин, я увидела небольшую кондитерскую, которая еще работала. Некошерную. Она была почти пуста. Интересно, Эсти вообще когда-нибудь замечала ее? Кусочек другой жизни в двадцати минутах ходьбы от ее дома.
Я зашла и заказала у официантки с усталым видом большой кусок шоколадного пирога. Когда его подали, я подумала обо всем некошерном, что могло там быть: желатин, сделанный из свиных костей, красители, полученные из мертвых насекомых, экстракт моллюсков, смягчающий муку, говяжье сало, что угодно. Я видела тарелку, полную чем-то мертвым, разлагающимся, нечистым.
Чем-то таким, из-за чего, по словам раввинов, наши сердца становятся тверже, и мы больше не слышим голос Бога.
Я взяла кусочек. Пирог был сухой, а начинка слишком жирная. Я все равно его съела.Один кусочек за другим.
========== Глава седьмая ==========
Глава седьмая
Мудрецы говорят: тот, кто чрезмерно дружелюбен с женщиной, нарекает на себя зло, пренебрегает изучением Торы и унаследует Геhином (ад).
Пиркей Авот 1:5, изучается в Шаббат днем между Песахом и Рош ha-Шана
Мудрецы предупреждают нас об опасности сплетен – лашон ha-ра, - что буквально означает «злой язык». Разумеется, распространять неправдивые слухи запрещено. Разве это не то же самое, что и давать ложные показания – запрет в одной из десяти заповедей, полученных на горе Синай? Точно так же, как запрещено распространять сплетни, запрещено и слушать их, и оба – тот, кто рассказывает, и тот, кто слушает, - грешат против имени Бога. Помимо этого, нельзя рассказывать или слушать любые, даже правдивые, истории, которые могут привести к тому, что человек потеряет благосклонность и уважение.По сути, желательно вообще не говорить о других, даже не делиться хорошими новостями.
Несмотря на это, соблазнам лашон ha-paтрудно противостоять. Тора рассказывает, что во времена, когда Божье присутствие не было скрыто из этого мира, те, кто говорил лашон ha-pa, были тут же наказаны цараат – вирулентной проказой. Когда Мирьям, сестра Мойше, плохо отозвалась о его жене, болезнь тут же поразила ее. Написано, что разрушение Храма в Иерусалиме, о котором мы непрерывно и горько скорбим, было вызвано тем, что народ Израиля постоянно говорил лашон ha-pa. Лашон ha-pa – запрет, против которого труднее всего устоять, и нам необходимо от него воздерживаться.
Один из наших мудрецов упрекнул женщину в распространении сплетен. Он дал ей подушку и приказал вытряхнуть из нее перья с крыши самого высокого здания в округе. Женщина так и поступила. Мудрец сказал: «Теперь подбери все перья, что ты разбросала». Женщина воскликнула, что задача невыполнима. «А-а, - сказал мудрец, - все же легче, чем подобрать все распространенные тобой сплетни».
***
Хендон – деревня. Она существует внутри города, одного из величайших городов в мире. Из нее легко можно добраться в город и обратно. Но это деревня. В Хендоне все знают все про дела друг друга. В Хендоне женщина не может пройти из одной стороны улицы в другую, не встретив знакомую или знакомого, или не остановившись поздороваться с мясником, пекарем, продавцом магазина. В Хендоне в супермаркетах покупают только замороженные овощи и стиральный порошок – все остальные продукты покупают в маленьких магазинах, в которых продавцы знают покупателей по именам и помнят их любимые товары. Внешний мир тоже существует, но все необходимое доступно в Хендоне: школы, посвященные изучению Торы, кошерные магазины, синагоги, миквы, компании, не работающие в Шаббат, сваты, погребальные общества. Мы научились так жить давно, когда другого выбора не было. У нас неплохо это получается. Мы, как черепахи, носим дом с собой. Мы верим, что нам скоро придется отчалить к другим берегам. Также это придает нам независимости.
В воскресенье, первый день месяца Хешвана, луна показала крохотный проблеск своей бледной плоти, и неделя скорби о Раве подошла к концу. В «Еврейской хронике» написали некролог на полстраницы, кратко описав жизнь мужчины. Его детали были слегка смутными. «Еврейская трибуна» опубликовала яркий, преувеличенный доклад о достижениях Рава в сопровождении большой фотографии его в зрелом возрасте. Смерть Рава, писали они, была как удар молотком, разрушивший сердце британского еврейства. Эта потеря оставила пустоту, которую никогда не заполнить. Рав был великим праведником своего поколения, заключила «Трибуна», и уже сидит за столом праведников в будущем мире. Нам, обитателям земли, не дано знать, было ли это высказывание более правдивым, чем скромное заявление «Хроники», что Рав умер бездетным.
Для членов других синагог и общин Хендона неделя скорби прошла непримечательно. Равы в них упоминали поступки и события из жизни умершего в своих лекциях. Они знали его ребенком или юношей. Он был лидером, наставником, другом. Их общины торжественно слушали, но после обеденной трапезы, шаббатних песен и дневного сна их скорбь уже была забыта. Прихожане из больших синагог, находящихся в пригородных улочках, читали «Хронику», пожимая плечами или вздыхая. А молодые мужчины и женщины, посещающие «альтернативные» службы, сплоченные оживленными дебатами и ежемесячными вегетарианскими обедами? Сказать, что они радовались, будет слишком. Вместо это скажем, что с его смертью они почувствовали лишь легкое чувство облегчения в связи с исчезновением чего-то, что не было ни либеральным, ни современным, и, следовательно, не заслуживало внимания.
Но в общине самого Рава потеря чувствовалась более глубоко. Во всех этих домах в неделю скорби присутствовало беспокоящее ощущение искажения и необъяснимости. Первый день Хешвана принес с собой некоторое ослабление давления. Неделя скорби окончена. Рав мертв. В этом факте не было ни зерна милосердия, но появилась новая мысль: все же он был стариком, и его уход был естественен. Как только люди позволили этой мысли поселиться в их сознаниях, они поняли, что всегда это знали. Это происшествие не было трагичным. Оно даже не было удивительным. И, почувствовав себя свободнее, члены общины Рава Крушки начали говорить.
Все началось с лавки мясника Левина утром первого дня Хешвана. Магазин был переполнен. Мистер Левин, сын старика Левина, взвешивал за прилавком рубленое мясо и измельченную печень, выкрикивая своему сыну, младшему Левину, чтобы тот принес еще куриных бедер. Это у мистера Левина миссис Блум заметила, как миссис Коэн доставала из холодильника порезанный язык. Миссис Блум и миссис Коэн были покупательницами Левина еще с тех пор, как старик Левин продавал дешевую, еще не кошерную курицу, которую нужно было посолить и осушить. В общем, беседа в мясной лавке Левина – простая и безобидная вещь.
