Черная свеча - Мончинский Леонид (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
— Это не имеет значения, сучий твой потрох!
«Тебя впутали в крупное дело, — подумал, слегка сожалея, Упоров. — Они ни перед чем не остановятся. Чёрная свеча… ты видишь её чад».
Дверь распахнулась так поспешно, что Малина не успел выхватить наган. На пороге стоял взволнованный Ираклий:
— Стадник! Откололся от комиссии, прёт сюда. Нас кто-то вложил.
Зэки переглянулись. Колос воспользовался их растерянностью, бросился к выходу. Чалдон был готов ко всему. Он поймал его за ухо и прижал к горлу нож:
— Тебе не туда, профура!
— Спрячьте его за ящики, — распорядился мгновенно оправившийся от потрясения Дьяк. — Старшина один?
— Один.
— М-да. — Никанор Евстафьевич покачал головой. — Страх потерял Ипполитыч…
Он был прозрачно спокоен и говорил почти ласковым голосом, без фальши:
— Пельмень, вы с Чалдоном задушите мента. Ираклий, покарауль это животное за ящиком. Нож при тебе?
— Все есть.
Никанор Евстафьевич не спеша вынул из мешка верёвку. отрезал кусок, бросил Пельменю:
— Ему положено помереть тихо.
Стадник распахнул дверь так свободно, словно входил в родную хату, шагнул и лишь перед следующим шагом заподозрил неладное.
— Ну, здравствуй, Ипполитыч! — грустно произнёс Дьяк.
— Я здесь, гражданин начальник! — закричал Колос.
Захлестнувшая горло старшины петля опрокинула его на пол сарая. Он захрипел, бордовый от напряжения, начал медленно подниматься, ухватившись за края верёвки и не давая петле затянуться до конца. Воры тянули изо всех сил, по Стадник вставал, оскалив зубы и вытаращив из орбит глаза. Стадник почти выпрямился… когда перед ним возник Упоров. Ещё оставалось сомнение, в глазах напротив — мольба. Как перешагнуть такое?! Вопрос не родился. Раньше был мощный апперкот в солнечное сплетение «Ипполитыча». Он вякнул, а через секунду был мёртв…
— Ну и бык, — Дьяк заметно взволновался. — Положите его под пол. Фигура — при нем? Нету. Инструкцию соблюдает. Ираклий, веди сюда это гнойное существо!
Вор поймал за пуговицу телогрейки Колоса, укорил с отцовской простотой:
— Пошто баловал-то? Убьёт тебя гордец. Он такой! Поведёшь и знай наперёд — другого пути у тебя нету.
— Никанор Евстафьевич…
— Буде каяться. Время торопит. Держи вот, собачке дашь.
Дьяк протянул Колосу кусок колбасы, тут же предупредил:
— Сам не слопай. Яд в ей. Сожрёшь — и прощай твой коммунизм.
— С вами доживёшь…
— С нами зачем? Со своими жировать будешь. Нам одну услугу оказать придётся. Дело своё сделаешь строго. Иначе у этих головорезов пощады не проси. Сам видал, что они с Ипполитычем сотворили. Царство ему небесное!
Дьяк перекрестился, приподняв над головой кепку — восьмиклинку.
— Загорится в старой котельной. Начальство знает — там вся накипь собирается, может, шибко горевать не стоит. Коли словят вас, дело-то обоюдное — Ипполитыча на себя не берите. Найдём, кому грех одолжить. Поклажу не теряйте. Многих воровских жизней она стоила. Вам доверена, с вас спросится…
Глухой взрыв потряс сарай. С потолка посыпалась земля.
— С Богом!
Дьяк опять перекрестился. Помог беглецам надеть половчее мешки с грузом. Молча пожал каждому руку, ладонь Упорова придержал, чтобы сказать:
— Не бери воровского креста, парень. На том кресте себя распнёшь!
— У меня свой крест, Никанор Евстафьевич!
Упоров успел заметить, как Ираклий уронил в дыру под полом тело старшины Стадника, и подумал о чёрной свече, что будет освещать ему дорогу.
Колос постарался усмирить дрожь в голосе:
— Зачем курок взвёл? Зачем?
— Чтоб знал — тебя не бросят.
Пельмень скрипнул зубами с особенной выразительностью, и это подействовало без слов.
Колос приклеился грудью к плоскому песчанику, пополз, стараясь держаться против ветра. Овчарка всё-таки поймала его запах. Шерсть на её загривке пришла в движение, верхняя губа освободила два белых клыка.
— Горда, — задыхаясь, позвал человек. Уши собаки заострились, голова медленно склонилась набок. Она узнала голос. — Иди сюда, собачка, иди!
Колос с трудом выговаривал слова, шаря в кармане телогрейки. Запах колбасы вызывал головокружение.
Зэк боролся с диким желанием сожрать её. Он ел её кожей, чувствуя, как весь превращается в мешок слюней, они уже текут через край. Невыносимо дышать!
Собака приблизилась осторожно и не агрессивно.
— Герда, — прочмокал Колос. — Вот возьми, возьми!
Она повела глазами в сторону водовода, где прятались зэки, слегка рыкнула.
— Тише, тише, собачка, — успокаивал её трясущийся зэк, зная наверняка — первая пуля достанется ему. — Кушай, кушай!
Герда взяла колбасу, без жадности съела, вильнула признательно хвостом.
— Вот и молодец, — облегчённо выдохнул Колос.
Повернул голову, но, увидав торчащий из куста ствол нагана, почувствовал себя плохо. Собака лизнула ладонь, он её тут же отдёрнул, вытер о телогрейку. Герда решила — с ней играют, лизнула его прямо в губы. Он спрятал лицо в землю, вытер о землю губы и попятился. Герда присела, дёрнулась. Распрямиться уже не могла, свалилась набок, загребая сильными лапами сухую траву. А Колос все полз, вернее — пятился, стараясь не замечать страдающих глаз Герды.
— Вы куда, Михаил? — спросил подползший Малина. — Двигайте вперёд!
Гримаса ужаса стёрла траур с лица бывшего чекиста, оно обрело землистый цвет.
— Вы же обещали, — прошептал Колос, — Никанор Евстафьевич лично.
— Ползи вперёд, Михаил! — голос обрёл топ приказа. — Ползи, у меня немеет палец…
Колос всхлипнул. Он не хотел умирать. Потому и полз, изредка вытирая слезы, проклиная родного отца, не сумевшего отстоять сына перед этим выжившим из ума партизанским вожаком. Что-то булькало в его большом теле от неудобства передвижения по мёрзлой земле, покрытой в углублениях зачирелым снегом. Отношения с Русланом уже не казались столь унизительными. Хотелось вернуться на нары — к водянистой баланде и обещанному ему отходчивым Андрощуком месту нарядчика.
Теперь при нем остались одни мечты да трижды проклятые воры с пистолетами…
В кочкарнике, у тощих, настеганных лютыми ветрами берёзок, сделали первый привал. Распаренные быстрой ходьбой и ощущением нахлынувшей свободы, сидели на мешках, похрустывая сухарями, черпая пригоршнями из тёмной лужицы меж кочек ещё не успевшую хватить весеннего духа безвкусную снеговую воду.
Первым поднялся Пельмень, ткнув стволом в сторону Колоса, приказал:
— Поднимайся, боров! Идёшь впереди нас. Ты! — Ствол указал на Упорова: — За ним! И предупреждаю, Фартовый. В случае…
— Оставь свои ментовские замашки! Меня уже предупреждали, — Упоров потянулся с полным пренебрежением к нагану в руке вора. — Слишком много погонял для одного побега!
Пельмень побагровел, но Малина его одёрнул:
— Спрячь фигуру, Шурик. Ты ведь не хочешь спалить всех нас?
— Побег воровской!
— Согласен. Бери у фраеров три сидора, тащи. Теперь слушайте меня: если кто-нибудь попробует замутить поганку, у нас появится лишний сидор. Менты хипишнутся часа через четыре, тогда вам будет не до склок, Шурик.
— Отпустите меня, — промямлил Колос, пряча в ладони лицо.
— Нет, Михаил, — Малина вздохнул. — Друга я не брошу. Двигай!
Беглецы пересекли болото с волчьей осторожностью, хоронясь за высокими кочками. Минут через сорок болото начало переходить в лес. Появились ели и лиственницы с причудливо изогнутыми ветром мускулистыми стволами. Бездонные ключи тайги ещё не начали серебристые разговорчики о своих тёмных тайнах, спрятанных где-то глубоко под моховой подстилкой.
Треск слева лавиной обрушился на обострившийся слух беглецов. Пельмень выбросил в сторону шума наган, успев дёрнуть на себя курок.
— Не дёргайся, Шура, — прошептал не больно твёрдо сам заволновавшийся Чалдон. — Лось ломится. Спал, должно, или кормился. С подветру оборотились, он и чухнулся…
