Наставники - Сноу Чарльз Перси (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

– К сожалению, я должен признать, что вы правы, – сказал Кристл.

На том они и порешили. А я подумал, что их огромная влиятельность в колледже становится вполне понятной, когда убеждаешься, что, даже делая политику, они остаются доброжелательными и тактичными. Я знал, что успешно и долго управлять своеобразным сообществом колледжа можно только в том случае, если пользуешься доверием коллег. И большинство доверяло этим политикам. Да, они были политиками, откровенно стремились к власти и руководствовались в своих поступках жесткими правилами политической игры. Однако они никогда не преступали законов общечеловеческой порядочности. Всегда держали свое слово. Неизменно были особенно щепетильными и справедливыми, когда имели дело с молодежью. И люди полагались на них – хотя считали, что Кристл менее надежен, чем его друг. Грубая прямолинейность Кристла мешала им увидеть, что в глубине души он добрее Брауна.

А вскоре я убедился и в том, что им вовсе не всегда отдают должное – на примере Льюка. В тот вечер Льюк сидел за обедом рядом со мной. Он казался не таким жизнерадостным, как обычно, веселый огонек в его глазах приугас; я спросил, как подвигается его работа.

– По синусоиде, – ответил он. Мне пришлось вспомнить, что синусоида – это кривая, которая идет то вверх, то вниз. А Льюк между тем продолжал:

– Порой мне кажется, что задача практически решена. А порой я думаю, что изобретаю вечный двигатель. Сейчас у меня как раз вторая фаза. И я почти уверен, что никогда не закончу эту проклятую работу.

Он был подавлен и раздражен, а тут вдруг мы услышали, как Браун приглашает Роя Калверта на ленч – «где соберутся в первый раз все сторонники Джего».

– О чем он говорит? – спросил меня Льюк. – Это что же – ответ на совещание у Винслоу?

– В общем, да, – сказал я.

– А меня пригласят?

– По-моему, Браун считает, что вы еще не приняли окончательного решения.

– Мог бы и поинтересоваться, – проворчал Льюк. – Ладно, я потом сам потолкую с ним начистоту.

В профессорской, разливая по бокалам вино, он разговаривал с Брауном спокойно и почтительно. И я снова убедился, что он замечательно владеет собой. Через час, когда мы с Брауном вышли во дворик, Льюк догнал нас.

– Браун, почему вы не позвали меня на ваше партийное совещание? – резко спросил он.

– Строго говоря, его нельзя назвать официальным совещанием, – ответил Браун. – Я думал послать вам записку…

– У вас собираются сторонники Джего, верно?

– Да, некоторые из нас считают, что Джего будет хорошим ректором. Мы…

– Я тоже так считаю. Почему мне ничего не сказали? Почему меня не пригласили на совещание?

Браун шел домой, в город, и, спрятавшись от дождя под аркой главного входа, мы остановились под фонарем.

– По правде говоря, Льюк, мы думали, что вы собираетесь голосовать за Кроуфорда. И не хотели вмешиваться.

– Да я лучше удавлюсь! – рявкнул Льюк. – Зря вы считаете меня дураком, Браун. Джего будет замечательным ректором – лучшего-то в этом колледже, может, никогда и не было.

И вот Льюк пришел к Брауну на ленч – снова скромно сдержанный, одетый изящней и строже, чем все другие, если не считать Роя. Он помалкивал и с удовольствием прихлебывал из бокала душистое монтрашо.

Браун сел за стол напротив Кристла и, оглядев нас, удовлетворенно сказал:

– Очень рад, что вам нравится вино. Я решил, что оно вполне подходит для сегодняшней встречи. В конце-то концов, мы не каждый день собираемся, чтобы обсудить кандидатуру будущего ректора.

На приемах у Брауна, как правило, стол был самый скромный. Два-три бокала сухого вина – этим и ограничивалась выпивка; только раз в год, когда он собирал у себя своих друзей – истинных ценителей хороших вин, – все было иначе. Сегодня мы выпили за ленчем монтрашо, а потом Браун предложил нам еще бутылку кларета.

– Перед деловым разговором полезно немного взбодриться, – сказал он.

Мы были очень благодушно настроены после ленча – и гурман Пилброу, и юный Льюк, у которого были все задатки стать со временем гурманом, и Кристл, и Рой Калверт, и я. Пилброу тихонько посмеивался про себя.

– Бедные, бедные старики ахейцы, – невнятно бормотал он.

Мы спросили, почему это ему вдруг вспомнились ахейцы, и он вполне внятно объяснил:

– Да я тут перечитывал «Илиаду» – на сон грядущий, – песнь XI, и там сказано:

Господи, ну бывает ли что-нибудь мерзее?

Все мы, кроме Найтингейла, с удовольствием попивали вино, а он сидел над чашкой кофе и завидовал нам, но подавлял раздражение и даже принимал участие в общей беседе.

Потом Браун спросил у Кристла, не пора ли нам, по его мнению, начать деловой разговор. После ритуально бесконечных взаимных комплиментов – Кристл говорил, что председательствовать должен Браун, а Браун утверждал, что дух нашего сегодняшнего собрания требует, чтобы председателем был непременно декан, – Кристл без всякого вступления перешел к делу. Он предложил нам высказать, в порядке старшинства, свое отношение к Джего и объявил, что сам он как председатель выступит последним. Мы сидели вокруг неубранного стола, и каждый из нас произнес небольшую речь.

Пилброу говорил по-обычному торопливо и неразборчиво, по его позиция была ясна и понятна. Он сказал, что его огорчают реакционные политические убеждения Джего, но он ценит его дружелюбие, его заботливую внимательность к людям, а поэтому готов поддержать его против Кроуфорда. Я внимательно слушал эту замечательную для семидесятичетырехлетнего старика речь и очень удивлялся равнодушию остальных. Кристл задумчиво крутил в пальцах пустой бокал, даже Браун посматривал на Пилброу со скучающим и рассеянным видом.

Зато сам Браун сразу завладел вниманием собравшихся. В первый раз он сказал о Джего все, что думал, – сказал веско, аргументированно, откровенно, и его чистосердечная откровенность не только убедила нас, но еще и сплотила. Браун утверждал, что Джего будет выдающимся ректором, что если мы добьемся его избрания, то принесем колледжу двойную пользу – или, говоря иначе, совершим двойную ошибку, если позволим пройти в ректоры Кроуфорду: во-первых, колледж получит плохого руководителя, а во-вторых, потеряет хорошего. И этот, второй, пункт особенно важен.

Найтингейл поставил под сомнение славу Кроуфорда-ученого – таких разговоров ни я, ни другие никогда еще не слышали, – и притихнув мы с недоумением поглядывали на Найтингейла; а он ухмыльнулся и закончил:

– Весьма вероятно, что через десяток лет все его работы – как и любые работы такого сорта – будут забыты и колледж окажется в очень странном положении…

Я вслед за Пилброу сказал несколько слов о личности Джего и предложил коллегам задуматься, какие, на их взгляд, человеческие качества нужны в первую очередь ректору.

– Мне представляется, что прежде всего – бескорыстное внимание к людям, великодушие и творческая фантазия. Никто, наверно, не сомневается в том, что у Джего есть фантазия, – добавил я, и все засмеялись, – но мне совершенно очевидно, что он, кроме того, один из самых бескорыстных и великодушных людей в колледже.

Рой Калверт тоже говорил о личных достоинствах Джего, но подробнее, чем мы с Пилброу, и гораздо красочней. В конце своей речи он, по обыкновению, не удержался от озорства:

– Мы с Элиотом считаем, – услышал я, – что Джего – необыкновенный человек. А вам, чтобы наверняка в этом убедиться, надо просто поговорить с ним часок-другой наедине. И если вы ничего не заметите, то не по нашей или его вине.

Льюк коротко сказал, что Джего, по его мнению, прекрасно справится с обязанностями ректора, и он проголосует за него при любых обстоятельствах.